Краем глаза уловив, что мужчина замер с так и протянутой рукой в сторону кувшина вина, Тан Цзэмин обратился к девушкам:
– Я хочу османтусовых пирожных и тыквенный сок. Можете не спешить.
Прикрывшись пониманием того, что мальчик в самом деле просил лишь о сладостях, куртизанки стайкой двинулись в сторону выхода. Самая старшая из них у самого порога дала знак управляющему и музыка под пологом тут же стихла, оставляя троих людей в гнетущей тишине.
Улыбка Тан Цзэмина чуть померкла, но так до конца не слетела с лица. Медленно пройдясь по комнате, он остановился напротив полупрозрачной завесы, где за ещё одной виднелось два переплетенных в страсти тела, извивающихся на постели. Звуков слышно не было, но Тан Цзэмин отчётливо видел и вздымающуюся плоскую грудь, и приоткрытый в стонах рот, и испарину на влажных телах, что толчками подобно морским прибоям встречались друг с другом.
Не дождавшись слов мальчика, Гу Юшэнг сказал тяжелым голосом:
– Если ты вдруг решил, что в публичном месте я дам тебе спуск, то ты заблуждаешься.
Тан Цзэмин развернулся, заводя руки за спину и вставая напротив мужчины.
– Этот человек собирался с духом всё утро, топча свою гордость, чтобы просить о помощи и не ради себя, а ради вашего друга, – кинул он взгляд в сторону Цзина. Мужчина уже начал приходить в себя, даже сквозь медитацию уловив изменившуюся атмосферу и почувствовав опасность. Вернув внимание на Гу Юшэнга, мальчик продолжил: – И всё это для того, чтобы выслушать дерьмо и оскорбление в свой адрес от жалкого ублюдка вроде тебя.
Тан Цзэмин сжал кулаки. Воспоминания о метаниях Лю Синя всё ещё стояли перед глазами. Он всё гадал – спрашивать не было смысла – не расскажет, – что же Лю Синь задумал, а когда увидел, куда тот направляется, то едва сдержал себя от необдуманных поступков. Раз Лю Синь счел его недостойным знать о его решениях, Тан Цзэмину не оставалось ничего другого, как разыграть свои карты.
Гу Юшэнг хмыкнул:
– Ещё раз позволишь себе такую выходку, я спущу с тебя шкуру. И это не фигура речи, парень
Едва были произнесены эти слова, Тан Цзэмин сделал два стремительных шага и встал на стол перед мужчиной, сбивая ногой тарелки с изысканными закусками и дорогое вино в сторону. Грохот заполонил всю комнату. Опустившись на одно колено, он, продолжая прожигать человека напротив темным взглядом, достал из сапога длинное тонкое лезвие и перекинул ему, со словами:
BINABASA MO ANG
Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья / Падая в глубокое синее небо
RomanceХудшее, что по мнению Лю Синя он когда-либо делал - это когда он, ведомый своим любопытством, перелистнул в конец странной книги, желая узнать концовку истории. Каково же было его удивление, когда он узнал, чем всё закончится для того мира. Худшее...
