Она приказала мне влюбить в себя её служанку. Я послушался. Потому что не могу её ослушаться. Я должен выполнять любое её желание, любой её приказ. Я же самый верный и самый любимый слуга. Служанку, которую я должен влюбить в себя, она выбрала сама. Ей она давно не нравилась, только вот не было повода выгнать.
Я дарил служанке цветы, которые собирал в саду. Служанка им радовалась, как маленькая. А она следила за нами из-за угла и улыбалась уголками губ. Я не помню, сколько служу своей госпоже. С самого детства или, может быть, ещё раньше. Я помню, что, когда она была маленькой, она любила сидеть на ветках старого дуба в углу сада. Помню, как она смеялась, откидывая голову. Помню, как один раз взяла меня за руку – я был тогда такой же маленький и везде с ней носился. Сейчас она почти никогда не смеется.
Служанка через некоторое время влюбилась. Она становилась жутко неловкой, когда видела меня. Норовила ко мне прикоснуться. К груди, к запястью, к плечу, к локтю. Я чувствовал себя полностью облапанным ею. Моей госпоже это нравилась. Она улыбалась, когда я ей это рассказывал. Для неё это было чем-то вроде театра, посмотреть который она ездила с отцом два раза в месяц.
Служанка провела со мной ночь в сарае, где лежит сено. От неё пахло травой, землей и почему-то клубникой. Служанка не переставала улыбаться. Ярко и легко. Она была живой. Самой живой на свете. Мы потом гуляли в саду, потому что она не могла заснуть, а мне почему-то хотелось находиться с ней рядом. Запах травы, земли и клубники.
Служанка часто брала меня за руку и прижимала к щеке. Щека у неё была горячей и гладкой. Ей хотелось расплакаться, она не переставала говорить о том, как она счастлива, о том, что сейчас упадет в обморок. Служанка оказалась слишком впечатлительной.
Когда я рассказал об этом моей госпоже, то она рассмеялась. Впервые за несколько долгих и серых лет. У неё был не такой смех, как в детстве. Но она снова смеялась. Нелепо вздрагивая, цепляясь за все подряд – она даже уронила вазу с цветами. Потом попросила меня наклониться к ней и прошипела мне в ухо, чтобы я бросил эту служанку. Сказал, что я люблю её, свою госпожу, всем сердцем. И что служанка для меня была простым развлечением на одну ночь. Сказал, что для меня это не имеет значения, что я привык играться чувствами людей, привык разбивать сердца, что мне ничего от этой служанки не нужно. Сказал, что она вела себя, как последняя трактирная шлюха.
Я кивнул. Я всегда должен подчиняться. На самом деле, у меня не должно быть собственных желаний. Только желания госпожи. Я должен их всегда выполнять. Всегда. Всегда. Всегда.
Я сказал всё, что попросила меня сказать госпожа, служанке тем же вечером. Служанка отвернулась от меня и разревелась. Она билась в истерике, а я даже не мог её утешить. Запах трав, земли и клубники. Я стоял, как будто меня это все не касалось. Как будто слова госпожи вдруг стали правдой.
Она стояла и наблюдала за нами с балкона. И почему-то у неё было очень счастливое лицо. Почти такое же, как когда она в детстве сидела на деревьях и болтала ногами.
