С самого рождения

7

   Осталось всего три дня наших каникул. Проснувшись около одиннадцати часов дня, обнаруживаю, что Тим доедает свой поздний завтрак. Видно сегодня не только я дрых без задних ног.
— Ты почему меня не разбудил?
—Зачем?
— Так Алекс же нас пригласил на завтрак и, кстати, где он сам? Я всё проспал?
— Нет. Не думаю. Александр заходил минут сорок назад, но я сказал, что ты ещё в кроватке. Он решил подождать твоего пробуждения в номере с твоим братом.
— А ты почему не подождал? Или, если так хотел есть, мог бы и разбудить, как же общий завтрак? Или у тебя другие планы? – подозрительно смотрю на друга, который доедает десерт.
— Боюсь, Артём, что ты вчера неправильно понял Алекса. Он хотел позавтракать с тобой. Никого другого полагаю, там видеть не желают.
— Ты что такое говоришь? Бред, – отпираюсь, но щёки предательски заливает румянец. Это же не может быть правдой? Зачем бы Алексу хотеть остаться со мной наедине? Но то, как он на прощание сжал мои пальцы, как волновался, приглашая – больше подтверждает предположение Тимура. И что мне делать, если это правда? Тиму ведь нравится Алекс, или нравился, до того, как они с моим братом стали что-то мутить. – И что мне делать?
Тим отрывается от кофе и задумчиво начинает вертеть десертную ложечку: «А что ты сам хочешь?»
— Не знаю, но это как-то....
— Неожиданно? Возможно, но только для тебя, Артём. Я уже давно понял, что Александр дружелюбен со мной только потому, что мы с тобой лучшие друзья. При других обстоятельствах он бы меня так долго терпеть не стал.
— Ты что такое говоришь?
— Правду. Пора начинать взрослеть по-настоящему, Артём. Думаю, что ты ему не просто нравишься, он хотел бы с тобой иметь отношения. Серьёзные отношения. Он такой человек, что насчёт этого шутить не будет.
— А как же ты? Тим, ты же... - друг поднимает руку, заставляя меня замолчать. Он спокоен, только ложечка пропеллером вертится в его пальцах.
— Если это всё, что тебя останавливает и беспокоит, то на этот счёт можешь не волноваться. Алекс для меня просто друг. Я не испытываю к нему ничего больше, чем дружеские чувства. Да и не испытывал никогда. Пусть это и звучит ужасно, но мне просто нравилось дразнить его, смущать, особенно в твоём присутствии.
— И ты думаешь, что он хочет сказать мне о своих чувствах и предложить встречаться? – не знаю почему, но меня охватывают паника и ужас, которые я не могу скрыть в голосе.
— Да. Думаю, что он решился на это, – Тимур внимательно рассматривает меня, - а ты, что думаешь? Ты что-нибудь чувствуешь к нему?

Готов ли я встречаться с ним? Или вообще с кем-то? Я такого никогда ещё не делал. Знаю, Тим заводил отношения несколько раз, но дальше парочки свиданий и тройки поцелуев там не заходило. Мне даже друзей много не нужно было – хватало и хватает Тимки. Но вступая во взрослую жизнь, понимаю, что прятаться за спиной друга от всего остального мира больше не получится. Я всегда старался, чтобы он был рядом, но жизнь Тимура тоже не стоит на месте и удерживать его рядом с собой – это неправильно. Нельзя так поступать с лучшим другом. Я должен перебороть свой страх перед другими людьми и налаживать отношения с окружающими не только благодаря болтливому и дружелюбному Тимуру. Нужно постараться и дать людям шанс узнать себя. Может тогда ещё появятся друзья, но как же страшно открываться незнакомым людям...

Но Алекс не совсем незнакомец. Могу ли я ответить на его чувства? Почему-то представляя нас вдвоём, наедине, я не могу сообразить, о чём мы можем поговорить. Связующим мостом, между мной и другими людьми всегда был Тим. Только сейчас понимаю, что из-за этой изоляции, в которую себя загнал, я стал ужасно зависим от Тимура. Что делать?

Я не хочу потерять Алекса. Он, после Тима, единственный, кто смог пробиться через мою глухую оборону. Но также я ясно понимаю, что ответить на его чувства не могу. Быть с ним, без Тимура – это невозможно. С отчаянием осознаю, что мой лучший друг должен всегда присутствовать, оставаясь мостом между мной и другим человеком. Дожился! Похоже, что если ничего не изменить, то я закончу свою жизнь в полном одиночестве. Видно отчаяние отразилось на моём лице.
— Что, всё настолько плохо? – друг подходит и обнимает меня. – Не боись, выкрутимся, ты же знаешь, что я всегда буду с тобой. Пока я тебе нужен – я останусь рядом, а если захочешь избавиться от меня, то я тебя свяжу, и буду издеваться, пока ты не передумаешь.
— Как будешь издеваться? – я был почти на грани слёз, но другу всегда удаётся меня отвлечь от грустных мыслей.
— Сильно-сильно. – Тим возвращается к столовым приборам и отстукивает ими ритм какой-то мелодии по столу. – Знаю я тебя. Уже, небось, накрутил себя, напридумывал разных ужасов так, что реветь хочется?
— Угу. – Шмыгаю носом, но держусь. Он читает меня, как открытую книгу.
— Уверен, что Алекс адекватно воспримет любой твой ответ. Главное подумай, чего хочешь именно ты. Не старайся угодить всем и каждому. Будь честен в первую очередь с самим собой. Обещай мне это. – Киваю. – Артём, ты не сможешь быть с кем-то просто, чтобы угодить этому человеку. Это убьет тебя. Не смей поступать так никогда с собой, моим лучшим другом.


Неожиданно глаза Тимура расширяются: «В этом отеле что, настоящее столовое серебро?»
Смотрю на десертную ложечку, которую друг снова взял в руку: «Да. Они гордятся своим изысканным вкусом: как в интерьере, так и в посуде».
— Посуда из серебра? Из настоящего серебра? Ты, должно быть, прикалываешься надо мной.
— Столовое серебро не делают из чистого серебра. Дело в том, что такое чистое столовое серебро слишком мягкое, оно быстро теряет блеск и красоту, поскольку моментально покрывается вмятинами и царапинами. Наиболее распространенным сплавом для изготовления столового серебра является стерлинговое серебро. В одном килограмме столового серебра, изготовленного из этого сплава, содержится девятьсот двадцать пять граммов серебра и семьдесят пять граммов меди. Распространено также столовое серебро из сплавов, содержащих восемьдесят процентов серебра.*
— Что с Википедией пообщался. Завязывай зависать в библиотеках, да и в интернете можно проводить время более интересно, чем поглощая энциклопедии. – Тим выпалил это на одном дыхании, скрываясь за дверью, ведущей в коридор.
Куда это он так рванул? Дурной вопрос. Куда ещё можно такторопиться? Спешу за ним, поскальзываясь, когда заносит на поворотах. Дверь в номере, который находится на один этаж ниже нашего, распахнута настежь. Заскакиваю внутрь и торможу. Что происходит?

Не знаю, какую картину застал Тим, когда прибежал, но перед моими глазами разворачивается следующее: Алекс лежит на полу, на спине, на нём сверху сидит братец, пытаясь задушить оппонента. Мой бывший одноклассник двумя руками старается оттолкнуть Макса от себя, но почему-то ему не удаётся сбросить с себя пятнадцатилетнего подростка, который по всем параметрам ему уступает. Младшего брата что-то настолько разозлило, что эта злость придаёт ему огромных сил. Она действует как несгораемое топливо. Тимур старается оттащить моего брата сзади, но видя бесплодность этих попыток, переключается на то, чтобы разжать пальцы обхватившие горло Алекса. Но хватка только сжимается. Лицо Александра постепенно краснеет, а вот у Макса совсем наоборот: он невероятно бледный, губы сжаты в тонкую, едва заметную линию, смотрит с хладнокровной решимостью. Ощущение, что это совершенно посторонний человек, а не мой младший брат. Этого человека я не знаю. Он в каком-то трансе? Рядом с ними, перевёрнутый на бок, лежит столик: тарелки, разбросанная еда, столовые приборы, разбитый стеклянный графин, наверное, там был сок.

— Не хочу тебя сильно отвлекать от размышлений, - Тим кряхтит, но ему удаётся разжать два пальца на руке брата, - но может, ты снизойдёшь с Олимпа и поможешь немножечко?
Как? Даже представления не имею, что делать. Как же надоели эти его припадки «немотивированной агрессии». Ему лечиться надо вдалеке от людей. Да он опасен для общества.
— Артём.... Будь так любезен... - Тимур отвоёвывает ещё немного пространства в удушающем захвате, что позволяет Алексу сделать судорожный вдох. Макс на это хмурится и прикладывает ещё больше силы. – Позови его!
Что? Позвать? Тим шутит? Сейчас мой младший брат вообще «не реагирует на внешние раздражители». А если эти его заскоки действительно что-то психическое? Что станет с папой?
Опускаюсь на колени и на четвереньках ползу к ним. Почему бы просто не подойти? Чувствую, что силы в ногах куда-то делись. Стало страшно, ноги перестали держать, вот и ползу. Когда приближаюсь, на расстояние вытянутой руки, шепчу: «Максимилиан».

Его глаза меняются. В них возвращается осмысленное выражение. Мне кажется, что я даже слышу щелчок, который переключает его внутреннее состояние. Он окидывает комнату, задерживаясь взглядом только на наших лицах, разжимает руки и быстро отползает от Алекса. Тот давится кашлем, а я приближаюсь, приподнимаю его голову с пола, кладу себе на колени и жду, пока его лицо вернёт нормальный цвет. Тимур, поднявшись, заставляет моего брата тоже встать. Дёргает за руку, пытаясь увести из комнаты, но он делает шаг в нашу сторону:
— Артём, я....
— Заткнись! Запрещаю вообще разговаривать со мной, пока сам не обращусь к тебе. Уйди сейчас с глаз моих. Не могу тебя видеть.
— Прости, я понимаю, но мне нужно сказать...
— Ах, тебе нужно? Правда? Почему должно исполняться всё, чего хочешь ты? А желания других не в счёт? И извиняться ты должен не передо мной, а перед Алексом. Иди, остынь, – брат делает ещё один маленький шаг в нашу сторону, тон моего голоса повышается. – Не приближайся ко мне!
Макс замирает, отступает, опустив голову: «Прости, я не хотел тебя напугать» - разворачивается и быстро уходит из комнаты. Тим провожает его взглядом и смотрит на нас.
— Вы как?
— Всё будет нормально. – Провожу ладонью по светлым волосам Алекса, он кажется, уже легче дышит. Киваю в сторону закрывшейся двери и прошу Тимура. – Присмотри там за ним. Чтобы ещё чего-то не натворил.
Лучший друг кивает и выходит, оставляя нас двоих в номере. Неудобно.
— Хочу извиниться за своего младшего брата. Он, конечно, придурок, но сегодня переплюнул даже себя самого. Обещаю, что больше не выпущу его из клетки, в которой держим его дома.
— Вы, правда, держите его в клетке? Надеюсь, она очень крепкая. Или мне лучше носить с собой дротики со снотворным для таких вот случаев? – Алекс усмехается и смотрит на меня своими серыми глазами. И он, и я прекрасно понимаем, что это всё шутка, и никакой клетки нет, но нам это нужно, чтобы достойно пережить неловкий момент.

Замечаю только сейчас то, на что не обратил внимания раньше, а именно: странную одежду, как для лета и отдыха, надетую на Алекса. Строгие брюки, белая рубашка, правда, сейчас один рукав порван и нескольких пуговиц не хватает. Обвожу взглядом комнату – пиджак висит на спинке стула, вместе с галстуком. Повезло, что Александр не успел это надеть, а то бы Макс его удушил такой удавкой. Что происходит? Мы же вроде бы позавтракать собирались, нет? Зачем ему такая одежда? Кто берёт костюм на отдых, на пляж? Где Алекс вообще взял костюм, с собой привёз? Может, у него здесь запланирована какая-то важная встреча, которая требует официального дресс-кода? Но что-то внутри меня хочет сейчас сбежать подальше.
— Я знаю – это всё он, ты ни в чём не виноват. Но, Алекс, прости что спрашиваю, из-за чего Макс так разозлился? Что произошло? Не мог же он ни с того ни с сего на тебя наброситься?
— Твой младший брат – псих. Не бери в голову, Артём, ладно? – он поднимает руку и пальцами проводит по моему лбу, разглаживая, чтобы я не морщился. Киваю. Если он не хочет говорить, то я не буду настаивать. В конце концов, можно будет у брата спросить, но потом, не сейчас. – Прости, я знаю, что сам пригласил тебя на завтрак, но можем мы отменить это? У меня что-то аппетит пропал, да и настроение неподходящее. Пойду, проветрюсь немного. Хорошо?
Алекс поднимается и помогает встать мне с пола. Берёт из своей сумки одежду и уходит в ванную, чтобы переодеться. Что это я сейчас такое чувствую? Облегчение? Почему?
— И если ты не против, то я бы хотел вернуться в наш номер. Что-то мне не сильно хочется оставаться здесь. – Друг переоделся в футболку и шорты, что больше вяжется с отдыхом, чем костюм.
— Конечно. Я бы и не просил тебя о таком.
— Тогда скоро увидимся? – Алекс подошел, неловко помялся рядом, но, всё же решился и взял меня за руку.
— Да. Хорошо. – Неужели я ему действительно нравлюсь? Это не укладывалось в голове.