Саммервуд. Город потерянного лета

Часть II Глава 11 (2)

***

Голова кружилась. Не заметив, что намочила рукава и ворот пальто, Юджин без сил склонилась над раковиной и плеснула в лицо еще одну пригоршню холодной воды. Руки дрожали, пахло стойким больничным духом, рвотой и желчью. Но еще сильнее — загнившими хризантемами, букет которых торчал из мусорного ведра: так осенью пахнет на кладбище и так, должно быть, пахло в усадьбе после похорон Эслинн — та из всех цветов любила больше всего хризантемы.

К горлу вновь подкатила тошнота. Борясь с позывами, Юджин задержала дыхание и устало ткнулась лбом сложенные на раковине руки.

«Да, Эслинн, очень смешно», — мысленно буркнула, вспомнив дурацкую манеру сводной сестры потешаться каждый раз, когда накануне сложного школьного теста или публичной презентации Юджин начинало мутить.

Конечно, отчего же не потешаться, если творческую натуру с тонкой душевной организацией, какой выставляла себя Эслинн, фотографируя мертвых бабочек да снулых моделей с оленьими рогами, родители старательно оберегали от лишних волнений, позволив сначала перевестись на домашнее обучение, затем — взять годичный перерыв перед колледжем. И, предоставленная сама себе, Эслинн проводила целые дни где-то вне досягаемости, обвешенная винтажными фотоаппаратами и самодельными талисманами из птичьих перьев.

Аккуратистка Юджин при взгляде на сводную сестру неизменно начинала чесаться и, как ни старалась, не могла избавиться от мыслей о пситтакозе и прочих болезнях, переносимых птицами. Но Эслинн, казалось, ничто не смущало, и в ее спальне, к вящему ужасу обычно невозмутимой Темперанс, хранилась целая гора обувных коробок с птичьими чучелами и иссохшими скелетами ящериц и лягушек.

— Да ладно тебе, они не кусаются. — Юджин помнила, как Эслинн смеялась и выкладывала прямо на обеденный стол самодельные альбомы с разноцветными перьями, любовно наклеенными на картон. Каждое — пронумеровано и аккуратно подписано.

— Ну же, взгляни, — упрашивала она сводную сестру и, не слушая возражений, с фанатичным блеском в глазах начинала переворачивать страницы. — Это перепелки, видишь — серые с пятнышками. Желтые — иволги. Золотисто-зеленые, с синим отливом — фазана. И эти, с черными поясками, оранжевые и красные, тоже. Так... тут уже проще: бакланы, воробьи, чайки...

— Чайки питаются на помойках, — морщилась Юджин и, заставив сводную сестру унести альбомы прочь, снимала со стола скатерть, чтобы перестелить перед ужином. И никогда не обращала внимания на изображения птиц, украшавших каждую страницу — только теперь догадалась, рисовал их Деррен. Да и почерк был его.