С самого рождения

24

      Мне, как в той рекламе, «сухо и комфортно». Вопрос: стоит ли открывать глаза? С этим лучше не спешить. Моё положение может измениться, когда тот, кто меня заталкивал в машину, поймёт, что я пришёл в сознание. Прислушиваюсь. Ничего, тишина, только слышно как стрелки часов отсчитывают время. Что мне известно, что я могу с полной уверенностью сказать? Итак: я в помещении, где сильно пахнет освежителем воздуха. Скорее всего, используется аэрозольный, знаете такие, которые через определённое количество времени сами «пшикают». Вот, пожалуй, и всё, что я могу сказать. Ах да, на мне что-то надето, и я укрыт чем-то похожим на простыню.
      Решаюсь приоткрыть сначала один глаз, а затем к нему «подтягивается» и второй. Я на кровати, но стоящие рядом разнообразные приборы с мигающими лампочками, кнопочками, тянущиеся трубочки ясно дают мне понять, что это больничная палата, или комната маньяка-медика, других вариантов быть не может. Склоняюсь всё-таки к первому варианту.
      Палата одноместная (кровать одна и возлежу на ней я!), небольшой стол, пара стульев, вешалка для верхней одежды, тумбочка, широкое трёхстворчатое окно. Вертикальные жалюзи раздвинуты в стороны, а за стеклом ночь. У окна, спиной ко мне, стоит человек – мой отец.

      Первая мысль: сбежать. Вторая: всё равно сбежать. Боюсь пошевелиться или ещё как-то выказать, что я уже очнулся. Так: стыдно, страшно, неловко, уж лучше бы меня выкрал кто-нибудь. Хотя кому я сдался?
      По отцу вижу, что он очень напряжён, а ещё то, как он руками сжимает край подоконника, в нём кипит гнев, злость, которым он не позволяет вырваться наружу. Ну, это естественно, что он злится на меня. Родители нас с братом никогда не наказывали физически, не применяли физическое воздействие. Но в данном конкретном случае я не буду удивлён, если отец меня ударит. Я – заслужил, прекрасно это осознаю.

      Тело затекло находиться в одном положении, чуть шевелюсь, и отец незамедлительно поворачивается в мою сторону. Наши глаза встречаются всего на секунду, и я тотчас же отвожу взгляд. Я так виноват! Мне так стыдно! Я не смогу посмотреть ему в глаза после всего, что натворил. Обхватываю себя руками и внезапно понимаю, что больше никогда в жизни не почувствую, как отец меня обнимает. И от этого ужасно больно. Я уже успел забыть тепло его рук, нежность его объятий. Отец внимательно разглядывает меня, будто бы видит впервые. Оно и понятно, могу поспорить, он и не представлял: какой монстр прятался у него под носом, какую «змею пригрел на груди». Делает шаг в мою сторону, и я инстинктивно сжимаюсь: втягиваю голову в плечи, подтягиваю ноги, согнутые в коленях, к груди. Отец замирает, а мои глаза расширяются от страха и на них наворачиваются слёзы. Вижу, что моя реакция практически выводит его из себя: он сжимает кулаки и челюсти, его ноздри в гневе раздуваются. Он буквально пылает от злости! Да, всё правильно. Я должен иметь хоть каплю совести и отвечать за свой поступок, а не дрожать тут от ужаса. Как сотворить такое, так смелости и ума хватило, а теперь что? Отец с усилием делает вдох, а затем выдох, пытаясь взять себя в руки.
— Ты в больнице. Врач осмотрел тебя: переохлаждение, небольшое обезвоживание – ничего серьёзного. Тебе повезло, что мимо проезжал Никита. Ты должно быть его не помнишь, но это мой племянник и твой кузен, соответственно. Уж не знаю, как он оказался в этих краях, но ты почти прыгнул ему под колёса. Увидев, в каком ты состоянии он привёз тебя в ближайшую больницу. Тебе нужно будет его поблагодарить.
— Хорошо. – С трудом разлепляю пересохшие, потрескавшиеся губы, заставляя их выдавать звуки, которые складываются в слова. Голос мой тихий и, как я и ожидал, дрогнул. – Он… – увидев, что я продолжаю, отец делает ещё один шаг в мою сторону. Отчего я ещё понижаю голос и неуверенно продолжаю. – Он истинный Тима.
— Не знал. Тогда должно быть он ехал от него. Как бы там ни было, но нам позвонили домой из больницы и сообщили, что ты здесь.
— Прости…те. – Смущаюсь. Я должен был навсегда исчезнуть из их жизней. Они и слышать наверно обо мне больше не хотели, а здесь звонок из больницы. И почему-то я не уверен, как мне теперь говорить с отцом. Могу я его ещё называть «отцом» и на «ты» либо стоит обращаться на «вы?» Этот вопрос бьётся в голове и заставляет пару слезинок выбежать из глаз. Стараюсь вытереть их быстро, чтобы не злить отца. Сам виноват, чего теперь нюни разводить?
— Артём, пожалуйста, ответь мне, только скажи правду, умоляю! – он останавливается в изножье кровати и с болью вглядывается в меня. Что он хочет узнать: что ещё я делал с Максом, как долго это продолжается, почему я так поступил, как до такого докатился? – Макс насильно тебя заставил? Он тебе как-то угрожал, чем-то шантажировал? Принудил? Воспользовался твоим состоянием? Врач при осмотре заметил, что у тебя только течка началась.