Ноги несут меня всё дальше и дальше от родного дома, который вдруг стал таким, который причиняет слишком много боли. Роюсь в карманах. Так: мобилки нет, пара купюр налички и ключи от квартиры, где живём с Тимом. Отлично. Не так плохо, как могло бы быть. Денег хватит на билет, чтобы доехать до места обитания. К чёрту телефон, к чёрту одежду, которую зачем-то привёз с собой. Я не вернусь в родительский дом, ни за что на свете. Гости? Если не совсем дураки, то после увиденной сцены поймут, что пора уезжать – праздник окончен. А кто не поймёт, думаю, брат сможет справиться с ними.
Брат. Мой младший брат. Что с ним творится? А со мной?
Прихрамывая, направляюсь в своё любимое место, в котором давно не был. С трудом перелезаю забор, и иду к озеру в центр заброшенного парка. С моего последнего визита здесь явно зарослей прибавилось. У воды очень тихо. Два лебедя подплывают к самому берегу, где стою я. Уж простите ребята, но у меня ничего нет, чтобы угостить вас.
Лебеди. Они чем-то похожи на нас, да? У них тоже есть истинные возлюбленные, которых они выбирают один раз и на всю жизнь. Известны случаи, когда после гибели возлюбленного второй лебедь просто отказывался жить. Они не могут друг без друга. Они нуждаются друг в друге, как в воздухе.
Зачем он заговорил об этом? Зачем всё это произнёс вслух? Если это правда.... О, Боги, я даже представить такое не в силах. Как? Ну как такое может быть? Предназначены? Если бы это было так, мы бы никогда не были рождены братьями. Природа заботится, чтобы у истинной пары было здоровое потомство.
Он что, не понимает? Между нами ничего не может быть. Ничего.... Совсем ничего... Мой вопль разрезает ножом тишину парка.... Это бессмысленно... Лебеди громко хлопая крыльями, уносятся от меня в дальний конец озера....У всего этого нет будущего.... Бью кулаками ствол дерева....Это ни к чему не приведёт.... Удар, ещё удар... ни к чему хорошему... Сильнее, сильнее, снова удар...только к боли, причинит боль всем окружающим...Очередной удар. Костяшки пальцев сбиты в кровь, но я ничего не чувствую.
Падаю на землю, цепляюсь пальцами за траву и крича выдираю её с корнем, отбрасываю, хватаю другую... почему я не чувствую физической боли? Хочу чем-то заглушить то, что творится внутри. Стучу кулаками по земле, и мой крик обрывается. Ложусь на бок и смотрю на воду.
Даже если, я повторюсь, если, мы бы попробовали. Наплевав на мнения окружающих, наплевав на все мыслимые правила, законы, мораль, причиняя боль родителям, то всё равно это невозможно. Не только потому, что мы – братья, но и потому, что Я НЕ СЛЫШУ ЕГО ЗАПАХ!
Переворачиваюсь на спину и смотрю в небо. Когда это началось? Когда я стал прислушиваться к запаху собственного младшего брата? Лет в шестнадцать? А ему было тринадцать.... Тринадцать! И я вытворял такое? Пусть он сейчас и говорит так убедительно, что с детства слышал мой запах, но это не оправдывает меня. Почему я пытался услышать его? Зачем??? Чего я хотел, если бы это произошло? Каждый раз, пытаясь учуять и ощущая лишь пустоту вместо запаха, чувствовал горечь разливающуюся внутри. А если он слышит меня из-за своих способностей? Нет. Глупо. Зачем бы ему выбирать меня объектом своего внимания? Истинных не выбирают. К ним просто тянет, или нет.
Я его истинный? Он это так сказал.... Почему от этого одновременно: так сладко и так больно? Я не могу этого хотеть. Я просто хочу быть истинным для кого-то. Для кого-то? Серьёзно? Кого? Когда стоит закрыть веки, как передо мной стоят потемневшие глаза младшего брата.
Единственный возможный выход – это отдалиться. Отдалиться друг от друга настолько, насколько только возможно. Я смогу. Это будет просто сделать. Но почему стоит об этом только подумать, как тоска сжимает внутренности? Я знаю ответ, где-то там, глубоко внутри, я всегда его знал, но....голова взрывается вспышкой боли, словно я упираюсь в стену. Не могу! Нельзя! Нужно прекратить!
Достаю ключи из кармана и рассматриваю зубцы. Провожу пальцами по краям. Новые, подходящие.... Поднимаю левую руку, на которой раньше был браслет, пока я его не сломал, и чуть ниже локтевого сгиба провожу острым зубцом. На коже появляется едва заметная розовая полоса – этого мало, слишком мало. Нажимаю сильнее. Кожа сдирается, но какой-то пунктирной линией, похожая на ссадину. Приходится это повторять много раз по одному и тому же месту, пока не получается ровная глубокая царапина. Поднимаюсь, и спиной привалившись к дереву, продолжаю своё занятие. Слезы высыхают, а я увлекаюсь процессом. «Творчество – отвлекает».Мыслей – ноль. Получилось исполосовать всю свою руку от локтя до запястья. Но боли как не было, так и нет. Подхожу к озеру и опускаю руку в воду. Повреждённая кожа – пылает. Даже не задумываюсь, что могу занести инфекцию или ещё чего. Вытаскиваю руку и смотрю на результат. Чётко вздуваются воспалённые края повреждённого кожного покрова. Получилось неплохо. Линии складываются в чёткую надпись «МАКС».
Не могу больше врать себе. Я хочу быть заклеймён его именем!
*****************
В автобусе на меня косятся. Рукавов в футболке нет, надпись притягивает внимание.
— Мальчик, с тобой всё в порядке? Ты где-то поранился? – седовласая старушка заботливо решила поинтересоваться моим состоянием.
— Спасибо. Всё хорошо. – Этот день подходит к концу. Я выпустил боль, что скопилась внутри. Теперь с новыми силами буду продолжать бороться за сохранение нашей семьи. Столько, сколько смогу. Проблемка в том, что каждый раз вот так сталкиваясь с младшим братом, он как будто один за другим срывает мои стоп-краны, на которые закрыто всё внутри. И что будет, если он сорвёт последний сдерживающий рычаг, даже я не знаю. Улыбаюсь. Посмотрим, сколько я смогу продержаться. Будем надеяться, что ему надоест раньше, чем мы оба свалимся в пропасть. А потом будем гореть в аду...вместе! Хотя, если он, правда, столько ждал, то, пожалуй, его выдержке можно только позавидовать, а вот у меня в этом случае нет ни единого шанса.
Тимура дома ещё нет. Умываюсь, включаю чайник и только собираюсь обработать руку, как в замке поворачивается ключ. Что-то он быстро. Только вчера вечером уехал.
Тим заходит, закрывает дверь. Одного взгляда на него хватает, чтобы понять...это больше не Тим! Не мой Тим! Быстро? О чём это я? Похоже, эти сутки для него были слишком долгими. Он оседает на пол, и я уже на коленях возле него. Тимур цепляется за мои руки и заходится в таких горьких рыданиях, что моё сердце ухает вниз, утягивая за собой все остальные органы. Даю ему выплакаться, хотя в голове столько ужасов проносится, что начинают стучать зубы. Он крепкий, сдерживался, пока не переступил порог нашего дома. Маленький мой, что же с тобой сделали? Друг затихает.
— Можешь помочь мне принять ванну? – краснеет и отводит взгляд.
— Конечно. Пошли. – Осторожно завожу в ванную. Пока настраиваю тёплую воду, Тимур раздевается. Точнее попытался это сделать. Успеваю подхватить его, и помочь удержаться на трясущихся ногах. Видели когда-нибудь новорожденного оленёнка? Который стоять ещё не может на дрожащих ножках, но ему жизненно необходимо встать на них. Вот так и мой лучший друг: сжимая зубы, побелевшими пальцами держится за бортик ванны, пытаясь удержать себя на ногах. Усаживаю его на крышку унитаза и начинаю раздевать.
Чем больше я снимаю, тем больше внутри меня всё покрывается льдом и вымерзает. Как можно с хрупким телом Тима сделать что-то такое?
На шее следы от пальцев, по кругу синеет. Его душили? На груди и животе две огромные гематомы, словно его били ногами. Залезая в ванну, он инстинктивно прикрывает одну сторону, которая жуткого цвета. Возможно, там даже сломаны рёбра. На половом члене тоже гематома, словно его выкручивали, или мне кажется, что он не совсем естественно повёрнут? Включаю душ, беру в руку и направляю на спину друга. Он сначала вздрагивает, но тёплая вода помогает расслабиться. Направляя струи ниже понимаю, что это ещё не весь ужас. Вода, попадая между его ягодиц, вниз, по ногам, течёт уже алыми струйками. Его порвали.... Тут меня и накрывают эмоции...
Кем надо быть, чтобы сделать с невинным, милым Тимом такое? Хочу убить эту суку, порвать на клаптики. Ловлю себя на мысли, пусть это отвратительно звучит, но я бы даже «спустил» на него Макса. Думаю, брат был бы не против. Тимур и ему очень дорог, я уверен в этом. Да я бы и сам справился. Такое бешенство и такую злость я ещё никогда не испытывал. А ещё Кай! Ну попадись он мне, сволочь. И отчего-то внезапно осознаю, что это произошло с Тимом именно сегодня, в мой день рождения. Они создали ему такие воспоминания в мой праздник! Я никогда за свои двадцать лет не ненавидел никого от чистого сердца, всей своей душой. Меня трясло от злости, но нужно успокоиться и держать себя в руках рядом с Тимуром. Слышу, как он, уже сидя в ванне, повторяет как заведённый:
— Это я виноват, сам виноват. Это только моя вина. Только моя. Больше никто, только я виноват. – Хватаюсь за голову руками, но спохватываюсь и возвращаю душ, направляя на Тимура.
Я знаю, зачем он это делает. Зачем повторяет это. Потому что по-другому он не может объяснить себе, почему с ним всё это случилось. Я знаю, что произойдёт, если я сделаю то, что по идее должен сделать. Но, даже зная результат, я это делаю. Обхватываю его лицо руками, поворачиваю к себе и медленно с нажимом на каждом слове произношу:
— Тим, ты ни в чём не виноват. Ты не виноват. – Вижу, как он начинает раскачиваться, но замолкает, обдумывает.
Медовые глаза наполняются слезами, и он неуверенным голосом переспрашивает: «Не виноват?»
— Нет, Тим, нет, не виноват. – Он тянется ко мне и обнимает. Моя одежда намокает, но плевать я на неё хотел, особенно сейчас.
Помогаю ему вытереться, заворачиваю в большое мягкое полотенце и веду в его комнату. Раздеваюсь и вместе с ним ныряю в кровать. Его комната, где он всё делал по-своему вкусу, где всё пропитано его запахом – это должно успокоить. Друг цепляется за меня и даже во сне слёзы продолжают течь из его глаз. Кто-то очень сильно его обидел.
Ужасный день для нас обоих. Может моё невезение заразно? Как-то передалось лучшему другу? Разве будет омега плакать, проведя свой первый раз с истинным альфой? Зачем я отпустил его только, а? Лучше бы он злился на меня за то, что я не позволил ему уехать. Как мы теперь будем жить? Тим сейчас даже тень прошлого себя не напоминает. Он – сломанная кукла, которой поиграли, сломали, а потом вернули мне. Вот только я – его лучший друг, а значит, сколько бы времени не потребовалось, мне нужно стараться и починить его. Конечно, есть то, что я никогда не смогу изменить: например, его первый секс. А сейчас, несмотря на принятый душ, я чётко это ощущаю – у Тима был сексуальный контакт. Его медовый запах сейчас смешан с чьим-то другим. Он похож на воздух, который бывает после хорошей грозы. И словно змея окутывает кольцами тело друга. Засыпая, сжимая Тимура в объятиях понимаю, что этот запах, эта энергия, мне знакомы. Я уже слышал это, вот только: где и когда?
*****************
Следующая неделя была вся в заботе о друге. Я ничего не спрашивал, не желая, чтобы Тимур вспоминал всё то, через что ему пришлось пройти. Моя злость не утихла, она просто ушла вглубь, затаилась. Свернулась колечком пружины готовая, в любой момент, распрямиться и «выстрелить». Тим видел мою руку, но тоже ничего спрашивать не стал. Царапины покрылись корочкой. Иногда появлялось какое-то странное желание содрать её, но если вмешиваться, то могли остаться шрамы.
Возвращаясь из очередного похода в аптеку, принимаю решение поговорить с лучшим другом о своей ситуации. А с кем мне ещё об этом говорить? А так может даже польза будет, Тимур переключится на что-то другое со своей ситуации.
Первый поход в аптеку был, надо признать, ещё тем «наслаждением». Просить дать средство для «порванной слизистой», выдержать взгляд провизора, а потом ещё минут тридцать разбираться в баночках, флакончиках, тюбиках.
Тимур в гостиной переключает каналы.
— Тим, я всё знаю, насчёт Макса.
— Артём, у меня сейчас эффект дежавю. Такой разговор у нас уже был, помнишь?
— Нет. Теперь я не пытаюсь обмануть тебя. Кажется, я понимаю, что случилось в день твоего знакомства с моим братом. Конечно, я не могу знать всего, но приблизительно представляю.
— М-да? Ну, давай, каковы предположения?
— Тим, ты заметил, что мой младший брат реагирует на мой запах? Не знаю, как именно он это проявил, но думаю, что прав.
Тимур долго смотрит на меня, задумавшись.
— Артём, что случилось в ваш день рождения? – он кивает на мою повреждённую руку.
Рассказываю все ужасные подробности того дня. Лучший друг слушает, не перебивая, и только после того, как я заканчиваю, он говорит то, что меня уже очень давно интересовало.
— Ты прав. Когда я заметил это, думал, мне показалось. Но решил проверить.
— Так ты за этим гонял меня по разным поручениям больного с температурой?
— Да. Прости. Макс не осознавал что делает. Когда ты проходил мимо, он автоматически пытался поймать шлейф твоего запаха. Не контролировал своё тело настолько, что даже голову поворачивал вслед твоему движению. Было так забавно! Потом понял, что я специально гоняю тебя, а сам наблюдаю за ним, жутко перепугался. Мы с ним много говорили после случившегося. Он классный парень.
— Ага. Только вот остаётся вопрос – почему он слышит мой запах?
Тим пододвигается ближе ко мне на диване, толкает своим плечом моё, и с загадочной улыбочкой на губах интересуется:
— Тебя именно этот вопрос беспокоит?
— Да. А какой ещё?
— Артём, может, хочешь вопрос немного изменить? Может тебя волнует не то, что он слышит твой запах, а то, что ты не слышишьего?
— Совсем, дурак? Больной? – отсаживаюсь от него и хмурюсь. Тимур ждёт. По его лицу блуждает улыбка. Румянец покрывает мои скулы. – Это ужасно, да? То, что я...
— То, что ты хочешь ощущать запах Максимилиана?
Блин. Так стыдно, что хочется, чтобы земля разверзлась и поглотила меня. Ну что за разговор у нас такой...странный.
— Да! – признание приходится выдавливать из себя. Поворачиваюсь к лучшему другу и утыкаюсь лицом в его ключицу.
— Нет. Если тебя интересует моё мнение, то я не считаю это чем-то плохим и ужасным. Знаешь, я буду поддерживать тебя, даже если на запахе ты не остановишься. – Смотрю на него, не понимая о чём это он. – Если вы, ребята, решитесь зайти немного дальше, чем просто «обнюхивание» друг друга. Эта квартира принадлежит нам обоим, а Макса я завсегда рад буду видеть. Так что можете здесь...
Вскакиваю и вспыхиваю, словно к сухому, облитому бензином, дереву поднесли зажжённую спичку. Как он мог предложить такое, чтобы я со своим младшим братом? С Максом? Как такое возможно? Хватаю ртом воздух, как выброшенная на берег рыбка. Очуметь!
— Чё, не, да? Эх, жаль.
— Тим, да как ты мог подумать, что я захочу делать такое с моим младшим братом?
— А что, не хочешь? Тебе же во время течки «виделось всякое»? Ты сам рассказывал, помнишь? Артём, может, будешь уже честным до конца сам с собой, а? Раз уже начал.
Трясу головой. Не, не, не. Вспоминаю ещё кое-что:
— Тим, два года назад, когда ты ночевал у нас, на моё восемнадцатилетие, я кое-что видел, что не могу понять.
— Чегошечки?
— В ванной вы с Максимилианом, ты его гладил...
— Ах, это. Ты видел? Не знал. Ну да ладно. Если инстинкты берут верх, эмоции зашкаливают, сила выходит из-под контроля, то взять себя в руки ему помогает твой запах, голос – ты, короче. А так как я практически постоянно «трусь» около тебя, то, естественно, что малая толика твоего аромата есть и на мне. Когда я его гладил, знаешь, это было похоже, словно я наносил на его тело тонкую паутинку твоего запаха. Он просто дышал этим. Не ревнуй.
Шиплю на Тимура и делаю вид, что сплёвываю в его сторону.
— Не изображай из себя верблюда. «Кемел» недоделанный.
— А почему он никогда не обращался ко мне за помощью?
— Ты серьёзно? – Тимур аж подпрыгивает на диване, морщится и поворачивается чуть боком, чтобы не сидеть ровно, на попе. – И как ты себе это представляешь? Чтобы ты ответил, если бы твой младший брат подошёл к тебе с просьбой «погладить его?» Только честно?
Вздыхаю, приходится признать правду: «Честно? Быстрее всего воспринял бы это как издевательство, ну и послал бы его куда подальше».
— Вот видишь? А вообще, я вот что тебе скажу: вы очень странные братья!
— Что ты имеешь в виду? – снова «прилунился» на диван и, обхватив маленькую подушку, смотрю на лучшего друга. Хорошо, что он у меня есть. Чтобы я делал, если бы не встретил Тимку?
— После того, как я поговорил с Максимилианом о том, что он чувствует твой запах, стал кое-что странное замечать в вашем поведении. У вас очень мало тактильного контакта. Причём с другими – пожалуйста, а между собой – только вынужденно и по минимуму.
— Ты о чём? Мы прикасаемся друг к другу.
— Ага. С родителями, со мной, даже с Алексом, у тебя это происходит естественно, а вот брата, ты словно подсознательно избегаешь. Он неосознанно тянулся к тебе, а ты просто по-братски обнять его никогда не мог. Было ощущение, что если вы будете идти навстречу друг другу по узкому коридору, то его тело потянется к твоему. Твоё, думаю, тоже. Но сознание лучше вывернет тебе к чертям бедро, чем позволит этому случиться.
— Хочешь сказать вся проблема у меня в голове? – вспоминаю слова Кая... вот сука, как бы выцепить этого ублюдка, а главное, где?
— Возможно. Может, ты боишься, если позволишь себе прикоснуться к нему, то тебе этого будет мало, и ты захочешь большего?
— Тим! Чего большего? Он – мой младший брат! Всё! У нас нет будущего...вместе...
— Почему? Почему нет? Из-за того, что братья? Или потому что нет его запаха?
— По обеим этим причинам. – Покусываю край подушки. Печально.
— Знаешь, для тебя это уже прогресс. Ты стал хотя бы задумываться: может у вас быть совместное будущее или нет.
— Ха-ха. Очень смешно... Меньше надо было секретов и тайн разводить, глядишь, лучше бы было.
— Артём, твой брат – очень хороший человек. Он никогда намеренно не обидит тебя, не причинит вред, в отличие от... – Тимур замолкает и задумчиво смотрит в пустоту.
— Тим! – хочу, чтобы мне вернули моего жизнерадостного лучшего друга. Хочу повернуть время вспять. Лучше пусть он никогда в жизни не встречает своего истинного, чем вот так.
— Всё нормально. Не беспокойся.
— А я вот волнуюсь. – Притягиваю его к себе и укладываю головой на колени. Глажу песочные волосы и разочарованно констатирую, что чужой запах до сих пор сплетается с медовым. Почему я не могу вспомнить, кому он принадлежит? Кому-то из моего прошлого, но кому именно? Сколько он будет держаться на Тимуре? Обычно после секса держится, но не долго. Но здесь нужно принимать во внимание тот факт, что это был не просто секс, а близость с истинным. Думаю, должно пройти больше времени, чтобы запах ослаб и исчез. Радует то, что когда помогал помыться Тиму, то осмотрел его шею – метки нет. Иначе был бы полный пиз*ец.
— А что, если вы – не братья? – я не сразу понимаю, что он это серьёзно.
— Что? Тимур! Сбрендил, головой повредился? – смеюсь минут пять безостановочно.
— Ну сам подумай, как ещё можно объяснить то, что он считает вас – истинной парой? То, что слышит так ярко твой запах.
— Может он – псих? Или действительно, как бы я не хотел этого признавать, но гены «бракованные». Отцовы родственнички были правы?
— Не верю я в «испорченные» гены. – Тим прикрывает глаза и кажется, наслаждается прикосновениями к волосам. Продолжаю гладить.
— Хочешь порассуждать?
— Да, давай.
— С какой теории начнём?
А начали мы с того, что я ещё минут десять хохотал, вытирая слёзы и уже икая.
— Макс? Макс – неродной??? – снова хрюкаю, но пытаюсь, честно пытаюсь, взять себя в руки.
— Да. Просто прими это за утверждение и давай, начинай. «В споре рождается истина».
— Хорошо, но где его подменили? В садике? Думаешь, родители не заметили бы, что привели домой не своего мальчика?
— В роддоме?
— Тим. Папа после свадьбы шесть лет ждал рождения своего маленького ненаглядного альфочки. Он дома его с рук не спускал. А когда Максимилиан родился, думаю, его запах папа смог бы отличить от миллиона других. Он ждал его, молился о нём! Он и меня в какой-то храм таскал. Папа хотел подарить мужу альфу, точка. Домой из роддома принесли его и больше не меняли.
— Откуда такая уверенность? Ты же его запах не слышишь.
— Но родители слышат! Блин, Тим – это бред.
— Хорошо, давай следующую версию возможного развития событий.
Замолкаем, причём оба.
— А знаешь, Артём. Здесь возможны варианты. Возможны два пути, как развивались события. – Лучший друг приподнимается и смотрит мне прямо в глаза. Сглатываю. Тут он прав. – Если принять во внимание, что твой папа не совсем близок с тобой, уж прости...
— Ничего. Я понимаю. «Из песни слов не выкинешь».
— Представим, что ты не его сын. Что ты сын только отцу, который тебя очень любит. – Улыбаюсь другу. Хороший, пытается смягчить возможный удар, как только может.
— Это невозможный вариант.
— Почему? – Тимур внимает каждому моему слову.
Улыбаюсь и поясняю, на чём строятся мои убеждения: «Я появился через три года после свадьбы. Отец безумно любил и любит только папу. Он отказался (точнее это они отказались, но всё равно) от своих родственников, чтобы быть с любимым. И ты считаешь, что после этого он смог бы пойти на сторону «погулять?» А потом ещё и привести в дом, где ждёт супруг, который мечтает о ребёночке, дитё, рождённое любовником? Тим, ты знаком с моим отцом. Как думаешь, способен он причинить такую боль папе?
— Нет. Ты прав, это полный бред. – Тимур ерошит свои волосы. – А другой вариант?
— Папа – сирота. Он души не чает в отце. А уж когда тот, ради него, оставил всё что было. Отец из очень обеспеченной семьи, но, не задумываясь, выбрал папу. И хочешь сказать, что тот после свадьбы «погулял» и «спихнул» чужого ребёнка отцу?
— Я вообще не могу представить, чтобы твои родители изменяли друг другу. Они до сих пор сохранили такие страстные и нежные отношения, что обзавидоваться можно, или слюной захлебнуться от умиления. – Друг задумчиво кусает нижнюю губу, а я удовлетворённо откидываюсь на спинку дивана. Все теории разбиты в пух и прах. Это хорошо, но ответа мы так и не нашли. – Есть ещё один возможный вариант.
Поднимаю голову и вопросительно приподнимаю брови.
— Изнасилование. – Тим хмурится и говорит шепотом. Я холодею. Мы ещё говорим о папе, или это он о себе? О том, что произошло с ним?
— Хорошо, давай рассмотрим и этот вариант. – Внимательно вглядываюсь в друга и продолжаю. – Если я появился на свет в результате того, что папу изнасиловали, то это могло бы объяснить, почему он не хотел меня видеть после рождения и долго не принимал. Но почему отец меня любит? Если я напоминание того, что его любимому сделали больно.
— Прости, но может ему стало жалко брошенного ребёнка?
— Тим, эта версия, конечно, имеет право на жизнь, но я сильно сомневаюсь, что всё то, что делал для меня отец с самого моего рождения, можно было совершать только из жалости. Он и на работу меня возил, и ночи не спал, кормил, играл, занимался со мной. Тим, я – его сын. Это не подлежит сомнению.
— И что тогда выходит?
— Мы с Максимилианом – братья. – Хмыкаю и заваливаюсь на диван.
— Вот что за идиотская привычка расстреливать мои версии из пулемёта? Делаешь вечно решето. Как тогда, с той деревенькой.
— О, Боги! – вскакиваю и кидаюсь из комнаты. – Если ещё раз услышу, что ты до сих пор веришь в то, что навешал вам на уши ассистент профессора, я сам застрелюсь.
*****************
Тимур уволился из городского кафе и теперь сидел дома. Первой моей реакцией было возмутиться, но я вовремя прикусил язык. Возможно, именно там он познакомился со своим истинным, больше просто негде. Везде мы ходим вместе, только в кафе он был сам. Так будет лучше, а то ещё столкнуться там, да и напоминания ему такие совсем ни к чему. Выпрашиваю на своих подработках дополнительные часы, пока лето.
Прошло две недели с того дня, как мне стукнуло двадцать. Приползаю с работы, Тимур спит на диване с включенным телевизором. Слышу стук в дверь. Посмотрев в глазок замираю и, прикасаясь к замку, жду.
— Артём, пожалуйста, я знаю, что ты там. Открой. – Поглаживаю холодный металл замка. – Я ничего не сделаю, прошу. – Зачем он здесь? – Пожалуйста, я не переступлю порог твоего дома, если ты сам этого не захочешь. – Зачем мне этого хотеть? Смотрю в дверной глазок. Мой младший брат прижимается лбом к входной двери с другой стороны. Между нами только дверь. Его губы практически на одном уровне с моими, чуть выше. Если бы я немного приподнял голову, то... – Ты забыл мобильный, родители волнуются, что не могут с тобой связаться. Я хочу вернуть его тебе. – Он приехал за этим? Почему отец не заехал? Максимилиан шепчет через дверь. – Хочу увидеть тебя, Тёма. Боже, как же я хочу тебя... – приоткрываю немного дверь, – ...увидеть...
Смотрю на него. Дверь открыта ровно настолько, чтобы просунуть руку. Делаю это, потому что вижу свой телефон у него в руке. Он положил его мне на протянутую ладонь, но отпускать не спешит.
— Можно мне иногда видеться с тобой? – отрицательно качаю головой. Молчу. Максимилиан тяжело вздыхает. – А звонить я тебе могу? Хотя бы по телефону услышать? – он снова получает отрицательный безмолвный ответ. – С тобой всё в порядке? – всё тоже молчание. Вижу, как огонёк в глазах Макса, который всегда вспыхивал от бушующих внутри него эмоций, тускнеет, пока не исчезает совсем. – Выходи на связь с родителями, ладно? Не заставляй их волноваться. – Он медлит, отпуская телефон, прикасается к кончикам моих пальцев, отходит от двери. – Прощай, Артём. – Развернувшись, быстро сбегает вниз по ступенькам.
Закрываю дверь. Сползаю спиной по ней вниз. «С тобой всё в порядке?» - Нет, чёрт возьми! Может это из-за всех переживаний, что выпали в этом месяце, но у меня не было течки. Об этом знает только Тим. Зачем беспокоить родителей? Я никаких лекарств не принимал, это организм сам так сделал, а значит, по идее, ничего страшного, да? Они же ещё будут? Должны быть, ведь иначе я никогда не смогу подарить родителям внуков.
Прикасаюсь кончиками пальцев, к которым дотронулся мой брат, к своим губам. Закрываю глаза, этими подушечками провожу по заживающей надписи на моей руке. Прости меня. Прости за то, что потушил твой огонь!
*****************
С началом учёбы Тим оживился, меня это откровенно радовало. Вернувшись домой, после работы в лаборатории, нахожу лучшего друга на полу кухни, заглядывающего в окошечко духовки. Присаживаюсь рядом и смотрю внутрь. Друг подносит палец к губам и показывает, что нужно вести себя «тихо».
— Что там? – интересуюсь шепотом.
— Суфле. – Так же шепотом получаю ответ.
— А почему мы шепчем?
— Чтобы не спугнуть? – Тим хихикает, за что и получает подзатыльник. Иду переодеваться.
Любой другой человек, который не знает Тимура так, как я решит, что с ним уже всё хорошо, что он оправился после того, что с ним случилось. Но я хорошо его знаю! Пусть сейчас он смеётся, улыбается, снова что-то готовит, но это всё заставляет моё сердце сжиматься от горя. Улыбка – ненастоящая, смех – фальшивый. Когда он думает, что я его не вижу, то мыслями уходит глубоко в себя. Знаете, Тим ведёт себя как человек, который принял какое-то решение и теперь просто ждёт, когда подойдёт время. Я не утверждаю, что лучше бы он грустил или плакал, но показная весёлость меня тоже не устраивает. От неё мне становится страшно, Тим отдаляется от меня.
— Полей свой лес. – Крик доносится из кухни. Хмыкаю. Что, уже можно не шептать?
Я, стыдно признаться, заделался «огородником». Все подоконники в нашей квартире засадил рассадой мяты, даже в комнате Тимура. Проходя мимо, срываю листик и растираю между пальцами, ощущая свежесть. Когда только начинал Тим, увидев масштабы моей затеи, ухмыльнулся и предложил:
— А давай ещё лимонное дерево посадим.
— Зачем?
— Ты всё равно воду с лимоном пьёшь, у нас как раз косточки есть. Вдруг вырастет и плодоносить начнёт? Уже экономия. И мне цедра для готовки.
На следующий день в два горшка посадили лимон и косточку апельсина. Тим, примостившись рядом и глядя на пустые горшки, молчал, минуты три, а потом произнёс: «Не растёт», - за что опять же получил.
Созванивался с родителями. Дома всё было хорошо, даже больше того – ни отец, ни папа не упоминали в разговоре, что мой брат грустный или обеспокоен чем-то. Похоже, он хорошо это скрывает, или ему плевать, что мы не общаемся больше и не видимся. Максимилиан по моей просьбе оставил меня в покое или ему не слишком-то всё это нужно? Заварил кашу, забил мне мозги, заставив размышлять на все эти темы, а сам в кусты?
Рука практически зажила. Почему так долго? Почти полгода прошло. Воспаление проходило слишком медленно, но сейчас остались тонкие розовые полосы, которые в скором времени тоже исчезнут.
За две недели до новогодних праздников я понял, что мои течки прекратились совсем. Может стресс, а может из-за того, что я стал терять вес, не знаю, не уверен в причинах, но факт остаётся фактом – я снова «сухой».
Сегодня весь день сам не свой: всё валится из рук, ничего не получается, внутри непонятное беспокойство, какое-то тревожное состояние. Не могу ни на чём сконцентрироваться. В лаборатории профессору разбил две колбы, после чего был отправлен домой. Купив в магазине пирожных, с лимонным и фруктовым (для Тима) безе, возвращаюсь домой.
Закрываю за собой дверь и в полутёмном коридоре вижу...тело, человеческое, лежит поперёк прохода – труп. Коробка с вкусняшками выскальзывает из рук и падает на пол, а я пытаюсь вспомнить хоть одну молитву, но без толку. «Труп» хрипит и пытается сделать вдох, но почему-то не может. Подхожу ближе...твою ж...
Всё то волнение, которое преследовало меня на протяжении всего сегодняшнего дня. наконец-то, обретает форму. Тимур! Нижняя часть его лица и горло до ужаса видоизменились – отекли. Этому может быть только одно объяснение – он принял лекарства подавляющие течку. Она как раз сегодня должна была у него начаться. Тим, дурачок, что же ты решил сделать с собой? Он прекрасно знал, чем ему это грозит.
Опускаюсь около него на пол и пробую пульс – есть, но слабый, друг дышит, но с жуткими хрипами с трудом втягивая воздух, борясь за каждый глоток. Мечусь к своим вещам, отыскиваю мобильный телефон и звоню в скорую помощь. Перепрыгивая через лежащего лучшего друга забегаю на кухню, выдёргиваю пакет с мусором из мусорного ведра и вытрушиваю прямо посреди кухни. Роюсь, но всё-таки нахожу упаковку от лекарства. Это может пригодиться врачам. Почему же их так долго нет? Сколько уже прошло? Возвращаюсь к Тиму. Ненавижу себя: за то, что отпустил его тогда, за то, что знал ведь, что он ещё не пришёл в норму, но оставил его одного дома, без надзора. Ненавижу Тимура: почему он решил это сделать с собой, почему решил бросить меня? Он вообще думал о том, что будет, когда я найду его труп? Если бы меня не прогнали раньше домой, так бы и случилось. Тимка, я бы сдох рядом с тобой, увидев, что тебя больше нет в этом мире! Ненавижу тех, кто сделал это с тобой!!! Никогда не прощу! Ты должен жить, Тимур, чтобы увидеть, как они обо всём этом пожалеют!
Ну где же врачи?
Дрожащей рукой набираю номер. Один гудок, второй....Ну, давай же!
— Алло. – Только слышу родной голос, как мою «плотину» прорывает, и захожусь в рыданиях прямо в трубку. – Алло... Тёма?