Низкий хрипловатый голос Норта пробуждал дрожь во всем теле эльфа. Он уже догадался, кто был тот мальчик, который предложил свою любовь гондорскому офицеру, и теперь помимо воли представлял их вместе. Норт, трахающий связанного, беспомощного пленника... сама мысль об этом была невероятно возбуждающей, она вызывала к жизни собственные воспоминания Гилморна, и вот уже по его жилам растекается сладкая отрава вожделения. Забыв о своем рассказе, человек стиснул его в объятиях, ища его губы, и начал ритмично двигать бедрами, так что член его терся по всей своей длине о член Гилморна. Через мгновение эльфу уже казалось, что он умрет, если сейчас же не почувствует его толчки внутри себя. Не отрываясь от губ Норта, к которым он яростно присосался, Гилморн на ощупь нашел флакончик, растер масло по ладони и обхватил ею твердую плоть смертного. На то, чтобы увлажнить ее маслом, ушло совсем немного времени, и не медля ни секунды, эльф привстал, направил член в свою пульсирующую желанием дырочку и опустился на него, полностью приняв в себя.
Эльф застонал, откинув голову и закатив глаза. Уперевшись руками в колени, он медленно двинулся вверх, потом снова вниз, и Норт яростно толкнул свои бедра ему навстречу, погружая свой член еще глубже в желанную плоть, превращая размеренное сладострастное соитие в бешеную скачку. Он всегда стремился быть лидером, даже в этой позе... он согнул ноги в коленях, сгреб Гилморна за ягодицы и принялся его трахать. Глаза его были полузакрыты, и у эльфа промелькнула мысль, что сейчас человек видит перед собой совсем не его... Член Норта скользнул вдоль простаты Гилморна, раз, другой, эльф зажал себе ладонью рот, чтобы заглушить свой отчаянный крик, и кончил в тот самый момент, когда коснулся другой рукой своего болезненно напрягшегося пениса. Еще пара толчков — и Норт со стоном откинулся назад, извергнув в эльфа свое семя.
Они долго лежали друг на друге, расслабленные, разморенные, не в силах пошевелиться, разомкнуть объятия или даже просто что-то сказать. Гилморн просто прижимался щекой к груди человека, поднимающейся и опускающейся в так его дыханию, и бездумно слушал биение его сердца. Рука человека вплелась ему в волосы, поглаживая их, играя с тонкими косичками, которые эльф заплетал на висках.
— Не думал, что мой рассказ произведет на тебя такое впечатление.
— Ну... ты можешь попробовать рассказать мне об иерархической структуре гондорской армии, это меня точно не возбудит... Постой, а как же ты все-таки попал в Мордор? Ты пошел вместе с ним?
— Нет, конечно. Я, по-твоему, похож на идиота? Дать себя заманить в логово врага смазливым личиком и хорошенькой попкой? Мальчишка ушел, а я дал себе слово, что забуду его через неделю. Только слово мне сдержать не удалось, потому что через неделю в очередной вылазке мы нарвались на засаду, меня отрезали от своих, саданули чем-то по башке и утащили прямиком в Мордор. И первый, кого я увидел, когда пришел в себя, был он, мой распутный блондинчик.
— Это ведь был Артагир, верно?
— Он самый... Ты сразу догадался?
— Почти. Продолжай...
— Оказалось, что меня захватили по его просьбе. Арт улыбнулся своей очаровательной улыбкой и сказал: «А как бы мне еще удалось заманить тебя в гости?» Я думал, что теперь-то он отыграется на мне за свой плен, как и положено темному. Ничего подобного... Он обнял меня и сказал, что я свободен и могу уйти, когда захочу. Думаю, не стоит говорить, что прямо в тот момент я совсем не хотел уходить. Из его спальни мы в первый раз выбрались только дней через пять. Меня не запирали, не завязывали глаза, ничего такого. Более того, он с удовольствием показывал мне крепость, ничего не скрывал, будто я был посланцем самого Темного Валы, а не офицером вражеской армии. Я ждал, что вот сейчас меня приведут к какой-нибудь важной шишке и начнут обрабатывать — переходи, дескать, на нашу сторону, будешь сыт, пьян и нос в табаке. Однако так и не дождался. Когда я спросил об этом Арта, он усмехнулся и сказал: «К Артано на службу на аркане не тащат. К нему приходят сами. Ты не пленник, ты гость, сам решай». И я решился. Не прошло и года, как под моим началом была вся крепость и три тысячи воинов. Так и появился Норт Морадан, одно имя которого ненавистно моим бывшим собратьям по оружию. Теперь ты знаешь, мой сладкий, что я, помимо всего прочего, предатель и дезертир. Ну как, все еще меня хочешь?
Гилморн вздохнул, не поднимая головы.
— Кто я такой, чтобы судить тебя, — пробормотал он. — На это есть Намо. Он с тебя спросит, когда придет твой час.
— Смирение у эльфа? — человек усмехнулся. — Еще более редкое зрелище, чем чувство юмора.
— Ты когда-нибудь перестанешь издеваться над моей расой? — спросил кротко Гилморн.
— Никогда, красавчик. Вы, дивный народ, не перестаете изумлять людей.
— До рассвета всего несколько часов, не хочешь употребить это время на что-нибудь более интересное?
— О нет, мой сладкий, я пас, ты меня окончательно вымотал.
— Не думал, что когда-нибудь услышу это от тебя. А если я очень постараюсь?
— Валяй, попробуй. Попытка — не пытка, — и он засмеялся.
Перед рассветом Норт заснул, и Гилморн сам не заметил, как погрузился в дремоту, убаюканный мерным дыханием смертного.
Перед рассветом Норт заснул, и Гилморн сам не заметил, как погрузился в дремоту, убаюканный мерным дыханием смертного.
Проснулся он в одиночестве. Рассвет уже давно наступил, золотые лучи солнца пронизывали листву. Пока он дремал, Норт собрал свою одежду и ушел. Когда Гилморн оделся и вышел к стоянке людей, он обнаружил, что она пуста. Рано утром купцы собрались и снялись с места. Теперь караван был уже на пути к Эсгароту, за пределами Лихолесья. Эльф мог бы догнать их, если бы захотел... но он не стал этого делать. Норт покинул его, не попрощавшись, а этот человек ничего не делал просто так. Может быть, бессознательно он хотел отомстить Гилморну, который так же покинул его два года назад. А может быть, он хотел обезопасить себя на тот случай, если в эльфе рассудок возьмет верх над страстью, и он решит каким-либо способом прервать карьеру вражеского военачальника. Гилморн вряд ли бы на это решился, но нельзя сказать, что у него не возникало подобных мыслей.
Норт Морадан исчез, будто его и не было, из Лихолесья, из жизни Гилморна и из его грез, чтобы никогда больше не возвращаться. Им не суждено встретиться даже на поле боя, потому что Гилморн больше не найдет в себе решимости отправиться на войну — только если война сама придет к ним. Но он не хотел бы с ним встретиться — по крайней мере, до тех пор, пока не вытравит из сердца проклятую слабость к Норту. Смертный ответил на вопросы Гилморна, но самый главный вопрос так и остался невысказанным. Как, во имя Эру, палач, насильник, убийца эльфов, слуга Врага может дарить ему наслаждение, равного которому не знала Арда?
Гилморн сомневался, что когда-нибудь отыщет ответ.