Кошка, которая умела плакать (Книги 1 и 2 + Аудиокнига)

8. ЗЛОПАМЯТКИ (ч.1)

    Но жрец остался непрошибаемо серьёзен. Со спокойствием матёрого воспитателя детсада он принялся втолковывать танаю, что существа разных рас имеют разные представления о достойном и недостойном поведении и долг наш, как добрых наэйрианцев, уважать чужие ценности и не пытаться склонить ближнего к тому, что он считает неподходящим для себя любимого.

    В самой этой проповеди не было ничего крамольного. Ирсон был готов и «уважать», и «не пытаться», только вот... только вот готов ли был сам Инон? Как и любой танай, Ирсон обладал абсолютным слухом на чужие эмоции. И в голосе жреца ему всё отчётливее слышались презрение, высокомерие, нетерпимость. Особенно когда, приведя самого себя в качестве образца толерантности, Инон принялся в красках описывать «скверные манеры госпожи ан Камиан», которые он безмолвно сносит вот уже который год. «Однако всему есть предел. Одно дело – сходить в цирк, и совсем другое – самому рядиться в клоунский наряд. Это, простите, уже слишком!» – «пошутил» жрец.

    Ирсон скрипнул зубами, но на лице Талии не дрогнул и мускул.

    – Зачем же так грубить господину Тримму? – пропела она, безропотно проглотив свою половину оскорбления.

    – Увы, Талия, я не знаю, как иначе донести до нашего друга, что на мой элиданский вкус его предложение отдаёт...

    – Оно отдаёт горечью, которую чувствует каждое стоящее существо, когда, во имя высшей цели, ему приходится смирить свою гордость, – тихо и серьёзно сказала Талия.

    Разговаривая со жрецом, нахальная ан Камианка становилась предельно корректной и пронзительно кроткой. Она терпеливо сносила упрёки, всеми силами пытаясь вернуть разговор в конструктивное русло. Эта самоотверженная преданность делу трогала Ирсона до глубины души. Реакция же милосердника была прямо противоположной. Чем скромнее вела себя Талия, тем больше распалялся жрец. Он словно жаждал вывести её на чистую воду, продемонстрировать, что она отнюдь не такова, каковой хочет казаться. На языке у Ирсона вертелось столько ядовитых слов, что, вынужденный прикусить его, он почувствовал себя отравленным.

    Однако самоуничижительная тактика Талии снова принесла плоды. Жрец покорился судьбе и, так сказать, разрисовав лицо и приделав к туфлям помпоны, вышел на арену.

    Сейчас они с Талией показательно собачились, буравя друг друга взглядами под статуей Веиндора, на глазах у целой толпы бриаэлларцев. А Ирсон, сидя в гостях у ан Камианки и наблюдая за всем этим через зачарованную крышку стола, немного завидовал, что Талии представилась возможность выпустить пар таким безопасным способом.