С самого рождения

17

*****************

В автобусе на меня косятся. Рукавов в футболке нет, надпись притягивает внимание.
— Мальчик, с тобой всё в порядке? Ты где-то поранился? – седовласая старушка заботливо решила поинтересоваться моим состоянием.
— Спасибо. Всё хорошо. – Этот день подходит к концу. Я выпустил боль, что скопилась внутри. Теперь с новыми силами буду продолжать бороться за сохранение нашей семьи. Столько, сколько смогу. Проблемка в том, что каждый раз вот так сталкиваясь с младшим братом, он как будто один за другим срывает мои стоп-краны, на которые закрыто всё внутри. И что будет, если он сорвёт последний сдерживающий рычаг, даже я не знаю. Улыбаюсь. Посмотрим, сколько я смогу продержаться. Будем надеяться, что ему надоест раньше, чем мы оба свалимся в пропасть. А потом будем гореть в аду...вместе! Хотя, если он, правда, столько ждал, то, пожалуй, его выдержке можно только позавидовать, а вот у меня в этом случае нет ни единого шанса.

Тимура дома ещё нет. Умываюсь, включаю чайник и только собираюсь обработать руку, как в замке поворачивается ключ. Что-то он быстро. Только вчера вечером уехал.

Тим заходит, закрывает дверь. Одного взгляда на него хватает, чтобы понять...это больше не Тим! Не мой Тим! Быстро? О чём это я? Похоже, эти сутки для него были слишком долгими. Он оседает на пол, и я уже на коленях возле него. Тимур цепляется за мои руки и заходится в таких горьких рыданиях, что моё сердце ухает вниз, утягивая за собой все остальные органы. Даю ему выплакаться, хотя в голове столько ужасов проносится, что начинают стучать зубы. Он крепкий, сдерживался, пока не переступил порог нашего дома. Маленький мой, что же с тобой сделали? Друг затихает.
— Можешь помочь мне принять ванну? – краснеет и отводит взгляд.
— Конечно. Пошли. – Осторожно завожу в ванную. Пока настраиваю тёплую воду, Тимур раздевается. Точнее попытался это сделать. Успеваю подхватить его, и помочь удержаться на трясущихся ногах. Видели когда-нибудь новорожденного оленёнка? Который стоять ещё не может на дрожащих ножках, но ему жизненно необходимо встать на них. Вот так и мой лучший друг: сжимая зубы, побелевшими пальцами держится за бортик ванны, пытаясь удержать себя на ногах. Усаживаю его на крышку унитаза и начинаю раздевать.

Чем больше я снимаю, тем больше внутри меня всё покрывается льдом и вымерзает. Как можно с хрупким телом Тима сделать что-то такое?

На шее следы от пальцев, по кругу синеет. Его душили? На груди и животе две огромные гематомы, словно его били ногами. Залезая в ванну, он инстинктивно прикрывает одну сторону, которая жуткого цвета. Возможно, там даже сломаны рёбра. На половом члене тоже гематома, словно его выкручивали, или мне кажется, что он не совсем естественно повёрнут? Включаю душ, беру в руку и направляю на спину друга. Он сначала вздрагивает, но тёплая вода помогает расслабиться. Направляя струи ниже понимаю, что это ещё не весь ужас. Вода, попадая между его ягодиц, вниз, по ногам, течёт уже алыми струйками. Его порвали.... Тут меня и накрывают эмоции...

Кем надо быть, чтобы сделать с невинным, милым Тимом такое? Хочу убить эту суку, порвать на клаптики. Ловлю себя на мысли, пусть это отвратительно звучит, но я бы даже «спустил» на него Макса. Думаю, брат был бы не против. Тимур и ему очень дорог, я уверен в этом. Да я бы и сам справился. Такое бешенство и такую злость я ещё никогда не испытывал. А ещё Кай! Ну попадись он мне, сволочь. И отчего-то внезапно осознаю, что это произошло с Тимом именно сегодня, в мой день рождения. Они создали ему такие воспоминания в мой праздник! Я никогда за свои двадцать лет не ненавидел никого от чистого сердца, всей своей душой. Меня трясло от злости, но нужно успокоиться и держать себя в руках рядом с Тимуром. Слышу, как он, уже сидя в ванне, повторяет как заведённый:
— Это я виноват, сам виноват. Это только моя вина. Только моя. Больше никто, только я виноват. – Хватаюсь за голову руками, но спохватываюсь и возвращаю душ, направляя на Тимура.
Я знаю, зачем он это делает. Зачем повторяет это. Потому что по-другому он не может объяснить себе, почему с ним всё это случилось. Я знаю, что произойдёт, если я сделаю то, что по идее должен сделать. Но, даже зная результат, я это делаю. Обхватываю его лицо руками, поворачиваю к себе и медленно с нажимом на каждом слове произношу:
— Тим, ты ни в чём не виноват. Ты не виноват. – Вижу, как он начинает раскачиваться, но замолкает, обдумывает.
Медовые глаза наполняются слезами, и он неуверенным голосом переспрашивает: «Не виноват?»
— Нет, Тим, нет, не виноват. – Он тянется ко мне и обнимает. Моя одежда намокает, но плевать я на неё хотел, особенно сейчас.

Помогаю ему вытереться, заворачиваю в большое мягкое полотенце и веду в его комнату. Раздеваюсь и вместе с ним ныряю в кровать. Его комната, где он всё делал по-своему вкусу, где всё пропитано его запахом – это должно успокоить. Друг цепляется за меня и даже во сне слёзы продолжают течь из его глаз. Кто-то очень сильно его обидел.
Ужасный день для нас обоих. Может моё невезение заразно? Как-то передалось лучшему другу? Разве будет омега плакать, проведя свой первый раз с истинным альфой? Зачем я отпустил его только, а? Лучше бы он злился на меня за то, что я не позволил ему уехать. Как мы теперь будем жить? Тим сейчас даже тень прошлого себя не напоминает. Он – сломанная кукла, которой поиграли, сломали, а потом вернули мне. Вот только я – его лучший друг, а значит, сколько бы времени не потребовалось, мне нужно стараться и починить его. Конечно, есть то, что я никогда не смогу изменить: например, его первый секс. А сейчас, несмотря на принятый душ, я чётко это ощущаю – у Тима был сексуальный контакт. Его медовый запах сейчас смешан с чьим-то другим. Он похож на воздух, который бывает после хорошей грозы. И словно змея окутывает кольцами тело друга. Засыпая, сжимая Тимура в объятиях понимаю, что этот запах, эта энергия, мне знакомы. Я уже слышал это, вот только: где и когда?