В доме Вакаямы Гилморну тоже особенно нечем было заняться, но скучать ему не приходилось. Одна процедура одевания по утрам занимала часа два минимум: три слоя одежд, сложный пояс, высокая прическа со шпильками. Ему совершенно не возбранялось ходить по дому, кроме кухни и дворика у ворот, ведущих наружу, и разглядывать незнакомую утварь, вазы с красивыми букетами из веток и сухих цветов, свитки с затейливыми письменами на стенах и пестрые ширмы.
Не забыл он проверить и то, насколько хорошо охранялся дом торговца. Стена была не слишком высокой и не представляла преграды для лесного эльфа, особенно если снять неудобные сандалии и тяжелые многослойные одежды. Но Гилморн помнил, насколько плотно застроен этот район столицы. С его ростом и беленьким личиком, даже если упрятать светлые волосы под платок, будет трудно затеряться в умбарской толпе. Недалеко был рынок рабов, кишащий стражей, да и охрана в доме Вакаямы в потолок не плевала. Привратник был огромным пузатым мужчиной, похожим на борца, потому что под жиром угадывались мускулы, и двигался он удивительно легко для своих габаритов.
Еще один крепкий умбарец болтался во дворе, как бы бия баклуши, но на самом деле зорко следя за тем, что происходит возле кухни, кладовой с запасами и второй двери в ограде для хозяйственных нужд. Слуга, который сопровождал хозяина во время выходов из дома, а в остальное время ждал под дверью, как щенок, был так же глуповат, юн и весел, но имел весьма внушительные для умбарца плечи, длинные руки и дубинку у пояса. Наконец, в уголку сада с задней стороны дома все время ошивался так называемый садовник, который если и держал лопату в руках, то так, будто это оружие. Мечей, впрочем, никто из них, включая хозяина, не носил.
Убедившись, что сад и задняя глухая стена также под наблюдением, эльф не потерял к нему интерес. Садик был прелестен, как уединенная полянка в волшебном Лориэне. Гилморн часто там гулял, любуясь незнакомыми растениями и цветами, кормя толстых красно-золотых карпов в небольшом пруду. За ним неизменно следовала служанка с интереснейшим складным приспособлением для защиты от дождя и солнца — из плотной бумаги с красивыми рисунками. Гилморн устал объяснять, что загар ему не грозит, и терпел молча, хотя бедной служанке приходилось вставать на цыпочки, чтобы держать зонтик над его головой. Предосторожность, однако, оказалась не лишней, когда внезапно за какие-то секунды небо затянулось тучами и ливанул дождь.
Эльфу также вручили прекрасный веер, расписанный лепестками цветущей вишни — ах извините, сакуры по-умбарски, и научили им пользоваться. Веера он прежде видел при дворе государыни Ундомиэль, но особой нужды в них не испытывал — погода стояла нежаркая. Однако веером было удобнее закрывать лицо, чем рукавом, если вдруг по террасе проходил посыльный или слуга-мужчина. В сложенном виде он был подходящим жезлом, которым можно было привлечь внимание карпов, постукивая по перилам мостика, или подозвать служанку с чашечкой чая и тарелочкой сладостей.
Вакаяма-сан почти не докучал ему своим присутствием, не считая ежедневных уроков по стыдливому минету, без которых Гилморн вполне мог обойтись. Также ему приходилось переносить процедуру введения пилюли утром и вечером. С некоторым удивлением он обнаружил, что действие ее более чем эффективно. Его задний проход стал таким напряженным и стянутым, что даже смазанный палец торговца входил с трудом, доставляя некоторый дискомфорт. Похоже, что в первую ночь с новым владельцем ему даже не придется имитировать дрожь и болезненные стоны при первом соитии.
Все это не вселяло никакого оптимизма. Гилморн даже самоудовлетворением не занимался. Во-первых, бумажные перегородки давали только иллюзию уединения, а для тонкого эльфийского слуха вообще не представляли преграды. Бывало, в ночной тиши рука Гилморна (уже по привычке скромно, стыдливо и незаметно) начинала путешествовать в сторону паха, как вдруг где-то раздавался шорох, или кашель, или всхрап, или колотушка ночного сторожа, и настроение сразу пропадало. Во-вторых, рукоблудие никогда не было любимым занятием Гилморна и служило не более чем минутной забавой между полноценными сексуальными актами. В отсутствие последних самый развратный эльф Средиземья попросту боялся излишне себя растравить. Так сказать, не буди лихо. Пусть уж лучше его нерастраченный пыл достанется новому владельцу. Возможно, это поможет оказаться у него в фаворе.
На следующий же день по прибытии в дом Вакаямы Гилморна одели в еще более роскошное кимоно, вышитое алыми кленовыми листьями по золотому полю, на подкладке цвета нежной молодой листвы, воткнули в прическу еще более роскошные гребни и шпильки и усадили в комнате с раздвинутыми сёдзи со стороны сада, чтобы было больше света. Нанятый художник разложил кисти, тушь, бумагу и удивительно скупыми, но точными взмахами кисти изобразил на ней эльфа во всем его великолепном наряде, не забыв острые кончики ушей и светло-золотистые волосы.
Тем же вечером Вакаяма-сан показал Гилморну целую пачку бумажных листков с умбарскими надписями и этим же цветным рисунком. Копии были сделаны невероятно точно, даже зоркий глаз эльфа мог разглядеть только крошечные различия: не более чем на полтона в красках или на волос тоньше в линиях. Пыжась от гордости перед северным варваром, Вакаяма-сан пояснил, что все эти листки напечатаны с одной и той же доски, покрытой красками. Теперь их развесят на специальных досках для объявлений по всему городу, а также доставят в дома богатых особ, которые могут быть заинтересованы в торгах. Гилморн впервые видел свое изображение — оно было несколько условным и схематичным, но тем не менее вполне узнаваемым. Стоило признаться, что в этом изящном существе в ворохе цветного шелка было определенное очарование.
Эффект не замедлил воспоследовать. У ворот дома Вакаямы начали толпиться зеваки, и привратнику приходилось прогонять особо ретивых, пытающихся заглянуть через забор. Партнеры и приятели Вакаямы стали захаживать к нему в дом гораздо чаще в надежде хоть одним глазком взглянуть на редкий товар. Но предусмотрительный торговец загодя приказывал укрыть эльфа где-нибудь в дальних комнатах. Смотрины перед торгами он устраивал только для самых перспективных клиентов.
Перспективы эти, впрочем, самого Гилморна радовали не особо. Первым был очень важный и надменный господин, очень богато одетый и очень красивый, хотя уже миновавший пору юности. Гилморн даже на него засмотрелся поверх веера и успел подумать, что против этого покупателя возражений не имеет.
Вакаяма так стелился перед ним, что сомнений не возникало: господин очень знатен и очень богат. Вел он себя соответствующе, разговаривал отрывисто и резко и как-то сразу Гилморну разонравился, когда бесцеремонно схватил его за подбородок и стал разглядывать, а потом вдруг засунул пальцы ему в рот и прикрикнул по-умбарски, как будто все кругом обязаны понимать его с полуслова. Вакаяма торопливо издал губами чмокающий звук, и Гилморн продемонстрировал свои навыки стыдливого минета, не забыв изобразить подобающую скромность и очаровательную неумелость.
Господин брезгливо вытер пальцы платком, задал еще несколько вопросов Вакаяме и ушел, больше не взглянув на Гилморна ни разу. По здравом размышлении именно это не понравилось эльфу больше всего, не только его манеры. Зато Вакаяма сиял от счастья и потирал руки.
— Это сам Арисава-сан, старший распорядитель Западных покоев великого шогуна Умбара! Счастье заглянуло в дом недостойного Вакаямы! Если вы умеете молиться вашим богам, благородный господин эльф, молитесь, чтобы вас купили именно для Западных покоев!
Гилморн не обладал обширными познаниями в политике, но у него было стойкое впечатление, что последние лет двадцать, а то и все тридцать шогун Умбара не менялся. Он осторожно проявил интерес, и словоохотливый Вакаяма подтвердил его подозрения.
Да, великому шогуну, да продлят боги и будды его годы еще на столько же, было уже хорошо за шестьдесят. Что, однако, не мешало ему содержать целый личный бордель из юношей, называемый Западными покоями. При этом, как можно было предположить и не ошибиться, существовали также Восточные покои, в которых проживали жены и наложницы.
В представлении Вакаямы обитатели Западных покоев вели счастливую жизнь в довольстве и праздности: к господину их призывали редко, а даже если призывали, то по большей части им приходилось использовать именно те навыки, наличие которых Арисава-сан только что проверил на Гилморне.
— Ходят, однако, слухи, в которые ваш недостойный слуга не верит и вам не советует, что в Западных покоях от скуки и распущенности процветает любовь между юношами, что, конечно же, строжайше запрещено и наказуемо усекновением головы обоих виновных. Также поговаривают, что Арисава-сан, который до своего возвышения сам был наложником великого шогуна, давно уже исполняет его роль с прочими обитателями Западных покоев, причем не только по велению повелителя для его услаждения, а даже и без его ведома. Но такой благородный и хорошо воспитанный господин, как вы, без сомнения, останется в стороне от подобных презренных интриг и своим безупречным поведением и преданным служением великому шогуну заслужит не менее чем место распорядителя Западных покоев!
— Это буквально мечта всей моей жизни! — кротко проговорил Гилморн, низко кланяясь Вакаяме, чтобы скрыть ехидную усмешку.
У него осталось впечатление, что Арисава-сан, опасаясь конкуренции, не будет прикладывать особенно больших усилий, чтобы заполучить эльфа в покои своего повелителя.