— Алло... Тёма? Что с Тимом? – этот вопрос заставляет меня всхлипнуть последний раз и удивлённо уставиться на телефон.
— Как...ты... – это определённо помогло мне немного прийти в чувство.
— Ты бы так рыдал только, если бы произошло что-то серьёзное. С родителями всё в порядке, они здесь, со мной. С тобой всё нормально – я точно знаю. Остаётся только Тим.
Нужно потом как-то спросить, не забыть бы: как он узнаёт, что со мной может случиться беда?
— Он выпил «подавители». Практически не дышит. Я вызвал скорую, но их нет...долго...
— Ясно. Успокойся. Врачи скоро будут и обязательно помогут Тиму, слышишь? Я тоже скоро приеду, но на дорогу потребуется время, Артём, подожди, хорошо?
— Автобус... – не могу вспомнить, как сегодня ходят автобусы из нашего города в тот, где мы с Тимуром сейчас.
— Артём, я уже вышел из дома. Держись там. Меня подвезёт друг на машине, я попрошу его. А сейчас важно чтобы ты сделал то, что я тебе скажу. Сделаешь?
— Угу. – Почему я – старший брат? Он на эту роль гораздо лучше подходит. В стрессовой ситуации люди ведут себя по-разному: одни теряются, а другие наоборот мобилизуют все свои силы.
— Открой входную дверь. Если вдруг потеряешь сознание, то будет плохо, если врачам ещё придется ждать службу спасения, чтобы взломать дверь. – Быстро делаю так, как сказал мой младший брат. Сажусь около Тима и осторожно беру его за руку. Друг без сознания. – Приготовь документы: его и свои. – Пока выполняю это задание, продолжаю слушать голос Максимилиана.
— Макс, если он...если...я просто...
— Артём, ты знаешь, почему он это сделал? Почему принял лекарства? Это же не случайность, так?
— Да, кажется, знаю. – Теперь я прекрасно понимаю, что он решился на это ещё в начале осени. До меня дошел мотив этого поступка. Почему я раньше об этом не подумал? Протупил?
— Всё будет хорошо с Тимом, вот увидишь. Я уже выезжаю к вам, слышишь?
— Если он хотел задохнуться, то....Если его спасут, я задушу его в своих объятиях.
— Обязательно, так и сделаешь. Его спасут, Артём, верь.
Открывается дверь, и входят врачи. Я отхожу от друга, чтобы им не мешать. Они сразу же что-то колют ему, ставят капельницу, а я продолжаю судорожно сжимать телефон.
— Макс, здесь врачи.
— Отлично. Езжай с ними и с Тимуром. Я сейчас отключусь, а ты, когда будете уже в больнице, обязательно мне перезвони и скажи, куда вас отвезли. Я подъеду туда, а не к вам домой.
Почему-то мне совершенно не хочется выключать телефон. Голос Макса вселяет уверенность, а без него чувствую себя одиноким – один на один со страшной реальностью. Но вспоминаю, что я старше и должен собраться: «Хорошо, я позвоню», - нажимаю красную кнопку поспешно, чтобы не передумать.
*****************
В больнице уже готовились к Рождеству и новогодним праздникам: мишура, елочки, шарики – от всего этого было тошно. Мы тоже с Тимом хотели поставить ёлку. Теперь ничего этого уже не случится. Друг, что же ты наделал? В этой жизни можно многое исправить, кроме смерти. Её уже не отменить. Меня не пустили в реанимацию, сказав: «Ждать здесь». Но прошло уже больше двух часов, а я ничего не знаю. Обо мне забыли? Людей много: кто-то в верхней одежде с улицы, должно быть посетители, кто-то в халатах – пациенты, которые находятся на стационарном лечении. Медицинских работников тоже очень много, снуют туда-сюда каждый по своим неотложным делам.
Это огромное здание – целый больничный комплекс. Здесь: реанимация, скорая помощь, поликлиника, где врачи принимают пациентов и различные отделения, где этих людей сразу же могут госпитализировать. Девять этажей невыносимой для меня атмосферы.
Нужно бы сходить и напомнить о себе. Узнать, что там с Тимуром, но я не могу пошевелиться. Входные двери хлопают безостановочно, впуская потоки морозного декабрьского воздуха. Сижу, опустив голову и глядя на свои ботинки. Только сейчас понял, что в машину скорой залезал, забыв верхнюю одежду дома. На мне джинсы и свитер. Я чертовски замёрз, но не это мешает мне пойти и спросить о самочувствии своего лучшего друга. Что, если они скажут, что...ну, что...не смогли...что Тимки больше нет.... Что мне тогда делать? Я точно знаю, что не готов услышать это. Волнуюсь за него, но встать нет сил. Вот и продолжаю сидеть.
Рядом кто-то звонко хохочет, что-то рассказывают друг другу двое взрослых мужчин. Один из них, кажется, врач, который принимал Тима. Наши глаза на секунду встречаются, и я спешно отвожу взгляд. Молюсь, чтобы он не подходил ко мне, а ещё хочу, чтобы всё-таки подошёл и сказал, что всё хорошо. Но он, закончив разговор, проходит мимо, не обратив на меня никакого внимания. Сцепляю пальцы и пытаюсь унять дрожь. Холодно. У меня только мобилка и ключи, я даже денег на такси не взял, так что кофе горячий купить нет возможности.
Дверь хлопает в очередной, миллиардный, раз. Но что-то заставляет меня поднять голову и посмотреть на выход. Всё исчезает. Больше нет ничего: ни людей, ни окружающих предметов, ни голосов, ни шума. Есть только обеспокоенные черные глаза, которые моментально среди всей этой толпы находят меня и больше не теряют ни на секунду. Прошло шесть месяцев? Всего шесть? А у меня складывается ощущение, что я не видел своего младшего брата лет сто, если не двести. Ещё подрос, плечи стали шире, но талия такая же узкая, как я помнил. Он всё такой же стройный, гибкий, пластичный. Ловко, с кошачьей грацией, пробирается сквозь толпу людей, стараясь не терять со мной зрительного контакта. На нём: ботинки, джинсы, расстёгнутая дутая куртка. На чёрных волосах блестящими искорками сверкают тающие снежинки. «Здорово», на улице ещё и снег пошёл.
Макс останавливается в одном шаге от меня: «Как Тим?»
— Не знаю. Никто ничего мне не говорил. – Опускаю голову, чтобы не смотреть ему в глаза. Не могу. Стыдно. Почему я из всех позвонил именно ему? Ни родителям, ни кому-то из сокурсников, которые пришли бы гораздо быстрее, так как находятся в этом городе, а ему.
— Я пойду, узнаю? – киваю брату и наблюдаю, как он подходит к какой-то медсестре и говорит с ней. Вижу, как на её лице появляется заинтересованное выражение. Кажется, семнадцатилетний видный парень привлёк её внимание. Он быстро возвращается. – Она попробует что-нибудь узнать о состоянии Тимура.
— Хорошо. Спасибо. – Растираю покрасневшие замерзшие руки. И что теперь? Почему я считал, что если Максимилиан приедет, то мне станет легче?
— Артём, ты звонил его родителям? – Макс всё также стоит в шаге прямо передо мной.
Отчаянно мотаю головой: «Нет. Я...я просто...не могу. Они возненавидят меня...Я не уберёг их единственного сына... и я их не виню. Как я могу им позвонить и сказать, что..Тима...» - закрываю рот двумя руками, потому что чувствую, что если этого не сделать, то рыдания снова начнут вырываться из меня.
Максимилиан присаживается на корточки прямо передо мной. Вздыхает, на секунду прикрыв глаза, но после смотрит на меня, протягивает руки и, обнимая за плечи, притягивает ближе к себе. Убираю руки от своих губ и цепляюсь за его куртку, обнимаю в ответ.
— Послушай меня, Артём. – Его губы у самого моего уха согревают дыханием. – Они не будут тебя ни в чём винить. Ты спас их сына, ты спас Тима, вызвав ему скорую. Но его родителям нужно сказать, что произошло с их сыном. И почему это случилось. Хочешь, я сампозвоню им? – невнятно мычу ему на ухо, соглашаясь. – А ты мнерасскажешь, что у вас произошло за то время, пока я с вами не общался?
Разжимаю объятия, отодвигаюсь и смотрю на брата. Эти слова он сказал без укора, на губах подбадривающая улыбка. Киваю. Он садится рядом со мной и выслушивает весь мой рассказ о том, каким я увидел Тимура в день своего рождения и что было потом. Рассказ отнимает последние силы. Нервы уже на пределе.
Макс снимает с себя куртку, оставаясь в тёплой рубашке, и набрасывает её мне на плечи. Берёт мои руки в свои и, поднеся их к своим губам, старается согреть мои замёрзшие пальцы дыханием. Я дёргаюсь, делаю попытку вырваться, но вдруг вижу его взгляд, как он пристально за мной наблюдает. И очень ясно понимаю, что здесь, сейчас, никто не обращает на нас никакого внимания. Людей много, но никто нас не знает, не знает, что мы – братья. Для окружающих мы просто такие же «ожидающие», как и многие другие.
Оглядываюсь по сторонам, но в нас не тычут пальцами, не кривятся от отвращения, презрительно не морщатся. Смотрю на своего младшего брата. Он всё также ждёт, согревая мои холодные руки. Чего он ждёт? Моих действий? Каких именно?
Может из-за того, что я вымотался, может потому что здесь всем на нас плевать....Шевелю пальцами в его руках и подушечками прикасаюсь к нижней губе брата. Провожу по ней, поглаживая. Макс смотрит только мне в глаза, приоткрывает рот и, высунув кончик языка, пробегает им по кончикам моих пальцев. Вздрагиваю и отдёргиваю руку. По ней до самого плеча пробежались разряды электрического тока.
— Замёрз? – Максимилиан придвигается ещё ближе и, обхватывая меня за талию, подтягивает к себе.
— Немного. – Позволяю себе не просто прижаться к нему, а утонуть в его объятиях. Закрываю глаза и понимаю, что вот оно, вот то, чего я ждал, когда звонил именно ему. Кладу свои руки поверх его, лежащих на моём животе, затылком прикасаюсь к его плечу и погружаюсь в целый вихрь незнакомых, бушующих эмоций.
Проходит минут пятнадцать, я практически смог задремать, когда Максимилиан, чуть повернув голову, шепчет мне в ухо: «Прости, Тёма, но мне надо позвонить родителям Тима».
Отпускаю его руки и отодвигаюсь. Становится прохладнее. Макс выходит на улицу, чтобы разговоры окружающих не так сильно мешали. Меня снова начинает колотить. Это я должен был звонить им, а не мой младший брат.
— Они выезжают. – Максимилиан уселся назад на своё место и протянул мне стаканчик с обжигающе горячим кофе и питательный энергетический батончик. Я скривился, но он настоял, чтобы я съел его. За это Макс наградил меня упаковкой мятных конфеток, которую достал из кармана. Видя, как я их целыми жменями запихиваю в рот, только хмыкал. – Артём, ты можешь предположить, почему он решился на такой шаг?
— Мне не нужно предполагать. Я точно знаю, почему он это сделал. – Вижу, что мой младший брат заинтересовался и продолжаю. – Из-за того, что никакие «подавители» ему принимать нельзя с течками приходилось справляться кое-как самому. Встретив своего истинногоальфу, он решил, что вот оно – счастье. Теперь его личный кошмар закончится, станет легче. Но тот, сначала отказывался быть с Тимом, а после, вот это....Думаю, предстоящая течка его пугала, потому что он снова оставался один, но теперь ещё и без надежды. Тот урод, забрал его надежду, что когда встретишь пару – с мучениями будет покончено. Осознание того факта, что теперь ему до конца жизни придётся изнывать от внутреннего желания, толкнуло его на этот шаг. Тим просто хотел всё прекратить.
— Я никогда бы не подумал, что жизнерадостный, оптимистичный Тим, может пойти на самоубийство.
— Знаешь, возможно, он и обдумывал этот вариант, но не думаю, что это был до конца осмысленный и взвешенный выбор.
— Что ты имеешь в виду?
— Представляю, как его накрывал страх, перед предстоящей течкой, а он, дурачок, никому ничего не говорил. Всё держал в себе, решил, что со всем справится самостоятельно. Не хотел загружать мою голову ещё и этим. Если бы я помог пережить ему именно этот момент, первый день течки, с ним бы всё было в порядке. Он бы понял, что до сих пор может держать ситуацию под контролем. Но меня не было рядом, а его надежду, которая придавала сил, растоптали. Он сорвался. Уверен, что сожалеет об этом. Тим сильный, а это был просто момент слабости.
— Вот видишь, тогда с ним всё будет хорошо.
— Не знаю, не уверен. Чтобы там не думали о нём другие, но мы с тобой знаем, что Тим – однолюб. А он влюбился в эту тварь. – Сминаю стаканчик из-под выпитого кофе в комок и отдаю Максимилиану.
— Что-нибудь придумаем. Мы вместе найдём выход из ситуации. – Брат относит мусор в урну. Вместе? Мне нравится, как это звучит. Тепло становится где-то глубоко от таких слов. Зарываюсь по самый нос в его куртку – уютно.
— Выход появится, только если Тима спасут, если он...ну...жив... - Вот что мне делать? Стоит только представить эту солнечную мордашку, которая всегда вызывала улыбку, как слёзы наворачиваются на глаза.
Макс снова притягивает меня к себе, как раньше. Прижимаюсь и слушаю такие необходимые, успокаивающие слова, нашептанные на ухо. Что у всех, всё будет хорошо, что не стоит об этом беспокоиться.
К нам подходит (точнее к моему брату) та медсестричка, с которой он разговаривал.
— Это вас интересовало состояние, – она сверяется с какими-то бумагами, которые держит в руках, – Тимура? Доставленного сегодня в реанимацию на машине скорой помощи.
— Да. – Мой младший брат обнимает меня чуть сильнее, и я понимаю что, несмотря на то, что он спокоен, уверен, внутри тоже переживает за Тимку. Максимилиан не поддаётся эмоциям, чтобы дать возможность мне расслабиться. Он взял роль старшего брата сейчас на себя. Сжимаю его руки, лежащие у меня на талии сильнее, я благодарен ему за то, что он здесь, со мной. – Мы.
— Его состояние крайне тяжелое, но стабильное. Он будет ещё долгое время пребывать в реанимации. Вас к нему не пустят, но мне нужно узнать: у вас есть координаты его родственников? С ними нужно связаться.
— Его родители уже едут сюда. Я могу сказать им подойти к вам, когда они будут здесь.
— Спасибо. Вы очень поможете, если сделаете это. Рассчитываю на вас. – Девушка заулыбалась, раскраснелась. – Знаете, накануне праздников всегда столько дел, столько людей, что просто ужас...
Она продолжала что-то говорить Максимилиану, он вежливо кивает в такт её словам, а сам с беспокойством вглядывается в моё лицо.
Тим – жив! Жив. Пусть и в тяжелом состоянии, но стабильный. Значит, хуже ему не становится! Я чувствую, как страх, который сковывал меня, скатился волной вниз. Брат поглаживает мои пальцы, и я начинаю делать то же самое. Наконец-то эта прилипчивая девка оставляет в покое моего Макса... ну, то есть...моего брата!
— Видишь? Что я тебе говорил? С Тимом всё будет хорошо. Теперь дождёмся его родителей и поедем домой.
— Не хочу домой. – Вспоминаю, что в коридоре остались валяться пирожные, на кухне высыпанный мусор, а ещё, там лежал Тим!
— Нас всё равно к Тимуру не пустят. Сегодня точно нет, а потом мы его навестим. – Максимилиан утыкается носом в рукав своей куртки, которая сейчас на мне. – Не знаю как тебе, а мне прохладно, ночевать в больнице нет желания.
Я тоже устал от этого долгого ожидания, хочу: лечь, вытянуться на кровати и уснуть.
— Прости, я забыл. – Начинаю стягивать с себя куртку, чтобы вернуть ему, но младший брат усаживает меня на место, не позволяя этого сделать.
— Тёма, не надо, оставь. Лучше вот так, пустишь меня? – его руки ныряют под куртку, мой свитер, футболку. Холодные пальцы прикасаются к коже на моём животе, я подпрыгиваю.
— Они у тебя ледяные! – шиплю на Макса и ёжусь от неприятных ощущений.
— Согреешь меня? – он наклоняет голову чуть в бок, пытаясь заглянуть мне в глаза. Тоже поворачиваю голову, чтобы взглянуть на него. Почему-то мне кажется, что он сейчас не только о своих замёрзлых руках говорит.
— Я...попробую, что-нибудь с этим сделать. – Устраиваюсь поудобней и позволяю себе заснуть.
*****************
Остальное происходило в сонной дрёме. Через некоторое время Максимилиан меня растолкал. Приехали родители Тимура. Они долго благодарили меня за то, что спас их сына, я долго извинялся, что его вообще пришлось спасать, что не смог сделать что-то раньше, чтобы не допустить такой ситуации вообще. Договорились, что «будем на связи». Потом была заснеженная улица, такси, наша с Тимом квартирка. Макс довёл меня до дивана в гостиной, помог снять куртку, свитер, ботинки и я провалился в сон.
Просыпаюсь в тёмной комнате, ну да зимой рано темнеет. Шторы раздвинуты. На фоне окна вижу Макса. Он сидит на широкой спинке низкого кресла, ноги примостил на подлокотник, водит пальцами по листикам рассады стоящей на подоконнике и смотрит на город. Его силуэт завораживает. В квартире стоит тишина, нарушаемая только тиканьем часов. Не хочется изменять возникшую атмосферу.
— Сколько время? – говорю шепотом.
— Восемь вечера. Я как раз собирался тебя будить. Мне пора, а то опоздаю на последний автобус. – Младший брат тоже разговаривает шепотом, словно в соседней комнате спит Тим, и мы боимся потревожить его сладкий сон.
— До него ещё полчаса? – замечаю, что брат укрыл меня одеялом, но оно принадлежит Тимуру. Перепутал или не захотел заходить в мою комнату?
— Да, как раз дойду до станции. – Максимилиан одним грациозным движением встаёт со спинки кресла на ноги. – Артём, не причиняй себе вред, хорошо?
— Ты о чём? – не понимаю, что он имеет в виду.
Брат кивает на мою левую руку лежащую поверх одеяла. Смотрю на неё, словно вижу первый раз. Чёрт, краснею. Стал похож на очень спелый помидор или перчик чили, кому как нравится. Надпись, конечно, почти исчезла, но тонкие полосы ещё вполне можно различить, а футболка не закрывает полностью руку.
— Это...просто...я... – В голову ничего не приходит, как это можно нормально объяснить. Неловкость ситуации зависает в воздухе. Начинаю, как улитка, прятаться под одеяло. Так хорошо было, но теперь – стыдно.
— Нет, Артём, нет, не прячься. Смотри, Тёма, мы думаем одинаково. – Выглядываю на него из своего «убежища». Что он имеет в виду?
Макс снимает рубашку, за ней на пол отправляется и майка. Смотрю на этот импровизированный стриптиз, приоткрыв рот. Что он делает? Младший брат тянется и включает торшер, стоящий около дивана. Комнату озаряет приглушённый теплый свет. Он слишком рассеянный, но так лучше, чем вообще без него. Максимилиан выпрямляется, подходит и останавливается напротив того места, где я лежу. Сажусь и понимаю, о чём он говорил. КА-РА-УЛ!
Чуть выше левого соска на груди витиеватым почерком, чёрным с завитушками, написано моё имя. Татушка!!! Ох*еть! Я выпадаю в осадок.
Осторожно прикасаюсь к его коже и провожу пальцами по каждой букве, повторяя замысловатые изгибы надписи. Кожа: вначале приятная, бархатная, от моих прикосновений покрывается мурашками. Наклоняюсь ближе, чтобы лучше рассмотреть татуировку и замечаю, что сосок тоже реагирует – твердеет. Не в силах удержаться высовываю язык и провожу по этой бусинке. Что я делаю???
— Та-а-ак. Мне кажется, действительно, уже пора идти. – Максимилиан берёт меня за плечи и отодвигает от себя. Начинает натягивать снятые вещи. Рассматриваю его. Что со мной происходит? Что это творится у меня внутри?
— Родители видели? – киваю на его грудь. Получив от брата, в качестве ответа, утвердительный кивок, чертыхаюсь сквозь зубы. – И как ты это объяснил?
Младший брат заправляет майку в джинсы и смеётся: «Сказал, что хочу украсить своё тело именами самых близких и родных мне людей».
— И, что дальше?
— А потом, после этого, – Макс проводит пальцами по месту, где на его теле находится моё имя, – когда отец поинтересовался о следующем визите в салон, я сказал, что это оказалось гораздо больнее, чем я предполагал. Так что на этом пока всё.
Наклонившись, качаю головой, но улыбку скрыть не получается.
Мой младший брат закончил одеваться и, выключив торшер, направляется к выходу. Хватаю его за край рубашки. Он чувствует натяжение ткани и удивлённо оборачивается.
— Не уходи. Останься. – Поднимаю на него глаза. Стыдно просить, но не могу справиться сам с собой. Мне страшно одному в квартире. – Не хочу сегодня оставаться один. Пожалуйста. Только не сегодня. – Замечаю, что проскальзывают такие же умоляющие нотки как тогда у него, когда просил признать в нём истинного альфу. Сжимаюсь, отпускаю его одежду – это прекрасная возможность отомстить мне за ту боль, какую я ему тогда причинил, оставив стоять на коленях.
— Артём, ты же знаешь, что я чувствую к тебе? Мои чувства за эти полгода не изменились. Немного жестоко с твоей стороны зная всё это просить меня о таком, не находишь?
Киваю. Да, он прав, так и есть. Нервно сжимаю край одеяла. Но я, правда, хочу, чтобы он остался, очень этого хочу!
— Я сделаю всё, что захочешь, Макс, только останься сегодня со мной, пожалуйста.
— Значит так, да? Всё, что захочу? – поднимаю голову, и наши глаза встречаются. Замираю в ожидании его решения. – Поцелуй! Тёма, я хочу хоть один твой поцелуй! – Что это за чувство внутри? Разочарование? Да, кажется, именно оно и есть. Я ненавижу поцелуи, они мне не нравятся, не люблю я их. Но ради того, чтобы сегодня не оставаться одному в этой квартире, где мог потерять Тима, я переборю себя.
— Хорошо. Только хочу сразу предупредить, чтобы ты потом не обижался. У меня нет сил, что-то изображать, а целоваться мне не нравится, мне это, честно сказать, неприятно, так что...
— А я и не хочу проверять твоё «изобразительное искусство», Тёма. Я хочу видеть твою естественную реакцию. И с чего ты взял, что не любишь поцелуи? Из-за того, что тебе не понравилось сосаться с Алексом? Тебе понравится, если ты будешь делать это с нужным человеком. Я уверен.
— Тц... Хе...Ну да, как же.
— Ты согласен? Или мне бежать на автобус?
Во мне отчаянная борьба, а посоветоваться не с кем. Один поцелуй, всего один и я не буду сам. Что может быть плохого от одного маленького поцелуя? Я, конечно, не предполагал, что буду целоваться со своим младшим братом, но видно придется. Он же не поцелуй в щеку имеет в виду, да? У нас всё по-взрослому? Смотрю на брата, пытаюсь говорить уверенно и так, чтобы скрыть волнение охватившее всего меня: «Оставайся!»
— Давай уже быстрее покончим с этим. Чего ты тянешь кота за...бантики?
— Тёма, пожалуйста, расслабься. Я так долго этого ждал, пойми. Постарайся войти в моё положение. Дай мне насладиться этим. – Максимилиан прикасается ладонью к моей щеке, убирает волосы за ухо, гладит. Он не понимает, что всем этим ещё больше заставляет меня нервничать? Сидим на диване, рядом. Я уже трясусь и скоро психану, пошло оно всё лесом и полем. – Закрой глаза, Артём, пожалуйста. – Делаю, как просит мой брат. Если так дело пойдёт быстрее, то ладно. Или он рассчитывает, что так мне больше понравится?
Его губы накрывают мои. Язык облизывает нижнюю губу, пробуя на вкус и, как я и думал раньше, он не выпрашивает поцелуй, как Алекс. Макс с силой раздвигает мои губы и проникает внутрь. Ласкает мой язык, прикасается к зубам, кончиком своего языка трогает моё нёбо, вызывая непонятное щекочущее ощущение. Понимаю, что между поцелуем с Алексом и поцелуем с Максимилианом есть огромная разница. С первым было скользко, а с другим...влажно! Чувствуете эту разницу? Влажно! Это слово затапливает моё сознание. Язык начинает робко, несмело, неумело отвечать. Язык брата втягивает мой в какой-то танец: они сплетаются, кружат по кругу, поглаживают друг друга. Это длится бесконечно долго. Прикасаюсь пальцами к его щеке и слегка отталкиваю. Поцелуй прерывается.
Не смотрю ему в глаза, пытаюсь отдышаться. Чёрт! Воздуха вообще не осталось в лёгких.
— В следующий раз не забывай дышать носом.
— Угу. – Прикасаюсь рукой к своей груди. Сердце практически выскакивает, очень сильно стучит. Только тут доходит смысл сказанных братом слов. Чего? В следующий раз? Он о чём?
Только поднимаю голову, решившись на него посмотреть, как Максимилиан заливается таким весёлым смехом, обхватывает меня и заваливается на диван, утягивая за собой.
— Теперь можно и поспать. – Он лежит на спине, а я чуть сбоку, между ним и спинкой дивана, хотя моя голова лежит на его груди, а одной рукой я вырисовываю у него на животе забавные фигурки.
— Ты не звонил. – Это прозвучало как обвинение, но я устал сегодня, перенервничал, день выдался слишком тяжёлым, чтобы ещё контролировать интонацию.
— Ты мне запретил.
— Да.... Но ты всё равно мог позвонить. – Хмурюсь. Он же мог меня не послушать, так?
— А ты этого хотел? Чтобы я позвонил?
— Не знаю. – Я действительно не знаю: хотел бы я этого, или только бы разозлился, что брат не оставит меня в покое. – Но прошло полгода...
— Да, я знаю. Я помню каждый день, проведённый без тебя. Когда не имел возможности даже просто услышать твой голос. Но я не хотел надоедать тебе.
— Хочу тоже такую. – Провожу подушечками пальцев по рубашке там, где татуировка. Мне хватило мужества произнести это вслух, хоть и не думал, что смогу это сделать. Пробую разобраться в смешенных эмоциях, которые сейчас бушуют внутри меня, но я не могу понять, что все они вместе означают. Всё слишком сложно, когда дело касается моего брата.
— Не надо.
— Почему? – приподнимаю голову и смотрю в его лицо. Почему это ему можно, а мне нельзя?
— Не хочу, чтобы тебе было больно. – От его слов внутри снова появляется тёплое чувство. Натягиваю одеяло, укрывая нас обоих. Разумнее мне было бы пойти в свою комнату спать, но сейчас тут, в гостиной, так уютно. Не хочу вылезать.
— Макс, тебе было очень больно, когда я...ну...ушел...тогда?
— Да. – Брат проводит рукой по моим волосам и закрывает глаза.
— Прости.
— Тём, ты уже...
— Нет, Макс, нет. Я ещё не разобрался во всём этом. Прошу не подгоняй меня, ладно? Я и так тороплюсь, как могу.
— Хорошо. Я буду ждать. – Он проводит пальцем по моему лбу, носу и щёлкает по кончику. – Похоже, я только и делаю, что жду тебя всю свою жизнь.
Проводим несколько минут в тишине, каждый размышляет о чём-то своём.
— Можно у тебя спросить?
— Да. Всё, что захочешь.
— В тот день, когда ты подарил мне браслет, когда мы были у озера в парке. Ты сказал, что нашёл то место «почуяв воду и лебедей». Это же не так?
Макс начинает поглаживать мои лопатки через футболку. Вспоминаю слова Тимура, что у нас с братом мало тактильного контакта. Может он прав был? Потому что сейчас всё похоже на то, что мы – дорвались! Прикасаться друг к другу очень хочется. Хотя это и неправильно, но сегодня (только сегодня!) можно.
— Да. Я почувствовал там твой запах. Много твоего запаха. А значит, ты туда очень часто приходил. Там красиво. И птички классные. Особенно, когда малые есть.
— Макс! Как ты знаешь, что со мной может случиться беда? – задаю вопрос и замираю. Ответит или нет?
— Я не знаю. – Он вздыхает и трёт лоб двумя пальцами.
Вот «здорово!» Я столько времени отметал эту загадку, потом с трудом принял, как факт и теперь он просто говорит, что не знает?
— Но ты же как-то это знаешь, так? Как это происходит?
— Пусть это глупо звучит, но у меня начинает в груди сжимать сердце. Появляется тревожное состояние. Раньше я не понимал, но теперь точно знаю, что всё это связанно с тобой. Значит нужно: либо кардинально менять твои планы, либо, что ещё лучше, не выпускать тебя из своего поля зрения. Это начинается со слабых посылов, примерно за сутки до возможной трагедии. Меня непреодолимо начинает тянуть к тебе, ещё больше, чем обычно. Словно я боюсь, что не успею с тобой попрощаться. Чем ближе подходит время трагедии, тем сильнее сдавливает всё внутри. Знаешь, можно сказать, что я спасаю не только тебя, но и себя. Мне почему-то кажется, что если твоё сердце перестанет биться, то и моё остановится в тот же момент.
— Ну, сердце у меня уже останавливалось, но ты же не грохнулся рядом.
— Потому что тогда я знал, что тебе помогут. Я привёл тебя в нужное место, где тебя спасут. А вот если бы я понял, что тебя больше нет, то... – не даю ему договорить, закрываю его рот ладонью. Он убирает её, переплетая наши пальцы. – Я не знаю, почему так происходит. И это распространяется только на что-то глобальное, представляющее серьёзную угрозу для жизни и здоровья. Царапины, переломы – в эту категорию не попадают.
— Я ни разу не слышал, что истинные могут делать что-то подобное.
— Да, я тоже. – Максимилиан задумывается, а потом на его лице появляется усмешка. – Истинные?
— Спи. И мне не мешай. Дурак. – утыкаюсь носом ему в грудь, чтобы не видел, что я медленно начинаю становиться розовеньким.
Минут двадцать пытаюсь заснуть, но борьба с самим собой, со своими странными, внезапно возникшими желаниями, не способствует крепкому сну. Решаю, что если уж делать это, то только сегодня. Когда ж ещё? Приподнимаюсь, подползаю чуть вверх и целую своего младшего брата. Он на секунду удивлённо распахивает глаза, но быстро их закрывает и расслабляется, предоставляя мне «полный доступ».
Исследую его губы снаружи. Испытываю на мягкость и упругость, посасываю, втягивая в свой рот. Макс позволяет мне зайти дальше и хозяйничать в его рту. Ощущаю себя каким-то «юным натуралистом», но, даже делая всё это неумело, вдохновляюсь, что Максимилиан меня не останавливает. Он открывает рот ещё чуть шире и, высовывая язык, отдаёт его мне. Мгновение размышляю, что можно сделать с ним и.... обхватывая губами, посасываю. Когда руки брата смыкаются у меня на спине, обнимая и прижимая сильнее к нему, понимаю, что видно это было уже чересчур.
Макс одним движением переворачивает меня на спину, одновременно отодвигаясь, чтобы уступить мне место на диване. Теперь я лежу на спине, а он, нависая надо мной, наклоняется для поцелуя. Притягиваю его за шею, и наши языки встречаются раньше, чем губы. Этот поцелуй ещё более долгий, чем первый. Он: то лёгкий, даже без языка, то Максимилиан его углубляет, буквально ввинчиваясь в мой рот. Начиная задыхаться, вспоминаю о способности человека дышать носом. Но теперь обнаруживается другая проблемка – у меня во рту скапливается наша смешавшаяся слюна, готовая затопить меня. Я уже практически захлёбываюсь, когда Макс отстраняется. От его губ к моим тянется тонкая серебряная, как паутинка, влажная связь. Он её разрывает, когда приоткрыв рот, шепчет, проводя пальцем по моему горлу: «Глотай!»
Я поступаю так, как он сказал, даже не задумавшись. Ожидал, что будет противно, но вкуса вообще никакого нет. Но взглянув на Максимилиана, меня накрывает волной удовольствия. На его лице такое неприкрытое восхищение! Мной! А глаза вспыхивают, в них, наконец-то, возвращается огонь, который я потушил. Он наклоняется и проводит носом по моему горлу: «Умничка!»
Да что же он со мной делает? Я уже практически готов замурчать от удовольствия. Оно появилось во мне от осознания того факта, что я смог сделать ему приятно? Нужно остановиться. Но как это сделать, когда его губы снова так близко?
Теперь его язык проникает в мой рот, но не успеваю я даже прикоснуться к нему, или как-то ещё ответить, как он тут же исчезает, возвращаясь к своему владельцу. Ничего не понимаю. Хочу ласкать его язык своим, но он у Максимилиана сейчас: твёрдый, жёсткий, острый, вытянутый в линию, проникает в мой рот с быстрым темпом, как...копьё?
Понимание происходящего яркой вспышкой озаряет сознание. Упираюсь в его плечи двумя руками и отталкиваю своего младшего брата от себя. Смотрим, друг на друга, тяжело дыша, дыхание у обоих сбилось. Макс протягивает ко мне руку, но я отворачиваюсь к спинке дивана, укрываюсь с головой и бурчу: «Спокойной ночи!»
Вот чёрт. Это опасно. Он же только что своим языком имитировал половой акт! Чёрт, чёрт, чёрт!!!
Максимилиан делает пару глубоких вдохов и медленных выдохов, чтобы перевести дыхание и начинает тихонько хихикать.
— Ну что ещё? – выглядываю на него, откинув с лица уголок одеяла. Макс продолжая смеяться, указывает пальцем куда-то за мою спину. Пробую рукой, что там такое, и краснею до самых корней волос.
— Заткнись, придурок! Сейчас на улицу пойдёшь спать. – Отворачиваюсь и поправляю одеяло. Когда я укрывался с головой, то укутался весь, а свою пятую точку, получается, выставил на обозрение брату. Как отдал на растерзание. Пипец! Вот он и ржал, как конь.
— Прости, Тёма. – Максимилиан обнимает меня со спины и придвигается вплотную ко мне, всё-таки диван узкий для нас двоих.
— Что, на улице мёрзнуть не хочешь?
— Не-а. Пустишь? – брат скребет по одеялу, и я разрешаю ему заползти в тепло.
Завтра наступит новый день, где всё снова будет правильно, как полагается. А сегодня, только сейчас, позволяю себе сделать то, что хочу – уснуть в его объятиях.
Что мне делать завтра, когда проснусь? Знаю, что нужно быть старшим братом, но... хватит ли мне сил? И как убедить Максимилиана поступать так же?