С самого рождения

2

    Семейные праздники проходят у нас довольно тихо. Думаю это потому, что наша семья очень маленькая. Точнее нет, не так: семья очень большая, но нашу «ветвь отсекли от семейного древа», прогнали и забыли. Родные отца не одобряли этот союз. Его родители, брат, сестра, дедушка и остальные – все были категорически против этого брака. И здесь дело не в том, что они не истинная пара. Боюсь даже представить, что когда-нибудь один из них может встретить своего «настоящего» партнера и инстинкты возьмут верх. Нет, нет. Невообразимо. Стоит только увидеть, как они смотрят друг на друга и сразу становится понятно, что это самая настоящая любовь и страсть, и преданность. Они выбрали друг друга не только полагаясь на инстинкты, но и сердцем, и головой.
Вся семья отказалась от отца после того, как он заключил официальный брак. Это произошло из-за «изъянов» папы. Он очень рано потерял родителей и остался круглым сиротой. На фоне такого стресса у него долго не было течки. Первая случилась в 19 лет. Проходила она тоже со странностями. Поэтому личный семейный доктор отца, к тому моменту они уже встречались, назначил дополнительное обследование, которое выявило, что проблемы не из-за стресса, а на генетическом уровне. И такие, что будет очень трудно родить здоровое потомство. А уж если родится омега, то с точностью 99,99% бракованные гены передадутся ему. Угадайте, кто выиграл джекпот? Я вообще по жизни, где не надо – везде первый! «Удачливый» зараза. Отца отговаривали, на его избранника пытались надавить. Сыпали угрозами, что оставят без копейки, а надо признать, что они очень обеспеченные и влиятельные в своем городе. Когда прозвучала фраза, что они отрекутся от отца и навсегда забудут о его существовании, папа дрогнул. Наверное, сказалось, что он рос без семьи и не желал этого для своего любимого. Родители рассказывали нам с Максом об этом последнем вечере в доме родственников.
Когда папа сказал, что «наверно нам, правда, лучше расстаться. Возможно, твои родные – правы. Они же хотят как лучше для тебя». Отец встал и, молча, вышел из комнаты. Вернулся с небольшим прозрачным пакетом. Демонстративно положил в него пару штанов, рубашку, футболку и большой семейный фотоальбом.
— Полагаю, что это Вам больше не нужно, – он указал на альбом и продолжил, - ведь Вы решили вычеркнуть меня из своей памяти. Словно я никогда и не существовал. А для меня – все это очень дорогие и ценные воспоминания. Я не собираюсь отказываться от своего прошлого. – Отец повернулся к любимому, нежно провел пальцами по щеке, едва касаясь, и, глядя в глаза, продолжил. – Но и от своего будущего я отказываться не намерен.

После этого они покинули не только этот дом, но и город, чтобы никогда туда не возвращаться. Переехали в городок поменьше, где через три года появился я. Еще через три – Максимилиан. Во время вторых родов что-то пошло не так. В итоге в 25 лет папе вынесли вердикт. Вся моя омежья сущность трясется, когда это вспоминаю, хотя я очень далек от мыслей о детях. У него больше не будет ни течек, ни детей. Врачам пришлось пойти на эту крайнюю меру и провести страшную операцию, чтобы он выжил. Это стало очередной трагедией в его жизни, но он пережил все легко и за это, как не тяжело признаться, нужно благодарить моего младшего брата.
Все дело всегда было в отношении, точнее в разнице: как папа относился ко мне и брату. Возможно, он очень сильно хотел родить любимому здоровенького малыша и боялся передать свои «бракованные» гены, но с самого их первого раза папа был зациклен только на альфе. Родить альфу – это стало навязчивой идеей. Представляете весь его ужас, когда, после долгих попыток забеременеть, на свет появился я! Детские эмоции, даже вырастая, очень трудно забыть и перебороть. Я до сих пор ловлю себя на том, что чувствую себя немного виноватым и сильно обиженным. И если первая эмоция – беспричинная (разве мог я выбирать момент своего рождения?), то для второй вполне есть конкретные основания: он не прикасался ко мне с момента рождения до того, как мне исполнилось 2 года. Папа просто знал, что я – омега. Вот и все. Он знал! Я принес разочарование уже самим фактом своего появления на этот свет. С самых первых дней обо мне стал заботиться отец. Он старался хоть как-то повлиять на своего супруга, но результатов это не приносило. Мне запрещалось даже находиться в одном помещении с папой. Он не хотел меня видеть. Примерно когда мне исполнилось года два, по словам отца, папа впервые увидел, как мы играем вместе на лужайке перед домом. Тогда в его глазах стояли слезы. Возможно, именно в тот момент что-то дрогнуло у него внутри и это переломило ситуацию. Папа стал присоединяться к нам за завтраком и во время вечерних игр. Мы привыкали друг к другу. Знакомились.
Родители смеются, когда я говорю, что помню тот случай, когда отец впервые оставил меня под присмотром папы. «Такого просто не может быть, дорогой. Ты был слишком маленький, чтобы запомнить это» - папина улыбка в такой момент никогда не касается глаз. Я вижу, что ему неловко за свое поведение тогда, но, ни он, ни я этого изменить не можем. Время – неумолимая штука. Упустившего не вернешь. В тот раз отца срочно вызвали на работу. Обычно он брал меня с собой, а еще: бутылочки, памперсы, игрушки..... Как он заявляет: «таскал все твое приданное с собой, чтобы, если ты встретишь истинную пару, я был готов». И ржет при этом, чем еще больше вгоняет меня в краску. Конечно, я помню немного. Испуганные глаза папы оставшегося со мной на весь день один на один. Длинную записку – инструкция отца, что делать, которую при желании можно было скатать в рулончик. То, как в обед он потащил меня в какой-то храм. Его шепот, что «здесь можно попросить о том, чего ты хочешь больше всего на свете и, если твое желание идет от сердца, то оно обязательно исполнится». Что я делал, помню смутно, а вот чего горячо желал, всем своим естеством, маленьким детским сердечком – помню до сих пор. Я никогда не произносил это желание вслух, никогда его больше не загадывал. Все еще надеясь, что оно осуществится. Глупо, да? Уже большой, а в сказки верю. Ни малейших признаков, что оно может сбыться. Особенно у такого «фартового» парня, как я.
Вскоре, после посещения того храма, стало известно, что у нас в семье ожидается пополнение. Беременность была тяжелой, папа практически не вставал с кровати. Итог – известен. Но даже так, все это было не зря. У папы появилась «его гордость, маленькая личная победа, его счастье – Максимилиан». Думаю не нужно рассказывать, что младшего братишку с рук практически не спускали. Разлучить их дольше, чем на час было невозможно. Это было какое-то личное помешательство. Я снова не видел папу. Из-за того, что мне воспрещалось приближаться к брату. Вдруг бы я его чем-то заразил, или как-то навредил. Да мне, если честно, не особо и хотелось подходить к этому пищащему комочку. Его требовательные настойчивые крики врывались в мозг и взрывали изнутри черепную коробку. Когда мне исполнилось 5, а Максимилиану – 2, я впервые выбрался сам из дома. Это было до ужаса волнительно. Я ощущал себя взрослым, самостоятельным и всемогущим. Пройдя вдоль пары домов можно попасть в старый городской парк. Он давно был заброшен. Город профинансировал строительство другого парка: с аттракционами, кафешками, с пешеходными и велосипедными дорожками, местами для активного отдыха горожан, с чистым обустроенным пляжем. Но мне и сейчас милее тот старый и заброшенный. Это мое тайное место с того самого пятилетнего возраста. Как я, будучи малышом, добрел до самой середины? Не знаю. Но там есть небольшое озеро, где всегда плавали лебеди. Место, в которое я приходил, чтобы расслабиться. Секретное убежище, о котором не знал никто.

Вот так обстоят дела с семейными узами. Родственников мы видели только на тех старых фото, хотя нет, вру. Однажды, когда мне было 13, мы с отцом возвращались из магазина нагруженные пакетами с продуктами, и рядом с нами притормозил шикарный автомобиль. «Красивые машинки» - моя слабость. Ничего не могу с этим поделать. У сестры отца было двое сыновей, мы это знали, и вот тогда я единственный раз в своей жизни видел своего двоюродного брата. За те пять минут поездки он с отцом обсудил целую кучу незнакомых мне людей. Я не особо вникал в их разговор, только понял, что кузен учится на юридическом факультете, в нашем городке оказался совершенно случайно и на целых 9 лет меня старше. Он вышел из машины, чтобы проводить нас и помочь с продуктами, во время этой короткой «прогулки» я заметил, что только ленивый не обернулся посмотреть ему вслед. Его модельная внешность, бешенная харизма, энергетика, которая исходила от него, не давали не единого шанса, что его возможно забыть, даже встретив один раз. «Сочувствую его паре» - эта мысль сама собой возникла у меня тогда. Хорошо, что мы, хоть и не общаемся, но состоим в родственных связях. Не хотел бы я влюбиться в подобного красавчика и страдать от этого. Низкий поклон природе, которая сделала все, чтобы родственники не могли привлекать друг друга. Но даже с такой «страховкой» я чувствовал себя рядом с ним неуютно. Только сила, исходящая от отца перекрывала его, но он тогда был 22-ух летним парнем. Страшно представить, каким стал теперь. Родственник не зашел, исчез, так же как и появился.

Исходя из этого, полагаю, что на сегодняшнем праздничном обеде будут все те же: родители, Макс, я и Тим. Брат никого из своих друзей никогда не приглашает к нам, а Тим, как уже упоминалось ранее, единственный мой друг. И это тоже заслуга моего младшего братца!

Когда мне было шесть, я решил подружиться с тремя соседскими мальчишками. Они были старше на пару лет и не особо хотели меня принимать в свои игры. Тогда я пообещал, что отведу их в свое тайное место. Они приняли меня. Мы весь день носились по улице, пугая прохожих, а ближе к вечеру я повел их к озеру. Быстро темнело, мы спотыкались о корни деревьев, но упорно шли вперед. Но так и не достигли цели.
— А это что еще такое? – один из моих новых друзей смотрел куда-то за мое плечо. – У кого-то здесь появился хвостик?
Они стали смеяться и шептаться, а я, повернувшись, не мог поверить в увиденное. Как? Ну как такое возможно? Как трехлетний шкет, за которым неустанно следят, смог пойти за нами и зайти так далеко?
— Иди домой, Максимилиан! И не говори никому, что меня видел. – Подойдя, я толкнул его, от чего он упал на попу и остался сидеть. Тогда впервые на его лице появилось это упрямое выражение: нахмуренные брови и плотно сжатые губы.
— Не могу. Боюсь. – Он протянул ко мне ручки и стал ждать.
— Иди домой. – Мы с мальчишками пошли дальше. Только это уже не приносило радости, как раньше. Уходя все дальше от того места, где оставил брата, мне становилось тревожно.
— Слушай, не хочу я возиться с малявками. – Самый старший мальчик из моих «друзей» недовольно постукивал палкой по дереву. – Возись с ним сам, а мы – пошли.
Оборачиваюсь и вижу выглядывающую из-за дерева перепуганную чумазую мордашку. Злюсь, разворачиваясь, хочу догнать ушедших вперед ребят, но в мою руку вцепляются маленькие пальчики. Макс виснет на мне всем своим телом и тянет в противоположную сторону.
— Домой, Аттем, домой. – Он даже имя мое правильно произнести не может из-за того, что не выговаривает букву «р», но уже хочет указывать, что мне делать. Пытаюсь отцепить его от себя, но легче руку оторвать, чем это сделать. Хватка у него, как у бульдога. – Хочу к папе!
— Так не нужно было от него убегать. – Блин. Упоминание папы оказывает на меня просто магическое действие. Он там наверно с ума сходит, потеряв «свое сокровище». Сдаюсь. И шагаю в сторону дома. Крепко держа за руку этого надоеду. Если бы это касалось меня, думаю, даже если бы что-то случилось, то с родителями все было бы в порядке, но Максимилиан – это другое дело. Уже тогда я понимал всю ценность, какую он представляет для папы. Если с ним что-то случиться, то меня никогда не простят. Он нужен родителям, а значит, как старший брат, я обязан доставить его домой. Специально шагаю широко и быстро. Это очень выматывает, но Максимилиан еще больше устает со своими маленькими ножками.
— Ты – мелкий, и не должен ходить за мной больше. Понял?
— Я успею. Я стану большим и сильным.
Хмыкаю и искоса наблюдаю, как он практически бежит, чтобы успевать за мной. Чего он ко мне липнет? Я не хочу с ним нянчиться. За всю дорогу домой, на удивление, он ни разу не заплакал. Даже не хныкнул. У двери дома меня хватило только на то, чтобы позвонить. Согнулся, пытаясь отдышаться. В левом боку ужасно кололо. Макс, наблюдая за мной, прошептал что-то типа: «я стану очень сильным, обещаю». А дальше понеслось: начались крики, брата потащили срочно купать и осматривать. Меня отругали за то, что увел Максимилиана из дома. На все мои возражения, мол «он сам пошел», папа не верил. Мне крепко досталось. А обидней было то, что на такую несправедливость мой дорогой, горячо любимый братишка молчал, словно воды в рот набрал.
На следующий день по району разлетелась новость, что трое ребят, когда стемнело, пошли в старый парк. Туда очень опасно ходить из-за огромных ям, которые там образовались от проседания земли, а еще коммунальщики чинили теплотрассу. Два паренька получили переломы, а один просто сильно испугался. А если бы Макс не увязался за мной, и мне не пришлось бы его вести назад? Нет. Не хочу об этом даже думать, ведь тогда получается, что он спас меня. Но это полный бред! Ведь Макс не мог знать, что что-то случится.

После того случая я целый год пытался хоть с кем-то подружиться, но все безуспешно. Как только мой брат видел, что я с кем-то общаюсь, он становился невыносимым капризным ребенком. Слезы, сопли, крики – от меня разбегались все дети, как от чумного. Никто не желал дружить со мной, в нагрузку получая этого сатаненка. Пойдя в школу, я был уже умудренный опытом. Поэтому познакомившись с Тимуром, мне пришлось превратиться в шпиона. Я шифровался, как только мог. Главная цель была: не допустить, чтобы младший брат встретился с моим единственным самым настоящим другом. Для этого приходилось идти на жертвы: например, не приглашать Тима к себе в гости. Сначала он удивлялся, но позже смирился с этой странностью. Мы всегда встречались где-то подальше от моего дома, чтобы провести время вместе. Я оберегал его больше всех остальных.
Взрослея, вокруг меня появлялось все больше знакомых: одноклассники, парни из спортивной секции, друзья друзей. Но с каждым общение постепенно всегда заканчивалось, а они переходили в Фан-клуб моего брата. Он тоже усовершенствовал свою методику. Теперь для всех это был самый лучший друг во Вселенной! Я люто ненавижу одиночество. Я его боюсь. А мой младший брат неустанно меня именно к этому и подталкивал. Я почти смирился, что останусь один. Почти признал, что эту битву мне не выиграть. Если бы не один случай.