Глава тридцать четвёртая

Start from the beginning
                                    

Он снова посмотрел на спящую супругу. Та чему-то улыбалась, и Матиушу хотелось целовать её губы, ощущая, как она отвечает ему и любит в ответ. После всего, что с ними случилось, Вишнивецкий боялся её потерять, он с ужасом вспоминал первые месяцы беременности и свой страх за её жизнь.

Анну только сковал беспокойный сон, и Матиуш осторожно положил на её лоб смоченную в травяном отваре ткань, чтобы хоть немного сбить жар. Его бедная жена мучилась который день, и у Вишнивецкого на душе было горько — он ведь только обрёл её и уже мог потерять в любой момент.

— Матиуш, спустись ненадолго в гостиную, есть кое-что, — раздался в его голове голос Вацлава.

Вишнивецкий с сожалением выпустил руку любимой и покинул комнату.

Когда же он вернулся, то обнаружил, что на кровати сидит Рихард, бледный, как будто мраморная статуя, его тело дрожит, а сам он крепко сжимает пальцы Анны.

— Тише, разбудите. — Он кивнул в сторону ослабленной Вишнивецкой. — Мне только удалось забрать достаточно её боли, чтобы она смогла хоть сколько-то спокойно уснуть. Тише.

— Зачем? — Милинский всё время оставался для него непонятным полубезумным созданием Потоцкого, просто человеком, которого пожалели и спасли, человеком, который сторонится других, но никак не больше. И тут он увидел совершенно другую сторону — сострадание.

— Хочу помочь, — коротко отозвался Рихард. — Что в этом такого?

— Она никогда не говорила, что ей больно, сомневаюсь, что она доверилась вам, — скривил губы Вишнивецкий. — Или я неправ?

— Вы счастливый человек, пан Вишнивецкий, ведь вы почти никогда не страдали. Вам неоткуда уметь чувствовать чужие муки, — терпеливо пояснил Милинский. — Мне же повезло меньше. — Он вновь содрогнулся, приняв на себя особенно сильный приступ, затем улёгся рядом с Анной и затих.

— Спасибо, — глухо сказал Матиуш, которому стало стыдно из-за собственной грубости.

Рихард не ответил, лишь плотнее прижался к женщине, махнул рукой в сторону двери, не поднимая взгляда. Вишнивецкий понял его и без слов и вышел. Ему было совестно.

Милинский появился в их семье сам по себе и, на удивление, тут же оказался любим и нужен. После того случая Матиуш стал относиться к нему по-доброму, вовсе не ревновал: Рихарду ничего такого надо не было, а Анна и вовсе считала родным. С рождением Тадеуша всё стало только лучше, Рихард быстро вжился в роль няньки и души не чаял в малыше. Им всем вместе было очень и очень хорошо, и Вишнивецкий каждый раз желал, чтобы это не заканчивалось.

In nomine AnnaWhere stories live. Discover now