Эклипсис (Эклипсис #1)

9.9

Когда они шагнули на землю из портала, солнце садилось. Кругом простиралась широкая однообразная равнина, заросшая вереском. Лишь на западе ее оживляли холмы и купы кустарников.

— Обманула, чертова баба! — сказал с досадой Альва, еще не забросивший лексикон Хатталя.

— Не так чтобы очень, — возразил Кинтаро. — Там илмайрская граница, а вон там Селхир. Дня три пути, не больше.

Способность Кинтаро ориентироваться в Дикой степи никогда не подвергалась сомнению. Итильдин на мгновение прикрыл глаза, словно прислушиваясь к внутренним ощущениям, и протянул завороженно:

— Я знаю эти места. Милях в тридцати к востоку мы приняли бой.

— Верно. Это равнина Терайса, куколка. Земля эссанти. Здесь все началось между нами.

— Не хотелось бы, чтоб здесь и закончилось, — нервно хихикнул Альва.

— Да брось, рыженький. Это же степь. Утром загоним какое-нибудь четвероногое мясо, зажарим на костре. На дым наверняка припрутся наши, если далеко не откочевали. Или разъезд из Селхира встретим — не придется добираться пешком. А заночевать можно вон в той ложбинке. Только спать тебе не придется, мой сладкий, сразу предупреждаю, — степняк прищурился, многообещающе глядя на Альву. — В степи на меня такая охота нападает!

Пока они шли, сгустились сумерки, и тут, словно по волшебству, в намеченной ими ложбинке вспыхнул костер.

— О, не иначе нас дожидаются, — беспечно сказал Кинтаро, даже не замедлив шага.

— Хоть меч-то достань, — попробовал удержать его Альва.

— Это степь. Чего нам тут бояться, рыженький? Если уж на то пошло, чего вообще нам бояться?

— И то верно, — признал Альва, и настороженность его как рукой сняло.

В первый момент, подойдя к костру, они опешили. Сам лагерь не внушал ни малейших опасений: ожившая картина «Ужин в степи» — расставленный пестрый шатер, какими пользуются купцы с юга, оленина, аппетитно шкворчащая над огнем, небольшой походный бочонок пинт на десять с выбитым донцем, полный темного вина. Но те, кто раскинул лагерь, казались по меньшей мере странными.

— С маскарада, что ли, сбежали? — пробормотал Альва, единственный, кто сумел облечь свое изумление в слова.