Кошка, которая умела плакать (Книги 1 и 2 + Аудиокнига)

17. ОПОЛОВИНЕННАЯ КОШАЧЕСТЬ (ч.3)

По телу Аниаллу прошла сладостная дрожь. Губы алайки сами собой расплылись в гордой, самодовольной улыбке. Ничто больше не могло угрожать ей. Она сама стала воплощённой угрозой. Паря над креслом, она разглядывала свои длинные сильные пальцы, выпускала и втягивала лезвия ногтей, представляя, с какой лёгкостью эти изящные руки могут разорвать в клочья плоть её врагов. Да что там руки – каждый лепесток её одеяния, словно блёстками из дымчатого стекла, был покрыт мириадами крючковатых когтей. Вонзившись в тело жертвы, они высосут из неё всю жизненную и магическую силу и сохранят для своей хозяйки в атласной толще её живого одеяния. Аниаллу медленно проводила языком по клыкам, наслаждаясь их смертоносной остротой. Она окидывала взглядом богато убранную залу и с жестоким сладострастием думала о том, что стоит ей пожелать, и эти прочнейшие колонны и зачарованные статуи, стоящие здесь веками, разлетятся в пыль, а стены станут жалкой грудой камней. Как упоительно было чувствовать свое могущество, возможность выполнить любое самое мимолётное и бессмысленное желание!

Аниаллу схватила драгоценный бокал... И неожиданно остро ощутила его хрупкость – словно бабочка доверчиво села ей на ладонь, одно движение – и...

– Разве это я? Разве это моё желание? Тут что-то не так, – острой льдинкой блеснула в её сознании трезвящая мысль.

Блеснула и растаяла, растворилась в океане грозной, необузданной силы, пробудившейся в Аниаллу. Да-да, именно пробудившейся, не данной извне, а лишь освобождённой чьей-то дружеской рукой... в самый критический момент.

– Я не хочу уничтожить то, что прекрасно, – словно извиняясь перед бокалом, проговорила Алу. – Я хочу расправиться с мерзостью. С худшей из мерзостей, которая обвила мою душу! Я не хочу больше быть жалкой змеиной рабыней. Не хочу быть ничьей рабыней. Никогда больше! Свободы! Хочу свободы! – страстно прокричала Аниаллу... и в тот же миг поняла, что так и будет – отныне и навсегда.

Покусывая среднюю фалангу указательного пальца, Алу вчувствовалась в необычайные ощущения, охватившие её. Как легко, как восхитительно легко стало у неё на сердце! Она больше не была рабыней Тиалианны, о нет. В мгновение ока, одним движением души Аниаллу избавилась от всех цепей... даже тех, которые прежде таковыми не считала.

Мир вокруг стал упоительно невесом, прозрачен... однороден. Больше не было приятных и неприятных ей существ, близких и неблизких ей идей, добра и зла, справедливости и несправедливости, правильного и неправильного. Она была больше ничего никому не должна – в том числе и самой себе. Её самой, в сущности, тоже больше не было – и это было изумительно. Аниаллу расхохоталась в экстазе. Её пальцы, всё ещё державшие бокал, сжались, скомкали тончайшее золотое кружево, унизанное чёрными камнями. Никаких разочарований и опасений, никаких обид, сомнений и угрызений совести. Безграничная, подлинная свобода. Разве потерять свою так называемую личность – всё это нелепое нагромождение убеждений, мнений, взглядов, желаний, стремлений и целей – большая цена за предложенное ей безусловное, чистое счастье?