Было темно. Лишь изредка из мрака стремительно вылетали сгустки холодного пламени. Что-то в их форме тревожило Ирсона, но стоило танаю попытаться сфокусироваться на них, как сгустки тотчас взрывались, растекаясь струями разноцветного света, словно гигантские сверкающие парашюты семян одуванчика...
Танай с трудом разлепил веки. Всё поле зрения занимал огромный серый глаз, недобро смотревший на Ирсона из-под хмуро опущенной чешуйчатой брови. Танай даже икнул от неожиданности.
– Это не галлюцинация. Это тут потолок такой, – донёсся до него голос Талии.
– Тут – это где? – со стоном повернувшись на бок, спросил Ирсон.
– Понятия не имею, – пожала плечами ан Камианка.
Она сидела у противоположной стены на жёсткой койке – овальной, окружённой низкими бортиками из полированного дерева и оттого удручающе похожей на гроб без крышки.
– Я уже волноваться стала – никак не могла тебя добудиться. Помочь тебе встать?
– Нет... – протирая глаза, протянул Ирсон. – Скажи, что всё мне только померещилось и твой друг милосердник не нападал на нас.
– Угу, – фыркнула Талия. – И мы сейчас в гостях у моей бабушки Аласаис.
– Скорее уж – у дедушки Веиндора, – косясь на потолок, проворчал Ирсон.
– В любом случае это не мастерская скорняка. Наши шкуры – при нас, я не муфта, ты не туфли. Уже хорошо.
– Есть идеи, зачем Инон нас сюда затащил? – проигнорировал её вялую попытку пошутить танай.
– Масса. Я уже исфантазировалась вся до облысения. Это место донельзя похоже на камеру для тех, кто чем-то прогневил Веиндора. Так что не удивлюсь, если Инон сдал нас каким-нибудь... борцам с ересью. Ему ведь в эту сторону пытались завить мозги – так мы с тобой, помнится, решили?
– Думаешь, мы в Элидане? В одном из храмов Веиндора? – садясь, спросил Ирсон.
– Уже не думаю. Боюсь, самыми благонадёжными борцами с ересью он теперь считает наших заговорщиков. Да ты и сам что-то в этом роде подозревал.
– Но почему? Они ведь явно злоумышляли против Веиндора. Подстрекали нас... – Ирсон осёкся. – Я понял.
– Ну да. Подстрекать можно с разными целями. Насвистели они Инону, например, что хотели вывести нас на чистую воду. Он и купился, – состроила кислую гримаску Талия. – Особенно паршиво, что у тебя отняли сонный камень. Без него мы вряд ли сможем убедить Инона, что его водят за нос.
Ирсон принялся проверять карманы, словно надеялся, что по несказанной милости Тиалианны их главное доказательство завалилось за подкладку и осталось незамеченным.
– Не старайся. Нас обобрали до нитки. Все бирюльки и убивульки канули в Бездну. У меня вон для верности даже сапоги забрали, – Талия пошевелила обтянутыми полосатыми носками пальцами. – А пол здесь холоднючий!
– Всё тело саднит, – в ответ пожаловался Ирсон. – Ты тут об меня случаем когти не точила?
– Нет. Они вживили тебе под кожу антимагическую сеть.
Танай скрипнул зубами от злости. Лишить волшебника волшебства – можно ли выдумать что-нибудь гнуснее? Он невольно потряс рукой, будто пытался отделаться от налипшей на неё паутины. Талия сочувственно приподняла кончик хвоста.
– А ты не можешь... выживить её обратно? – овладев собой, спросил танай.
– Нет. Я уже пыталась. Без толку. Я могу только облегчить зуд.
– Будь добра, – после некоторой заминки сказал Ирсон.
Талия поспешила на выручку. Её проворные пальцы прошлись по рукам Ирсона, его груди, лицу – ненадолго задержавшись у губ, затем перекочевали на спину, даря приятную прохладу, снимая напряжение.
– Влипли мы с тобой всеми лапами и хвостами, – напоследок обняв таная за шею, горько вздохнула ан Камианка.
– По самые ноздри... Ты кого-нибудь видела?
– И снова нет, – вернувшись на своё место, ответила Талия. – Хоть бы покормили нас, что ли.
В этот момент на одной из свободных от мебели стен проступил прямоугольный силуэт. Потайная дверь бесшумно отъехала в сторону, и в проёме показался Инмелион собственной персоной.
– Не пытайтесь покончить с собой, – прямо с порога строго заявил он. – Помимо меня, здесь есть силы, способные удержать ваши души на отведённом им месте.
– Как мило с твоей стороны предупредить нас, – возмущённо оскалилась Талия.
Ирсон же был слишком взбешён, чтобы выдавить хоть слово.
– Я говорю это лишь потому, что соприкосновение с этими силами способно повредить ваш рассудок. Необратимо, – так же назидательно продолжал жрец.
Треволнения последних дней явно не прошли для него бесследно. Он похудел. Морщины на его лице будто стали глубже, а припухшие глаза блестели как в лихорадке. Инон по-прежнему держался прямо, голос его звучал ровно, но вся эта величавая подтянутость, «боговдохновенная» уверенность в себе казались какими-то нарочитыми, наигранными. Очевидно, предав друзей, он не обрёл покой, которого так жаждал.
– До нас и так уже дошло, что твои новые хозяева большие профи по вывихиванию мозгов, – процедила Талия.
– Ты не понимаешь, о чём говоришь, – вскинул голову Инон.
– Я-то отлично понимаю. А вот ты, кажется, забыл, что в этой компашке не слишком-то любят твоего прежнего господина и повелителя.
– Ты глубоко заблуждаешься. Они любят его, хотя их любовь и не слепа.
– Тогда зачем они приходили ко мне и Талии? Зачем склоняли нас бороться с Веиндором? – спустив ноги на пол, спросил Ирсон.
– Вас испытывали.
– Видишь, я ж тебе говорила, – дёрнула ухом ан Камианка.
Она глубоко вздохнула, и когда заговорила вновь, в её голосе не было ни тени обиды или неприязни.
– Послушай, Инон, мы все в большой беде. Ты и сам знаешь, что на этих... заговорщиков работает очень сильный телепат. Но вот чего ты явно не знаешь, это то, что он пытался влиять на тебя и Ирсона.
– Через сны, – вставил танай.
Бескровные губы жреца чуть заметно дёрнулись. «В яблочко», – подумал Ирсон.
– Перед тем как исчезнуть из куба, ты ведь видел сон, верно? – продолжала Талия. – Сон о том, какое ужасное преступление против Веиндора мы с тобой совершили, борясь за закон об одушевлённых предметах. Ну, скажи мне, я права?
– Предположим, – холодно обронил жрец.
– Вот. Ты увидел этот сон не случайно. Его тебе навеяли телепатически, чтобы развернуть в нужную им сторону.
– Твои слова невозможно проверить.
– Ещё как возможно!
– В моих вещах был сонный камень, – сказал Ирсон. – Воспользуйся им и узнаешь наверняка. Эти штуки стоят энвирз знает сколько именно потому, что никогда не лгут. Сам Ланфейр создавал их и...
– Сонные камни никогда не лгут, а Ланфейр – не вассал Аласаис! – с внезапно прорвавшимся наружу желчным ехидством проговорил Инон. – Поистине, кошачье коварство не знает границ. Вы на всё пойдёте, чтобы остановить...
– Что? – подалась вперёд Талия.
– Прозрение. Прозрение всех тех, кто служит Смерти и Рождению, – напыщенно ответил жрец.
– И что же вы такое узрели, что не даёт нам, котам, есть мышей спокойно?
– Мы увидели, куда скатится мир, если мы и дальше будем оставаться в стороне. В лучшем случае кругом будет сплошной Анлимор – с его взятками, интригами, проститутками, разводами, межрасовыми браками и детьми, по своему выбору меняющими семьи. С его культом богатства и безграничным ублажением плоти... А в худшем – мы все окажемся под мохнатой пятой у горстки телепатов. Вся эта мерзость будет множиться и множиться, пока не захлестнёт нас... если мы не положим этому конец! – стиснул челюсти Инон.
– Какое дело тебе как жрецу Милосердного до всего этого? – недоумённо нахмурилась Талия. – Я понимаю, если бы те же анлиморцы баловались некромантией и всем таким прочим... но банальный разврат?.. Он, конечно, может раздражать тебя как элиданца, однако как жрец ты должен быть к нему совершенно равнодушен – точно так же, как и твой господин. Милосердный потому и милосердный, что все существа, независимо от образа их жизни, равны для него.
– Для него как для силы. Для него в его безличной ипостаси, – вкрадчиво уточнил жрец.
– А другой у него и нет, – развела руками Талия.
– И ты в восторге от этого, верно? – негодующе воззрился на неё Инон. – Можешь творить что угодно. Привольно. Безнаказанно.
– Я никогда не сказала ни слова против Веиндора, не нарушила ни одно из его предписаний, – отчеканила Талия, поднимаясь с постели. – Меня можно ругать за форму, но никак не за содержание. Я спорила с его жрецами – с тем, как они толкуют изречения Милосердного. И всё. Как у него сказано? – она нетерпеливо постучала пальцем по предплечью. – «Ни одна душа не должна удерживаться в неживом насильно». И точка. Больше в первоисточнике ничего нет. Всё остальное появилось позднее благодаря вашим элиданским толкователям, которые не стеснялись примешивать к учению Милосердного всякую отсебятину – своё местечковое, мещанское понимание греха, блага и всё такое.
– Но к Веиндору они явно были ближе тебя, – не скрывая презрения, заявил жрец.
– А вот об этом не тебе и не мне судить, – твёрдо сказала Талия.
– Веиндор не опроверг их слов.
– Он и моих не опроверг.
– Твоя дерзость переходит все границы! – видимо исчерпав аргументы, возмутился Инмелион.
– Я никогда не брала на себя наглость додумывать что-то за Веиндора, выдавать свои мысли, своё понимание морали и нравственности – за его. А вы без зазрения совести подменяете одно другим, – выпалила Талия.
– Мораль не может быть разной. Либо она есть, либо её нет.
– Это логика либо есть, либо нет. А мораль – штука гораздо более тонкая. Ты перестаёшь быть служителем наэй, утверждая, что для всего в Бесконечном есть единая мерка! Я не верю своим ушам. Опомнись, Инон! Милосердный не заглядывает к существам в кладовки, духовки и под одеяла. Его дело – Смерть и Рождение. В высоком смысле этих слов. Он бесстрастно принимает решения, равно заботясь обо всех душах, не зная ни любви, ни презрения, ни волнения...
– В его безличной ипостаси, – упрямо повторил жрец. – А в личной – он содрогается от отвращения, глядя на то, во что стараниями таких, как ты, превращается Бесконечный. И во что он неминуемо превратится, сдай мы, элиданцы, свои нравственные позиции.
– Это он сам вам сказал? – не удержался Ирсон.
– Мне это стало известно, – отрезал жрец. – Он стал осознавать, что без личностной ипостаси ему не обойтись. Не прояви он себя как личность, всё хорошее будет утеряно, поругано, высмеяно, уничтожено. Но стоило ему понять это, решиться прийти в мир, как вмешались вы. Подослали к нему эту гнусную кошку Эталианну, чтобы вывернуть его замысел наизнанку, использовать Милосердного в своих целях.
– Дай угадаю: она использовала его, чтобы свести счёты с своими недругами из числа эалов – науськала Веиндора сцапать их в Канирали, – насмешливо фыркнула Талия. – Тебе самому не смешно? Если бы Эталианна обладала хоть каким-то влиянием на Милосердного, она бы в первую голову отговорила его трогать своих соплеменников.
Но жрец уже не слышал её. Прищурив глаза, он буравил глазами стену камеры. На судорожно напряжённых руках и шее пугающе вздулись вены, он чуть заметно покачивался в такт своим словам.
– Она слишком глубоко запустила в него когти... Ему не вырваться самому. Поэтому помощь должна прийти извне, – бормотал Инмелион. – Веиндор должен найти того, кто согласится предать себя его воле, раствориться в нём и стать его голосом в Бесконечном. Сосудом для его силы, через который изольётся в мир вся полнота истины Милосердного.
– Уж не тебя ли? – полюбопытствовала Талия.
– Нет. Не меня. Я недостаточно чист, – не удостоив её взглядом, ответил жрец. – К счастью, есть и другие. Не замаранные вашим кошачьим влиянием.
– Та жрица, что напала на меня, да? О, нам есть что тебе про неё рассказать! – подперев когтистым пальцем щёку, протянула Талия.
– Ты не понимаешь, о чём говоришь. Она – вне подозрений, – отмахнулся Инон.
– Ой ли? Она ненавидит алаев вовсе не по какой-то... возвышенной причине. Тут всё гораздо приземлённее: одна из кошек Аласаис отбила её возлюбленного.
– Ты и не представляешь, какую чушь несёшь, – жрец даже улыбнулся.
– Почему же чушь? Мы сверили её голос с образцами в нашем хранилище, нашли соответствие и разыскали того, кто обеспечил твою коллегу мягким сопрано – в придачу к телу весьма соблазнительного вида. Она хотела обольстить дракона по имени Криан ан Сай, вот и обратилась к тушечнику за новой, более привлекательной, оболочкой.
– Это смешно, Талия. Тем более что речь не о ней. Она также не посчитала себя достаточно чистой.
– Но вы уже нашли кого-то на эту роль?
– Да. Нашли, – почтительно склонил голову Инон.
– И теперь вы растите его, чтобы натравить на Веиндора.
– Я ращу не узурпатора, но освободителя. Того, через кого нам явится Истинный Веиндор! – в исступлении вздёрнув подбородок, провозгласил жрец.
Талия осторожно протянула к нему руку, словно собиралась примирительно коснуться запястья бывшего друга. Жрец дёрнулся, и острые коготки ан Камианки взрезали кожу на его запястье – едва-едва.
Ирсон невольно затаил дыхание.
– Танайский яд? – склонившись к Талии, процедил жрец... и пошатнулся. – Тебе ли не знать – мой дух защитит меня от любой отравы.
– На твоём месте я бы не был так в этом уверен, – прошипел Ирсон у него за спиной и метко плюнул Инону на шею. – В твоей духовной сфере такая дыра, что даже недотанаю вроде меня по силам плюнуть тебе в душу.
Жрец выгнулся от боли и мешком повалился под ноги Талии. Присев на корточки, ан Камианка быстро провела руками вдоль его тела, обследуя карманы.
– Есть! – радостно пискнула она, демонстрируя Ирсону связку иголок. – Он всегда их с собой таск... – Талия вдруг замерла, болезненно скрючившись. – Пом... иг...
Выхватив у неё иголки, Ирсон всадил сразу две – в грудь и плечо жреца. Талию отпустило.
– Да обовьёт тебя Аласаис! – благодарно выдохнула ан Камианка, с облегчением плюхнувшись на пол. – Как он меня скрутил...
– Так понимаю – сонного камня у него нет?
– Нет. Я хорошо посмотрела. Ох, Инон, Инон, погляди, до чего ты себя довёл! – поправляя иглу, вздохнула Талия. – Тебя уже и отравить можно. Понимаешь, что это значит? Ещё не понимаешь...
Она помолчала, поджав губы, с болью глядя на жреца, и сказала, видимо решившись на что-то:
– Будем надеяться, хоть так поймёшь.
– Что ты хочешь сделать? – обеспокоенно спросил Ирсон.
– Покажу ему свои воспоминания – всё, что удалось разнюхать про его приятелей. Пусть увидит собственными глазами, на кого он променял нас, наше общее дело... и своего наэй, – мрачно проговорила Талия.
Повернув голову Инона набок, она растянулась рядом с ним на полу и, положив руку на висок жреца, застыла. Нос к носу. Глаза в глаза.
Ирсон терпеливо ждал, пока она закончит водить экскурсию по своей памяти, и едва не подпрыгнул от неожиданности, когда, жалобно вскрикнув, Талия отпрянула от жреца.
– Он умер, – ошарашенно прошептала она, подобрав под себя ноги.
– А как же твои хвалёные иголки? – опешил Ирсон.
– Они могут удержать душу того, кто хочет воскреснуть в своей запасной тушке, но душу, рвущуюся к Веиндору за забвением, готовую потерять прежнюю личность и родиться вновь, остановить не в силах, – опуская веки жреца, объяснила Талия. – Он ужаснулся тому, что сделал, и умер. Насовсем умер, понимаешь, Ирсон, насовсем.
– А эта, несостоявшаяся Крианова пассия, сможет перехватить его душу?
– Понятия не имею. Я не ожидала... – Талия подняла на друга полные ужаса глаза.
– Мне жаль, что всё так закончилось. Но нам надо двигать отсюда! – решительно сказал Ирсон, протягивая алайке руку; Талия с трудом встала, по-прежнему не отводя взгляда от покойника. – Вот только как...