In nomine Anna

Глава тридцать четвёртая

***

Утро третьего дня после Купалы началось странно. Всю ночь Вереш видел страшные сны, видел прошлое. Там мелькали и дед, великий король Бела, и Негован, лучший друг, и Аница, нежная возлюбленная королева, и дети. Дарко проснулся и спать уже больше не мог, потому решил пройтись, забыться, не помнить обо всём том, что произошло, о том, что делало ему так больно.

О том, что он одинок.

Дарко смотрел, как солнечные лучи скользят по его коже, не причиняя ни малейшего вреда — кровь вампира исправно действовала уже который год, даря ему сильнейшую защиту. Очень жаль, что семья Ливиану отказалась сделать то же с Ружей и Звонимиром. Вереш скучал по детям, в тайне мечтая снова обнять их хоть раз, он никак не мог понять такой жестокости со стороны Раду, ведь у того тоже была дочь, Мария Деспина, прекрасная господарыня Молдовы. Разве Ливиану не понял его, убивавшегося по родным Дарко? Вереш сильно в этом сомневался, но никогда не спрашивал его мотивов. В конце концов, у него осталась месть, а это гораздо лучше, чем могильный камень и поминальная тризна.

Дарко бесцельно брёл по Киеву, оглядываясь на ранних прохожих, глубоко вдыхал утренний воздух. Было немного сыро, над Днепром висел густой туман, кричали в чуть розоватой вышине неизвестные птицы, знаменуя начало нового дня. Верешу было на удивление легко, хотя и совсем недавно он вспоминал ужасные события.

Воздух вокруг был звонкий и чистый-чистый, будто в раю, и Дарко улыбался, радуясь возможности хоть немного отвлечься от тяжёлых мыслей. Он спустился к реке, сел у воды, бесцельно разглядывая заросли камыша и песок, плакучую иву, плещущихся в омуте уток. Как должно быть, им славно: весь день плавать и быть вместе с близкими, ни о чём не печалясь, а не искать себя в непроглядной тьме.

Вереш вздохнул. Себя-то он потерял очень и очень давно, но это было проще, чем терять дорогих людей. Ружа, Звонимир, в конце концов, Потоцкий, которому после всего Дарко просто стёр память, чтобы тот не мучился, выбирая сторону в случае чего. В конце концов, у него не осталось никого, кому бы он мог открыться.

— И ты с ними? — Радован поймал затравленный взгляд отца. Тот зажимал рану на груди, полулёжа на каменном полу собственного дворца. Его меч лежал неподалёку, отброшенный кем-то, рядом распластались зарезанные стражники.