Стопка документов на столе была высотой с торт. Не хватало только розочки сверху.
– А давайте я все подпишу не глядя? – предложила я без особой надежды.
– Нет уж, – Ласло погрозил пальцем. – Вы их внимательно прочтете, прежде чем подписать, и кое-что заучите наизусть. Вот, например, как звали вашего двоюродного дедушку, который оставил вам наследство?
– Эээ...
– То-то же. Не беспокойтесь, времени у вас достаточно, я никуда не тороплюсь.
Мы сидели в адвокатской конторе «Анри и Нуадда» на задворках цивилизации – вроде бы и в центре, но в таком невообразимом лабиринте грязных улочек и облезлых стен, что представить себя в столице совершенно невозможно. Впрочем, сама контора была обставлена недешево, хотя и без роскоши. И кофе у них был хороший, дорогой. Думаю, обтяпывать делишки Тайной службы – дело прибыльное.
С документами о наследстве я разобралась довольно быстро. Двоюродного дедушку звали Марио – обычное марранское имя. Он пропал в море еще до рождения моей матери. Бабушка говорила о нем редко и называла «малыш». Он был, наверное, совсем юным. Может быть, в хрониках Кеннесоу есть его имя, туда ведь записывают всех, кто умирает или рождается. Но в графе «отец» у моей мамы стоял прочерк. Наверное, он был женатый человек, и бабушка не стала его называть. Может, он даже до сих пор живет в Кеннесоу и заглядывает в нашу таверну. Да нет, вряд ли, тогда ему должно быть лет сто...
Разбирая остальные бумаги, я внезапно со всей отчетливостью осознала, что теперь я не кто-нибудь, а человек уважаемый, солидный, владелица небольшого состояния, собираюсь открыть свое дело, зажить собственным домом. Когда все на словах, на обещаниях – это одно, и совсем другое – подписывать контракты на вложение капитала, на оказание юридических услуг, договор купли-продажи дома в пригороде Иниссы, налоговую декларацию, смету на ремонт, договор подряда, запрос в городской совет о разрешении на открытие постоялого двора и ресторана криданской кухни «Золотой лев»...
Название меня несколько смутило.
– По-моему, провокация чистой воды. Давайте уж сразу: «Шпионский притон»!
Ласло рассмеялся.
– Бросьте, Танит. Банальное название, с нашим-то гербом. В Криде «Золотые львы» на каждом шагу – то корабль, то марка бренди, то военная школа. Рестораны тоже наверняка есть. Но в Марранге ни одной конторы с таким названием, мы специально проверили. «Молодые львы» – есть, «Красный лев» – есть, а золотого нет. Практически единственное название, которое однозначно указывает на Криду. Экзотика, изюминка, ну вы понимаете. Для привлечения клиентов.
– А кто такой этот Гильермо?
Его имя стояло в контракте на оказание юридических услуг и в договоре купли-продажи. Владелец адвокатской фирмы в Иниссе.
– Ваш поверенный. Будет вести все счета, контракты, налоги, деловую переписку, правовое обеспечение, хм, защиту в суде, если до этого дойдет. Он подыскал для вас дом по нашим указаниям и купил, пока на свое имя. Он же найдет бригаду строителей, которые не будут задавать лишних вопросов по поводу некоторых, хм, особенностей планировки. Очень надежный человек, настоящий профессионал, буквально юридический гений. Кроме того, с ним решаются все вопросы относительно фальшивых документов и тайных операций. Вам придется немного приторговывать контрабандой и давать взятки чиновникам, ну знаете, меньшим грехом прикрывать больший. Властям кажется, что они знают все ваши секреты, и на вас смотрят сквозь пальцы. Гильермо поможет навести мосты. И не стесняйтесь брать с собой на деловые встречи Кенджиро. Он не ударит в грязь лицом, а его внешность, знаете ли, открывает много дверей.
Я ответила ему кислым взглядом. Я и так знаю, что мой мужик красивее меня, не надо об этом напоминать.
– Вы бы хоть портретик его показали. Чтобы я знала, с кем придется иметь дело.
Ласло покачал головой.
– Вы пока не знаете его в лицо. Вам назвали его владельцы вот этой конторы. Держите, официальная рекомендация от них и поручительство, на основании которых вы выбрали его своим поверенным.
– По-моему, так поступила бы только полная дура.
– Нет, что вы, просто немного наивная и неопытная женщина, которая с радостью перекладывает, хм, принятие решений на тех, кто больше смыслит, – усмехнулся Ласло. – Вам следует чаще прибегать к такой маскировке, дорогая Танит, это внушает доверие людям. А ваша прямолинейность и, хм, убийственная логика, наоборот, кажутся опасными.
– Ну хорошо, надеюсь, этот ваш Гильермо окажется достаточно умен, чтобы я могла рядом с ним разыгрывать дурочку.
– Я думаю, вы сработаетесь. Он вам понравится.
Я приподняла бровь:
– Он высокий белокурый атлетически сложенный красавец?
Ласло подавился смехом, безуспешно стараясь сдержаться, и отказался объяснять, что его так рассмешило. Через две недели, познакомившись с Гильермо, я сама все поняла. Он был чернявый, бородатый, низкорослый и склонный к полноте, чтобы не сказать жестче. Но Ласло оказался прав, мы отлично сработались.
– А вот портретик, на который вы просто обязаны взглянуть. Ее зовут Кэтрин. Восемнадцать лет, очень живая и подвижная девочка, типаж такой, хм, разбитной служанки из комедий. Вам надо будет принять ее на работу, когда она придет по объявлению.
– Что, тоже юридический гений?
– Гений, но скорее в противоположной области... нарушения закона. Бывшая, хм, уличная воровка. И виртуозная, заметим. У городской стражи на нее ничего нет... и не будет, пока она применяет свои таланты так, как нужно нам.
Честно говоря, мне сразу представилась наглая и вульгарная девка. А ведь я могла бы сообразить, что по-настоящему хорошая воровка так не выглядит. Любимый номер, который откалывала Кэт: «скромная студенточка, рассыпавшая книжки на мостовой». Тот, кто помогал их собрать, и не замечал, как лишался кошелька. Уличное воспитание, конечно, давало о себе знать, но жизнерадостности в ней было больше, чем наглости, и легкомыслия больше, чем порочности. С ней мы тоже сработались.
– Поваров наймете сами по потребностям, и официантов тоже. Виночерпием вполне может поработать Кенджиро, если я правильно помню, ему приходилось. Что касается поставок криданского вина, я бы посоветовал вам подключить ваших подруг из Муруввы. До границы достаточно близко, ферма у них неплохая, и нас бы очень устроило, если бы мы могли использовать этот канал. Тайная служба в первую очередь учит не пренебрегать старыми связями. Нелегко найти людей, которым можно безоговорочно доверять.
Но я его не слушала, с удивлением уставившись на последний документ в стопке: единственный, написанный на фарис.
– Подождите-ка... Разрешение на... как это по-нашему-то... на опеку? Что за чушь? Так, выдано Танит из Кенесы, блин, не могли не переврать... подписано кади Исфахана, все дела... это кто еще такой, Муса Джарваш? «Джарваш», ага, Немой. Прозвище, что ли? Пятнадцати... тьфу, шестнадцати лет, сирота, приют... приют...
Меня будто ударили поддых, и слово «Шираз» расплылось перед глазами. Я всхлипнула и отвернулась.
– Танит, – Ласло успокаивающе коснулся моего плеча, – это разрешение ни к чему не обязывает. Вы можете дать ему ход, а можете не дать. Вы ведь приняли такое участие в судьбе мальчика, почему бы не продолжить?
– Но я... честно говоря... мне в голову... так он правда немой?
– Мы выяснили: Муса глухонемой от рождения. Читает по губам. У него некоторая, хм, задержка развития, ну, и потрясение от плена... Вы понимаете, иначе бы его не оставили в приюте надолго. И разрешение на опеку не выдали бы. Формально ему шестнадцать. Но на самом деле намного меньше.
– Господи всемогущий, да что я с ним буду делать?
– Вам все равно понадобится конюх для постоялого двора. Мальчик – пастух, хорошо обращается с животными. Энкинам он потому и попался, что был со стадом. А поскольку сирота, в родной деревне о нем и думать забыли.
Я хмурилась и кусала губы.
– Вы это специально говорите, чтобы меня разжалобить? Вы потому хотите, чтобы он у меня работал, что он глухонемой? И умственно отсталый? И вроде как мне обязан?
Ласло положил подбородок на переплетенные пальцы, отвел глаза на мгновение, но потом снова посмотрел на меня.
– Не надо считать нас бездушными чудовищами, сударыня, – сказал он со вздохом. – Мы, безусловно, печемся о деле, но это не значит, что мы печемся только о нем. Не следует упускать возможности сделать что-то доброе – если ты можешь. Так, по крайней мере, думаю я. И моя работа иной раз дает мне больше возможностей, чем кому-либо другому. Обычным порядком подобное разрешение не получишь, вы же марранская гражданка. Но вы единственная во всем мире, кому есть дело до этого мальчика.
Я молчала, и он продолжал:
– Возможно, мне следовало сначала поговорить с вами, но понимаете, подвернулся удобный случай, не было времени обсуждать. Разрешение получено, и вы можете делать с ним, что хотите. Мальчик ничего не знает – и не узнает, если вы не приедете и не заберете его. Простите, если я, хм, переоценил степень вашей заботы о нем.
– Если честно, мне бы такое и в голову не пришло. То есть, я думала, конечно, чтобы оставить его в лагере, но это было так...
– У вас не было возможности. А теперь есть. Добавлю еще, что Кэтрин знает язык жестов. Воришки часто им пользуются. У них не будет особенных затруднений в общении. Возможно, она даже сумеет научить его грамоте, если это не сделали в приюте.
– Ну вы и мастер уговаривать! – сказала я, сама не понимая, с досадой или с восхищением.
Он пожал плечами и просто ответил:
– Это моя работа.
«Я его почти не знаю», – думала я. Ну, зачем кривить душой, я его кормила, поила и спала с ним в одной палатке. В отличие от всяких там Гильермо и Кэтрин, о которых впервые слышу. А ведь с ними придется работать, и не где-нибудь, а в области не слишком законной, и в каком-то смысле доверять свою жизнь. Чем мальчик хуже? Он хорошо чистит картошку, я всегда уважала это умение в людях. Ухаживает за лошадьми, моет посуду... Работа для него найдется.
Ну да, я не знала, как его зовут. Но, положа руку на сердце, что я знаю о том же Кенджиро? Я даже не спросила ни разу, настоящее ли это имя. И какая разница? Человеку либо доверяешь, либо нет. Мальчику я бы доверяла. Скорее я не доверяла себе. Смогу ли, справлюсь? Тогда, в лагере, я не чувствовала к нему какой-то особенной любви и нежности – только пронзительную, удушливую жалость. Но ведь никто не ждет, что я стану для него матерью. Если б я хотела, давно бы уж кого-нибудь родила. Просто я могу дать мальчику дом... а без меня он всю жизнь просидит в приюте за ткацким станком или гончарным кругом. Или чем там они занимаются.
Господи, это будет не дом, а притон какой-то. Куча разношерстного народу. Сборная солянка, винегрет. Как ни странно, эта мысль меня успокоила. Собственно, в чем состоит процесс готовки? Кидаешь в кастрюлю разные продукты, чтобы они там вместе сварились. Хочешь не хочешь, а из кастрюли не выпрыгнешь.
Выехав из Трианесса, я все еще раздумывала. Времени у меня оказалось предостаточно, потому что мой куратор наложил вето на портал и отправил меня на перекладных. Уж послал так послал! До северной границы Марранги недалеко, но потом придется пересечь почти всю страну до Иниссы. Я взвыла, но Ласло был непреклонен. Нужно доставить пару писем, встретиться кое с кем в Тэтуане, и только потом разрешалось воспользоваться Гильдией перевозчиков. Кенджиро был со мной, но толку в дороге от него немного: ни потрепаться, ни потрахаться. Даже багаж не надо было таскать, потому что мы его отправили вперед. Впрочем, мощный степняцкий бицепс служил отличной дорожной подушкой. Я бы рада сказать, что с ним было спокойнее, но дело обстояло как раз наоборот. Иногда мне хотелось ущипнуть себя за руку, чтобы проверить: он правда здесь? Мне не мерещится? А иногда хотелось ущипнуть тех, кто слишком откровенно пялился. Прямо хоть паранджу на него надевай! Я мстительно подумала: когда он встанет за стойкой в моем ресторане, всем желающим поглазеть придется платить за выпивку!
Плюс был только один: удалось заехать на ферму Артанис на целых три дня (больше жестокосердный Ласло не разрешил). Давно я так не пила, скажу откровенно! Вино последнего урожая как раз дошло до кондиции. Я перепробовала, наверное, сортов десять. А как же иначе договариваться о поставках? Крида издавна славилась сухими белыми столовыми винами, к рыбным блюдам нет ничего лучше. Марранские уж слишком приторные, на мой вкус. Не умеют у нас делать толковое белое вино, разве только портвейны всех видов. Не поймите меня неправильно, я сама люблю белые и красные десертные, да послаще. Но криданское столовое, алиготе там, или мускат, они такие светлые, терпкие, освежающие, да под сыр, да под рыбку... жаль только, наутро сушняк мучает.
Я сидела на кухне и жадно глотала лимонад со льдом, держась одной рукой за стакан, а другой – за чугунную голову, чтобы она, не дай боже, не скатилась с плеч. Голоса казались слишком громкими, особенно болтовня гордой юной девицы Рианнон. Какое счастье, что мужик мне достался неразговорчивый. Молча взял у меня из рук стакан, налил еще лимонаду, сунул обратно и умудрился поцеловать в плечико, не вызвав сотрясения во всем моем многострадальном теле. Потом они вместе с Умаллат радостно поскакали в сад, тренироваться. Наверное, она все еще надеется надрать ему задницу, раз он оказался липовый степняк. А сама после родов недавно... ну, впрочем, не так уж и недавно, месяцев девять, что ли? На этой двужильной бабе роды совсем не отразились. Будет надо, она возьмет малыша Эрджию подмышку, в правую руку саблю – и от кого хошь отмахается.
Прижав холодный стакан ко лбу, я стала изучать замурзанную мордашку упомянутого Эрджии, которого Артанис кормила с ложечки. Он дергал руками и ногами, крутил головой, но помалкивал – прям как папаша. Интересно, он будет похож на Кенджиро, когда подрастет? Если будет, то все девки в округе – его. Или парни.
– Своего не думаешь завести? – спросила Артанис как бы между прочим.
От Умаллат вопрос меня бы не удивил, но ее пассии подобная прямота несвойственна. Я посмотрела на нее с подозрением и предпочла уйти от ответа:
– А ты?
И совершенно неожиданно попала пальцем в небо. Артанис покраснела аж до самой груди, не просто до ушей, и в замешательстве стала вытирать слюнявчиком рожицу малыша. Я посмотрела на него... на Артанис... До меня дошло, и щекам стало жарко.
Ну конечно. Братика Эрджии. И Рианнон.
Иногда я бываю до отвращения сообразительной. Сыграй я дурочку, и фига с два Артанис решилась бы на разговор. Хотя в запасе всегда есть ее безбашенное величество Умаллат.
На Артанис жалко глядеть, так ей неловко.
– Я знаю, хамская просьба... Но я так хотела... чтоб наши с ней дети... чтоб они были родными по крови, по-настоящему...
– Я тут причем? – буркнула я. – Его и проси. Думаю, не откажется. Он, небось, и слова «нет» не знает.
– Танит, милая, прости! – Артанис порывисто схватила мою ладонь обеими руками. – Я знала, знала, что ты будешь против, я ей так и сказала!
Кто бы сомневался, что идея пошла от Умаллат. Как там она говорила? «Да не оскудеет, так сказать, рука дающего»?
Мне было пакостно. Кенджиро мне в верности не клялся, Умаллат я ему простила, Артанис тоже прощу, да и речь не о развлечениях, а о детях... Я что, собака на сене? Сама-то от него рожать не собираюсь. Предпочитаю, знаете ли, делать детей упорно, но безрезультатно.
Все равно пакостно. Не привыкла я раздавать разрешения на своих мужиков.
Хотелось брякнуть: «Ешкин кот, трудно было по-тихому договориться, чтоб я не знала?» Ясен перец, я бы все равно узнала. Вот тогда было бы пакостнее намного.
...Разговор с Кенджиро я начала издалека, как заправский интриган.
– Пацаненок твой, между прочим.
Он пожал плечами, нисколько не удивившись. Удивилась я.
– У него на лбу написано?
– Что я, степных пацанов, что ли, не видел?
Я почесала нос, бровь и ухо, не зная, как бы половчее перейти на деликатную тему, а потом плюнула и выдала:
– Артанис тоже хочет степного пацана.
Прозвучало слегка двусмысленно, но он понял. И опять не удивился. Как будто уже столько насмотрелся и наслушался, что напрочь утратил способность удивляться. Просто сделал жест, которого я у него прежде не видела. Что-то вроде «я пас», ребром ладони слева направо.
– Мнээ... в чем проблема-то? Мне казалось, у тебя с этим, как бы так выразиться, трудностей нет...
Он помолчал, сказал бесстрастно:
– Я не племенной жеребец, – и само отсутствие всякого выражения о многом говорило.
Вот что странно – только что я была против, но как только он заупрямился, вдруг ощутила сильное желание уговорить. А если б он сразу же согласился? Тогда, видимо, в ход был бы пущен пресловутый «через мой труп» и прочие аргументы в том же духе.
Я начала осторожно, будто пробираясь через линию фронта:
– Слушай, я сама не в восторге, но... Я их понимаю. Это же грустно: знать, что никогда не сможешь иметь общих детей.
Кенджиро пожал плечами, будто говоря: жизнь вообще жестока.
– Тебе что, Артанис не нравится? – спросила я недоверчиво. – Ну, а как же, это... профессионализм?
Он усмехнулся уголком губ, посмотрел на меня искоса с видом: «Все-то тебе скажи!»
– Блин, мне так одной и вести разговор? Самой спрашивать, самой отвечать?
– Ладно, – он пожал плечами. Кажется, этот жест, который сходит у него на все случаи жизни, начинает меня раздражать. – Раз ты хочешь.
– Я хочу?!
– Ну не я же, – хмыкнул он.
Я подошла ближе. Еще ближе. Положила ему руку на грудь. Туда, где сердце.
– Я. Хочу. Тебя.
Всегда бы наши желания так быстро и эффектно исполнялись...
Если Артанис достанется хоть десятая часть его рвения, я умру от ревности, однозначно.
Проваливаясь в сон, я пробормотала:
– Солнце мое, решай сам. А я буду делать вид, что не в курсе.
Но Умаллат, сволочь эдакая, вечером снабдила меня сводкой с линии фронта. Оказалось, что целомудренная и практичная Артанис, выросшая на ферме, затащила моего степняка к повитухе и применила именно тот противоестественный метод, которым пользуются при разведении племенного скота.
– Извращенцы! – с чувством прокомментировала я, краснея до корней волос при мысли, что Артанис даже не видела его голым, и что мне это несказанно нравится.
– Прикинь, он просто попробовал ее обнять, а она разревелась в три ручья! – доложила Умаллат с нескрываемой гордостью.
Похоже, она тоже была довольна. Вот кто извращенцы-то – мы с Умаллат.
– С вас бочонок белого муската, ясно? – прорычала я.
– Два бочонка! – завопила Умаллат, хватая меня за плечи.
Я имела сильное подозрение, что Кенджиро не поторопился бы отказать ей. Но не стала спрашивать его, и слава богу. Мухи отдельно, котлеты отдельно.
Мда, легко делать добрые дела чужими руками. Как ни пошло слово «руки» звучит в данном случае. Так что я сказала себе, что тоже должна кое-что этому миру. И решила дать ход документу об усыновлении. Как только появится дом, куда можно привезти мальчика. Подумаешь, глухонемой фарри с тяжелым детством. Оливки я тоже не сразу полюбила.
Сажать дерево я не собираюсь, но кто-то же должен строить дома и растить детей.