Амазонка бросает вызов

Чем дальше в лес, тем выше горы

Я смутно помнила первые сутки после того, как согласилась поехать с Чимином куда-то, куда он меня звал. Не потому, что была ещё в тумане от расстройства, связанного с Чжунэ, и не потому, что выпитое с Югёмом вино слишком надолго вскружило голову. Просто очень резко пришлось переключиться, начать действовать, вникать, усваивать новую информацию, осознавать. И очень уж внезапными, удивительными были обрушившиеся на меня сведения. Чимин привёз меня на квартиру, как он сказал, к Хосоку, и это подтверждало наличие в ней его жены, Ханы. Самого Хосока не было, зато там был мой зять – Намджун. Он попросил меня присесть и, когда Хана принесла нам чай и вышла, взялся рассказывать историю о том, кто они такие на самом деле, и почему так много загадочности было в его мальчишнике. На слове «золотые» он так вдохновлено, ожидая от меня потрясающих эмоций, вздымал руки и обрисовывал ими свои слова, чуть не сбивая чашки, что я понимала – разочаровываю его отдачей, скупо улыбаясь и кивая. Виной тому, как выяснилось, были мои пропуски уроков литературы и истории, а заодно и полное равнодушие к этим предметам. Я лишь краем уха слышала, что в прошлом нашей страны якобы существовало сборище разбойников... или героический отряд? Короче, ясно, да, как глубока я в знаниях о том, что за такие золотые? Намджун предупредил, что не может посвятить меня во всё, и я для начала должна знать всё лишь поверхностно.
Место, куда меня везут – тайное логово. Оплот, цитадель золотых с древних времён. Зашифровано всё под буддийский монастырь, естественно. Чимин поглядывал на меня, как бы напоминая, что давно намекал на всё, и мы с ним вроде как уже сообщники. Я была не против. Не только того, чтобы вступить в эти золотые и разделить их образ жизни (пробно, чтобы посмотрела – справлюсь ли), но и умчать из Сеула куда подальше, чтобы забыть о Чжунэ, о двух последних месяцах. Что меня особенно соблазнило, так это заявление Намджуна о том, что мобильный надо будет сдать, и им нельзя будет пользоваться. Он хотел было уговаривать меня пойти на это, и сам изумился, когда я горячо согласилась и сунула ему в руки мобильный в ту же минуту. Не нужен мне интернет, не нужно никакое средство связи, которое даст возможность просочиться слабости, вытащить Чжунэ из чёрного списка, или заглянуть на Инстаграм, чтобы проверить, как он поживает?
Намджуна прервал звонок в дверь, и он ненадолго замолчал, поглядывая на меня воровато, будто стыдясь, что скрывал всё это раньше, и что продолжает скрывать от Чжихё подобное – это он оговорил отдельно, пока она в положении, ей лучше ничего не знать, чтобы не волновалась. Я с ним была солидарна, Чжихё из мухи слона сделает, ей только дай повод понервничать, там и до икоты со слезами не далеко, а я слышала, что если нервничает мать, то и ребёнок рождается неуравновешенным.
Хана сходила открыть дверь, и к нам в зал вошёл Чонгук с девчонкой-подростком; аккуратная, симпатичная, с забранными в хвостик волосами средней длины, маленького росточка. На какое-то мгновение моё сердце пропустило удар. Как давно я не видела Чонгука? С тех пор, как начала встречаться с Чжунэ? Я так погрузилась в эти отношения, и так настроилась на этого человека – подлеца и обманщика, о чём не подозревала, – что забыла о других, и даже сейчас, вспомнив, какой неподдельный интерес испытывала к Чонгуку, не смогла в полной мере вернуть ту тягу и пристрастность. Внутри было как-то глухо, всё за пеленой, которой я покрыла окружающий мир, чтобы не реагировать на ложь и предательство. Но вместе с ними, похоже, отгородилась и от остального.
Итак, Чонгук всё-таки не совсем врал? Он из буддийского монастыря, это такая легенда, которую он должен поддерживать. А на самом деле, он золотой. И всё-таки, кто же такие эти золотые? Со слов зятя выходило, что они защитники слабых и тайные установители справедливости на земле – так я поняла. Надо бы в интернете уточнить... ах да, я же отдала свой телефон, и мне обещали его вернуть только тогда, когда я вернусь. Намджун поднялся, указав на меня девчонке, пришедшей с Чонгуком:
- Это Чонён, сестра моей жены, познакомься, - после этого он посмотрел на меня и указал наоборот на подростка, - это Джоанна, она тоже поедет с вами.
Я встала и, уже не имея претензий к Чонгуку, да и не зная, кто ему эта Джоанна (впрочем, для чего-то греховного слишком юна), протянула ей ладонь для пожатия. Она растерялась, но тут же спохватилась и ответила мне на этот жест. Намджун улыбнулся:
- Вот! Чонён тебя быстро научит, как себя вести среди ребят, она в этом дока, так что – держитесь вместе.
- Давно занимаешься? – спросила я у девчонки, налаживая контакт. В её пожатии почти не было силы, я это заметила.
- С апреля...
- О, - только и произнесла я, с семи лет не выбирающаяся со всяких кружков и секций, спортивных и связанных с борьбой. – А почему надумала начать заниматься?
- Я... мама настояла, - пожала она плечами. Мама?! Ничего себе у неё мама, моя не знала, как остановить мои безобразия, только папа и поддерживал.
- Она дочь нашего мастера, - вмешался и объяснил Чонгук, - покойного. Он погиб этой зимой. – Джоанна потёрла кончик носа, как будто бы просто так, но мне показалось, что она преодолевает подступающие к глазам слёзы. И она смогла их сдержать, но Чонгук всё равно как-то оберегающе, как надежным крылом, накрыл её плечо своей ладонью. – Поэтому Джоанну доверили нам.
Девчонка чуть порозовела, тихо прошептав:
- Я сама хотела научиться танцевать... как Сана. Но мама не разрешила. – Мы, наконец, встретились с Чонгуком взглядами при названном имени. Танцевать? Ха! Я поняла, что не разрешила мама. Минуточку, а не та ли это была женщина, которой так почтительно кланялись все на мальчишнике Намджуна? Они похожи с Джоанной. А зачем Джоанна хотела уподобиться Сане? Не потому ли, что влюблена в Чонгука, как и я ещё месяц назад? Пусть страсти улеглись, и пыл угас, но я продолжала объективно осознавать, что не влюбиться в Чонгука трудно, на него даже на улице, когда нам приходилось идти вместе, заглядывался женский пол всех возрастов.
В глазах Чонгука, впервые, я увидела что-то вроде сожаления или извинения. Пропало вечное лукавство и теперь он был абсолютно серьёзен. Это лишало его части прежнего, легкомысленного очарования, но украшало обновлённой, зрелой мужественностью. Он стоял рядом с Джоанной, как ревнивый и ответственный старший брат, и можно было не сомневаться, что он порубит каждого, кто попытается тронуть его сестрёнку. Именно из-за отсутствия такого брата я стала такой, какой стала. Я всегда защищала себя и сестёр сама. Я не жалела, но в какой-то степени было немного обидно и завидно тем, у кого имелись вот такие братья-Чонгуки.
- Ладно, нам ещё долго и далеко ехать, - прервал нас Чимин, направляясь к выходу. – По коням. Кто вперёд?
- Давай мы? – последовал за ним и Чонгук, безмолвно утягивая за собой Джоанну, прибившуюся за ним прицепом на жесткой сцепке. Я думала, что мы поедем все вместе, но ничего не спросила, безучастно, как мне казалось, посмотрев на Намджуна, но он всё-таки пояснил:
- Мы стараемся передвигаться разрознено и без скоплений, чтобы не привлекать внимания. Эта схема работает сотни лет, нам удаётся оставаться незамеченными.
- Ясно, - кивнула я и села в ожидании, когда позовёт Чимин, потому что Чонгук со своей подопечной вышли, а он остался, дав им фору. Я подумала о том, что хотела бы тоже поехать с Чонгуком, но тотчас перехотела. Хватит. Я уже нагулялась, уже пошла на поводу у своих желаний, хотя разум предупреждал, говорил, что нет, Чонён, тебе это не надо, Чжунэ – козёл, об этом все знают, и вообще, думай об учёбе, Чонён, о призвании, найди свой путь, строй свою жизнь, а парни – да ну их на фиг. Поэтому хорошо, что со мной ехал Чимин. С ним с самого начала было спокойнее.
Хана заглянула и поинтересовалась, не хотим ли мы перекусить. Я покачала головой, Намджун отказался, постоянно закормленный моей сестрой и настолько любящий её стряпню, что и не стал бы набивать живот не дома, а Чимин попросил положить чего-нибудь с собой в дорогу:
- Только не траву, как твой муж любит, - засмеялся он, - веганского я в ближайшее время в Логе налопаюсь. Есть настоящая жирная, мужицкая еда?
- Найдётся, - улыбнулась девушка и ушла на кухню.
- То есть, в монастыре не будет мясной пищи? – только сейчас поняла я.
- Нет, - расплылся Чимин, видя мои первые яркие эмоции за сегодняшний день, - он же буддийский, Чонён. Карма, сансара, все дела.
- Ну, вот Намджун буддист, - тыкнула я в него, - но он же не вегетарианец.
- Я не пример для подражания, - снял с себя ответственность зять, подняв руки. – Хоуп бы сейчас сказал, что я плохой буддист, но каждому своё: я ем животных, и не убиваю людей, он убивает людей, но не ест животных.
- Господи, а я прямо смесь кровожадности, - хмыкнул Чимин. Мне уже сказали, что золотые в своих карательных мерах убивают преступников и злодеев, для этого и учатся борьбе, но сейчас, услышав о том, что не какие-то абстрактные воины кого-то грохают, а Хосок, которого я видела и знала, мне стало немного не по себе. Это же и я буду учиться для того, чтобы рано или поздно начать убивать? Мне с трудом представлялось, как в наше время можно убивать безнаказанно. Я выросла с таким менталитетом, что убивают лишь маньяки и психи, или в состоянии алкогольного опьянения, и потом обязательно за это сидят в тюрьме. Убийства без тюрьмы никак не воображались. Это что же, отнимать у кого-то жизнь безнаказанно? Я вступаю в группировку, которая даст мне «депутатскую неприкосновенность»? Интересно, а если я убью Чжунэ, как злодея, тоже не сяду? Чёрт, нет, нельзя же убивать всех, кто тебе насолил, считая их плохими? А как тогда золотые определяют, кого можно грохнуть, а кого нет? Сколько вопросов начинает появляться...
Хана вынесла Чимину тосилак*. Поблагодарив, он посмотрел на время, и сказал мне, что можно трогаться. Мы встали, Намджун пошёл нас провожать, давая напутствия, желая удачи, прося меня себя беречь, веля Чимину меня беречь, угрожая ему оторвать что-нибудь, если со мной что-то случится. Он заверил, что оторвёт себе всё сам, если позволит кому-то меня обидеть. Я прервала их, напомнив о своей состоятельности, и сказала, что оторву им всё сама, если будут продолжать считать, что я не в состоянии за себя постоять. Намджун вздохнул, как заботливая бабушка, а Чимин по-кошачьи улыбнулся, одобряя мои слова. Мы двинулись в путь.

Какое-то время, не меньше часа, я безмолвствовала, шагая за проводником, садясь с ним в автобус, потом в такси, потом снова в автобус. Он сообщил мне, что Чонгук с Джоанной отправились немного другой дорогой. Можно было бы преодолеть основное расстояние на самолёте, но золотые старались передвигаться так, чтобы не приходилось документально где-либо отмечаться, покупая и регистрируя билеты.
- Хотя у нас у всех есть по двое-трое фальшивых документов, - шепнул он мне, - и у тебя тоже будут, если пройдёшь обучение, и решишь с нами остаться.
Решу с ними остаться... В любом случае, навек расстаться с ними я не смогу, если мой зять – один из них. Но жизнь на полулегальном положении, непрерывная опасность, погони, смерть, раны, драки, какие-то там операции по ликвидации террористов, торговцев оружием и наркотиками, необходимость каждую секунду следить за своими действиями, за противником, думать о том, как выжить, как победить, как прикрыть товарища... Да, чёрт возьми, то, что нужно! Я хочу такую жизнь, чтобы некогда было размышлять о вечном, хотеть чего-то для себя, заглядываться на кого-то. Я стала понимать Чонгука. Господи, до меня ли или других женщин ему было, если он только и успевал мотаться по миру, подставляя свою задницу! И Чимин, и Шуга...
- Слушай, - когда мы сели в очередной междугородний автобус, решилась я на вопрос, - а как вы решаете, кого убивать, а кого нет?
- Мы? Мы никак не решаем. Для этого есть наставники. Только с их одобрения допускается какая-либо операция, и когда мы прибываем на место, всё становится ясно: убить тех, кто мешает осуществлению операции. То есть, пытается пристрелить нас. Ну, или мы заведомо знаем, что тот или иной уже кого-то убил и замешан в нехороших делах. Как таковой цели убивать у нас нет. Допустим, если мы пытаемся предотвратить продажу оружия террористической организации, то стараемся уничтожить груз, никому не навредив. Если в ходе этого возникает сражение, то мы отбиваемся, не более. Впрочем, есть исключение. Иногда, ради сохранности своих близких или очень хороших людей, мы превышаем дозволенную жестокость.
- То есть, творите зло?
- Мы не святые, Чонён, и никогда ими не прикидываемся.
- А если просто есть какой-нибудь очень-очень плохой человек, вы его убиваете?
- Если он никого не трогал и никому физически не причинил ущерба, то нет. Но наказывать, да, наказываем. А для этого есть масса средств помимо лишения жизни. – Я задумалась. Как можно наказать и проучить Чжунэ за то, как он себя ведёт и что делает? Таких не перевоспитать, поздно. Так, я обещала о нём забыть! Для этого еду хрен знает куда. И даже не спрашиваю, кстати, куда, чему Чимин удивился вначале, он не ожидал от меня равнодушия в том, куда ехать, а ведь так и было, мне всё равно куда, лишь бы подальше.
- А вы доверяете своим наставникам?
- Целиком и полностью.
- А если они ошибаются? – прищурилась я.
- Это не нашего ума дела. Но, знаешь, в золотых дураки и негодяи не задерживаются, то, что мы делаем... невозможно делать из корысти, или для себя, понимаешь? Никто не преследует личных интересов, мы не обогащаемся этим, никогда ничего не присваиваем, и наши наставники, не зажравшиеся чинуши в особняках трёхэтажных. Мастер Хан – отец Джоанны, прожил большую часть жизни в монастыре, в комнатёнке казарменного типа, питался с учениками в столовой постным рисом, видел семью два-три раза в год. А они, к слову сказать, жили ничуть не богаче многих, в обычной квартире, ведя обычный образ жизни... И погиб мастер Хан в феврале не за себя, и не за деньги, а получив очередь из пуль в спину от бандитов. Ошибаются ли наши наставники? Возможно, но за свои ошибки они платят своими жизнями.
На меня произвёл впечатление краткий рассказ, но список вопросов не иссякал. Меня словно прорвало, наконец, я ощутила, что меняю что-то в своей жизни и должна погрузиться в это глубже, иначе дезориентируюсь, потеряюсь.
- А откуда вы пополняете свои ряды? Из своих семей?
- Нет, не обязательно. Чаще берём в монастырь на воспитание сирот. Родственники наоборот скорее редкость. Были редкостью до последнего времени, - улыбнулся Чимин, покосившись на меня, - у золотых ведь не должно быть семей.
- Почему? – Ага, ещё одна разгадка поведения Чонгука?
- Да как тебе сказать... раньше существовал строгий запрет на это, и он родился из многих факторов: потому что золотые часто гибнут, и остаются несчастные вдовы, потому что за золотыми непрекращающаяся погоня каких-нибудь засранцев, которые часто пытаются подобраться через дорогих нам людей, и связь девушки с золотым невольно делает её мишенью для преступников...
- Боже мой, Чжихё... - всё серьёзнее осознавая, во что мы влипли, ахнула я.
- Не бойся, в Сеуле почти безопасно, там всегда много наших ребят. Эта территория считается как бы... очищенной нами от скверны. Туда редко кто смеет сунуться последние лет пять. – Я помолчала, пытаясь принять этот довод и успокоиться. Надеюсь, Намджун не позволит ничему случиться.
- Почему же запрет стал нарушаться?
- Измельчали мы, наверное, - пожал с юмором плечами Чимин, - слабы стали перед женщинами.
- Нет, серьёзно?
- Раньше разрешалось жениться, но только главарям и наставникам, ну и вышедшим из строя, вроде Рэпмона, ты же знаешь, он ушёл из активных борцов из-за сердца.
- Да, он говорил.
- Ну вот, а нынешнее наше руководство – если его можно так назвать, потому что отношения в золотых демократические и дружественные – считает справедливым, что разрешенное им разрешено должно быть и всем, всё поровну. Да и, знаешь, от запретной любви порой больше горя, чем от дозволенной, но подверженной опасности.
- А если я буду как бы... одной из вас, то мне запрещено будет выходить замуж? – с каким-то мазохистским наслаждением полюбопытствовала я, чувствуя желание положительного ответа.
- Ой, не знаю, это вопрос не ко мне, - засмеялся Чимин.
- Ну, другие как поступали?
- Да как тебе сказать... других-то особо и не было до тебя. Кроме Рэй, ты видела её на мальчишнике, помнишь? – Я кивнула. – Она не совсем одна из нас... так сложились обстоятельства... в общем... - посомневавшись, Чимин махнул рукой и задал вопрос: - Хочешь послушать историю о том, как я впервые в жизни поцеловался?
- А ну-ка, - взбодрилась я, заинтересованная. Ехать нам было ещё очень и очень долго.
- Дело было так... - начал Чимин, и погрузил меня в историю более чем десятилетней давности, рассказав, как из-за бедности семьи решился уйти в монахи, как приехал в Кёнсан-Намдо из соседней провинции, найдя храм Хэинса, очень известный если не во всём мире, то по всей Корее. Почему-то он хотел прибиться тут послушником, по юности не понимая, что храм и монастырь – разные вещи. От буддизма Чимин был далёк что тогда, что сейчас. Он был смелым и очень активным мальчишкой, потому и забрался далеко от дома, в поисках какого-нибудь средства для существования. У храма убирался старик-дворник, он сказал парнишке, что неподалёку есть место, куда ему надо, и направил в Тигриный лог. Впервые я услышала название конечного пункта, куда мы ехали. Так вот, оказавшись в Логе, как сокращенно называли его золотые, что расположился на горе Каясан, Чимин начал втягиваться и радоваться, что наткнулся на подобный монастырь, но однажды его всё-таки одолели сомнения. Наставники сказали, что он останется в этих стенах навсегда, а каково юнцу примерно семнадцати лет понять, что жизнь загнана в рамки, и уже не изменится? И поздним вечером он сбежал, думая, что не вернётся, а потом передумал, но решил успеть попробовать хоть что-то от молодости и удовольствий. Приглядел идущую девчонку, собрав волю в кулак налетел на неё, поцеловав, напугав до смерти, естественно, и смотался обратно, не заметив, что потерял нашивку с буддийской рубашки, в каких ходили адепты монастыря. И через пару дней в Тигриный лог пришла Рэй, переодевшаяся мальчишкой, а поскольку он её в темноте толком и не видел, то не узнал, и несколько недель два десятка мальчишек жили в полной уверенности, что среди них ещё один такой же, и не подозревали о наличии девушки в своих рядах.
- Господи, я думала такое только в дорамах бывает, - захохотала я, представляя, как провернула другая девчонка подобное. У меня бы сообразительности не хватило, я слишком прямая. Даже как-то обидно, что моё попадание в монастырь намного банальнее. Я убегаю от любви, а Рэй бежала на гору за любовью. Чимин закончил своё повествование, завершив его уходом Рэй после того, как все узнали, кто она, да и ей нужно было возвращаться в школу, чтобы закончить её.
- В жизни бывает покруче фильмов, - заметил он.
- Наверное. Я бы не отказалась поучаствовать в чём-то крутом, в приключениях. – С улетающими за нашими спинами километрами я теряла печаль, расправляла плечи. Мне становилось легче, и не малая заслуга в этом была Чимина. Он здорово отвлекал меня и развлекал, не как Шуга – анекдотами, но его искренние житейские истории были душевнее и теплее. – Значит, мы с Джоанной будем первыми девушками, которых станут официально обучать в этом монастыре, так?
- Вроде того. Вообще, есть предание старины, что у золотых были помощницы – серебряные, но в Тигрином логе их следов не найдено, если они и были, то не ближе, чем десять веков назад. Читала о хваранах и вонхва?
- Ээ... - со стыдом продемонстрировала я очередной провал знаний. – Что-то как бы да...
- Ну, неважно, - показал Чимин, что его впечатление обо мне не портится от того, что я не знаю наизусть школьные учебники, - с тех пор, как они существовали, спутницы золотых приобрели несколько иной вид... Рисковать женщинами и заставлять их драться считалось некрасивым, и если они хотели помогать золотым, то делали это как... ну... как Минатозаки Сана и другие девушки из клуба.
- Массаж и секс-релакс после тяжелого дня? – повела я скептично бровью.
- Нет, - хохотнул Чимин, заговорщически вставив: - Хотя и это тоже. Но главное их занятие – шпионаж. Они добывают информацию, которая нам нужна.
- Через постель?
- В основном да.
- Короче, вы общаетесь только с проститутками? – сделала я поспешный вывод, появившийся от ущемленности и задетой гордости. – А порядочные девочки идут лесом?
- Как мы с тобой выяснили, золотые и сами не святые, а иногда даже маленькое зло, так что куда нам порядочные? – подмигнул Чимин, шутя. – А если серьёзно... многие из нас придерживаются старых правил, и считают семью и отношения для себя запрещенными. При таких условиях давать надежду и связываться с хорошими девочками – некрасиво, а у нас, извини за откровенность, член от монастырского воспитания всё-таки не отваливается. Секса-то хочется. Поэтому если находится возможность... взаимность и взаимопонимание...
- Я слышала, что в закрытых мужских общинах развивается гомосексуализм, - с тайно посланным задним числом за всё хорошее оскорблением Чонгуку, заметила как бы между прочим я. Чимин едва не откусил себе язык и не задохнулся посередине фразы.
- Так-так-так, вот не надо, пожалуйста, клеветы и порчи репутации. У нас всех всё в порядке с ориентацией.
- И среди золотых не бывает геев? – Ошалелые глаза Чимина пытались принять своё естественное состояние:
- Нет, у нас только нормальные мужики.
- Но кто сказал, что среди геев нет храбрецов и героев?
- Может и есть, но никто из нас не доверил бы им прикрывать свою спину, - свёл всё опять к иронии Чимин. Помолчав, явно переваривая и дробя камень в огород золотых, он сумел отвлечься: - А, кстати, Чонён... всё-таки... у тебя с Чжунэ... было или не было тогда? – Видно было, что ему неловко спрашивать, но любопытство пересилило. Опять Чжунэ, снова он! Первым желанием было поджать губы и, со словами «не хочу говорить об этом» отвернуться. Но потом я подумала, что это как-то слишком жеманно, сентиментально. Приняв пофигистический вид, я сказала:
- Ой да иди ты.
- Нет, ну правда?
- Ты с какой целью интересуешься? – прищурилась я.
- Да просто...
- Намджуну доложить?
- Да нет, для себя знать...
- Для себя? – ещё ехиднее уставилась я на него сквозь прищур. – Проститутку себе присматриваешь?
- Нет, конечно! Что ты сразу... - И вдруг умаслившись лицом, как кот перед сметаной, Чимин продолжил: - Боевого товарища... а секс по дружбе – это другой разговор. – Я зарядила ему кулаком в плечо. – Ай!
- Я не сплю с друзьями.
- Да я пошутил, пошутил! Мне Намджун велел тебя беречь и не обижать, и я обещал ему это, что ты думаешь, я нарушу слово?
- Ты думаешь, что смог бы меня обидеть сексом? – деланно прыснула я. Чжунэ не смог меня сломать и расстроить, а кто-то другой сможет? Да фигушки вам всем. Хотя, он и развести-то меня до конца не смог. Или не захотел? Или я не поддалась? Я гроза всех негодяев, блядь! Очень брутально звучит? Или смешно? Само собой, я подготовлюсь, стану мастером боя, а потом уже буду грозой, тьмой, смертью, Зеной – королевой воинов, Чудо-женщиной и всем остальным. – Попробуй подкатить, потом сам не плачь, - самоуверенно и тоже несерьёзно бросила я ему. Чимин улыбнулся.
- Не-не, я воздержусь. Но если ты снова усомнишься в том, что золотые – натуралы, а не пидорасы, моим святым долгом будет доказать тебе обратное.
- Ловлю на слове, - хмыкнула я. Не потому, что мне это надо было, а потому что привычка у нас такая была с ребятами, Югёмом, Джуниором, при громких заявлениях со стороны кого-то ловить на слове, вот и произнесла это по привычке.
- Базара ноль, - принял вызов Чимин. Мы переглянулись. Посмотрев в его глаза, я смутилась и отвернулась к окну. В пейзаже явно было больше духовного и возвышенного, чем в них.

Мы прибыли к храму Хэинса с последними лучами солнца и попёрлись в какие-то непролазные дебри за ним, в кусты, в гору. На какое-то мгновение я всё-таки предположила, что Чимин затащит меня не туда, куда следует, надо было правильно понять его давнюю историю, парень с семнадцати лет без разрешения хватает девчонок, как только темнеет, так нет же, доверилась... Но оставшуюся часть пути Чимин больше не намекал ни на что, не поднимал тему секса, не произносил пошлостей, да и теперь, через кусты, мы всё же прорвались к едва заметной тропинке, у которой нас ждали Чонгук и Джоанна.
- Ну, снова здравствуйте, - поднялся Чонгук со здорового мешка, на котором сидел. Я огляделась и нашла множество таких мешков.
- О, провизия, - посмотрел на них и Чимин, поправив на плече рюкзак. Потом повернулся к нам с Джоанной: - Ну, девчонки, вот эта тропа зовётся Кошачьей. Не только потому, что тут храмовые кошки шастают, но и потому, что по ней подняться – тяжело и трудно, нужна кошачья цепкость и ловкость. Если подниметесь, считайте, первое испытание уже пройдено.
- Давайте быстрее, а то вот-вот совсем мрак будет, они не увидят ничего, - сказал Чонгук Чимину и, подняв мешок, в котором на глаз был вес человеческого тела, закинул его себе на плечи. Чимин повторил его действие, и они пошли вперёд.
- А что в мешках, еда? – спросила я.
- Джоанна, объясни, - попросил Чонгук, видимо, уже разъяснивший ей, что это за груз. Самим им с Чимином было уже не до разговоров, это я поняла быстро. Даже с полупустым рюкзачком забираться по этой крутой, узкой, тернистой и полной выступающих корней тропе было сложной задачей, а с весом в сорок-пятьдесят килограмм на плечах... Я не представляю, как парни это делали.
- Это рис, другие крупы, мука, - повторила Джоанна то, что недавно узнала от золотого сама, или знала давно от отца, но увидела только теперь, - в монастыре выращивают фрукты, целебные травы, овощи, разводят коз для молока и кур для яиц, которые положено есть болеющим для восстановления сил, потому что в основном рационе буддистов яйца запрещены... - вспомнив, что упустила, Джоанна досказала: - А полей для выращивания зерна и злаков там нет, вот их и закупают, и подвозят сюда, а дальше обитатели Тигриного лога потихоньку перетаскивают их наверх.
- Какая ж нужна силища... - оценила я, начиная восторгаться идущими впереди. Хотя и до этого были поводы для уважения и восхищения, но сила... сила всегда меня манила и покоряла.
Кошачья тропа тянулась и вилась вверх очень долго. Я хотела предложить парням сделать передышку, но они не жаловались и не стонали под ношами, даже что-то там между собой говорили. Когда мы поднялись на Каясан, то действительно уже наступила ночь, и ни черта было не видно. Вместо маяка мне были тени и движения спутников, иначе я бы точно уже давно ушла не в ту сторону. Чимин и Чонгук опустили мешки на землю. Перед нами возвышалась каменная крепостная стена с массивными, тяжёлыми воротами, коваными, из какой-то очень прочной древесины, её толщина ощущалась как-то интуитивно, без подробного изучения. В воротах была калитка. Чимин оглядел нас с Джоанной. Мы немного запыхались, но не устали.
- Что ж, подъём преодолели достойно, - поднял он большой палец вверх. Скорее всего большой, в такой темноте я только предположила, да и по логике другие пальцы нам показывать было бы странно.
Чонгук протарабанил морзянкой в калитку. Несколько мгновений – и в ней открылось зарешеченное окошко, из которого упал луч света. В нём кто-то появился, но видеть стоящего против света было невозможно. Зашумел отворяемый засов, Чимин с Чонгуком опять взялись за мешки и, видимо, собираясь сразу же войти, как дверь распахнётся, были сбиты с толку не пропустившим их туда человеком, наоборот вышедшим к нам через порог калитки. Я его, можно сказать, не видела, только силуэт и высокий, очень высокий рост, так что на его голос голову пришлось буквально закинуть назад.
- Опа-опа, девчонки... ничего себе...
- Брат-привратник, вернись на дежурный пост, - позвал его с предупреждением в интонации Чонгук.
- Подожди ты, я тут, никуда не делся, - бросил он через плечо и опять вернулся к нам с Джоанной: - Сигареты, алкоголь, мясо есть?
- Н-нету... - не в унисон ответили мы.
- Дурные намерения, порочные мысли?
- Нет, нету, - чувствуя фривольную манеру невидимого незнакомца, смелее ответила я.
- А если найду?
- Мингю, почему еду не подняли? – попытался вновь его отвлечь Чонгук. С досадой вздохнув, он опять обернулся:
- Я тебе буйвол что ли? Я пять раз сегодня спускался, всё привезли только утром, завтра закончим. Дайте с девушками пообщаться, вы же знаете, на территории монастыря уже нельзя будет.
- Кобелина, - подошёл к нему Чимин, похлопал по плечу и подтолкнул обратно к калитке, - девушки несовершеннолетние, умерь либидо своё.
- А, несовершеннолетние? Это другой разговор, - сделав голос строже, он кивнул нам на вход, призывая следовать внутрь. – Итак, дамы, материться в монастыре нельзя, врать нельзя, ругаться нельзя, танцевать и петь кроме заранее обговоренных с настоятелем или наставниками случаев – нельзя. Что ещё? Вроде ничего не забыл. Да, ходить голыми, к сожалению, вам тоже нельзя.
- Будда, что один кузен, что второй, - проворчал Чонгук, перешагнув с мешком порог, - кто тебя только на ворота додумался поставить?
- Я редко что пропускаю мимо себя, где мне ещё быть? Ладно, всё, молчу, - поправил он что-то на лице и, когда мы вошли на территорию Тигриного лога, где горел над сторожкой фонарь, я увидела, что оно закрыто платком, вроде берберского, и только досужие и прилипчивые глаза, тёмные и блудливые, смотрят на нас с высоты.
- Кстати, насчёт запретов он не шутил, - сообщил Чимин, передав груз Мингю, и тот понёс мешок дальше, куда-то вниз по лестницам, уходящим в непроглядную темноту ступенчатых ярусов. В непроглядной тьме обозначалось только ещё три лампочки: в окне башни неподалёку, и где-то далеко внизу, в разных местах. Тишина стояла необычайная. Где-то слышалось журчание ручья, звеняще разносящееся в отсутствии других звуков. Разве что удаляющиеся шаги привратника. – Никто не обязан рассказывать о себе что-либо, приходя в монастырь, - вырвал меня Чимин из погружения в атмосферу спящего монастыря. – Но врать – нельзя, бранно выражаться – тоже. В общем, это святое место, и относитесь к нему с почтением и уважением.
Я подсобралась, сразу подумав, что наверняка накосячу, потому что слишком проста и не сдержанна. Но не для того ли я здесь? Обрести терпение и выдержку. Джоанне, похоже, объяснять ничего было не надо, она с дочерним трепетом оглядывала стены, площадки и дорожки, по которым ходил её отец. От него она с детства наверняка знала, как себя ведут в подобных заведениях.
Чонгук ушёл следом за Мингю со своим мешком, а Чимин пригласил нас к квадратной башне, на втором этаже которой горел свет. Дверь была распахнута, и мы втроём преодолели лестницу, сразу оказавшись в единственной комнате, в которой, у противоположной стены от входа, сидел за низким столиком на полу старик.
- Настоятель, - низко поклонился Чимин, и мы с Джоанной последовали его примеру. Когда мы разогнулись, золотой представил нас старику: - Это дочь мастера Хана, Джоанна, а это Чонён, родственница Рэпмона.
- Я понял, я понял, - улыбнувшись, покивал он и указал перед собой, - присаживайтесь, переведите дух с дороги.
Мы послушно опустились на пол, подобрав под себя ноги. Я украдкой пыталась рассмотреть помещение, но почему-то создавалось ощущение, что прозорливые глаза настоятеля подмечают каждое моё движение, и незаметно сделать ничего не получится.
- Элия, - обратился он к кому-то за нашими спинами, и я, обернувшись, едва не вздрогнула. На миг мне показалось, что возник призрак. Девушка, вошедшая следом, была совершенно белоснежной: волосы, ресницы, брови, кожа – всё! Кроме светло-голубых глаз. Если бы не серые хакама**, в белой рубашке сверху она бы точно сошла за сверхъестественное создание. Одновременно её внешность отталкивала и завораживала. – Принеси перекусить и чаю.
- Сейчас, дедушка, - кивнула она, и опять исчезла.
- Наверное, проголодались? – заботливо угадал он.
- Есть немного, - признал Чимин за нас всех.
- Я вас долго задерживать не буду, завтра познакомимся поближе, время будет... Просто знал, что сегодня приедете, вот и не ложился – ждал. Чимин, ты ещё не ввёл их кратко в распорядок дня в монастыре?
- Нет, не успел, настоятель.
- Тогда скажу главное, а ты дополнишь завтра по ходу дела: летом мы встаём в пять утра, с рассветом. Водопровода здесь нет, чтобы умыться – надо заранее принести ведро воды с колодца, но она холодная, так что либо привыкать, либо греть на кухне, на печи. Раз в неделю топится баня. Конечно, надо будет как-то решить этот вопрос с нашими ребятами... - Меня начало не к месту раздирать на улыбку. Вот переполох-то из-за нас. Хотя, вот же тут Элия, как она справляется? К ней не пристают? В баню не подглядывают? – Завтрак в шесть. Теоретических занятий летом очень мало, поэтому с мастером Ли вам не придётся пока что часто иметь дело. Адепты всё свободное от боевых искусств время заняты в садах и на полях монастыря. Вам это сейчас ни к чему, вы здесь, чтобы получить азы боя, поэтому будете тренироваться и вместе со всеми и, пока ребята заняты по хозяйству, дополнительно с Чимином. – Дедуля посмотрел на упомянутого. – Мы не можем оставить и тебя, и Чонгука здесь, обоих. Кто-то нужен и за стенами... Поэтому, если ты не против, то останешься наставником ты, хорошо?
- Конечно, - не споря ни мгновения, согласился Чимин.
- Лео сейчас нет, но когда он вернётся, разумеется, нужно будет проявлять осторожность на общих тренировках. – Настоятель, которого, кажется, как сказал Намджун, звали Хенсок, поглядел на нас. Подумав о чём-то, он развёл руками, и сказал: - Должен вас предупредить, но не хочу пугать. Наш нынешний мастер... заменивший твоего отца, Джоанна, он... был травмирован несколько лет назад. И, так сказать, осталась контузия... иногда в нём просыпается зверь. – Я округлила глаза. Джоанна тоже. Мы с ней переглянулись и непонимающе воззрились на настоятеля. – Ох, старый я уже стал для объяснения подобных тонкостей, Чимин, мальчик мой, будь другом – растолкуй.
- С вашего позволения. – Элия внесла поднос со скромным монастырским печеньем и чаем, поставила перед нами, выскользнула. Чимин переждал эту короткую суету и, смущаясь Хенсока, всё же поведал: - Лео ввели инъекцию с тигриным геномом... Это была инновационная разработка, но поскольку он лежал в коме, то средства искались любые. Это сработало, однако... До сих пор в порыве злости он может стать неуправляемым. Злится он, надо сказать, очень редко, такого почти не бывает. Но есть и кое-что другое, что будит в нём зверя... - Чимин посмотрел на нас так, будто хотел, чтобы мы прочли его мысли, и ему не пришлось бы говорить вслух. Но мы с Джоанной только глупо моргали. –Запах... женский запах... - явно что-то недоговаривал Чимин, никак не произносил. Я нахмурилась, попытавшись ему помочь:
- Месячные что ли? – И тотчас опомнилась, что рядом настоятель. Блин, я так и думала, что учудю что-нибудь. – Извините, - покраснела я.
- Нет, - улыбнулся по-доброму Хенсок. – Лео реагирует на возбуждение. Поэтому, остаётся надеяться, что при нём вас, в стенах нашей обители, не посетят никакие порочные мысли.
- Как бы то ни было, - вставил Чимин, - не переживайте, рядом всегда кто-то будет, и ничего не случится.
Вскоре пришёл Чонгук, чтобы засвидетельствовать своё почтение настоятелю. Мы допили чай и стали расходиться. Джоанна попросила разрешения утром же сходить на могилу отца, и Хенсок ей это позволил, попросив Чонгука сводить девчонку, прежде чем он уедет. Значит, он уедет... Что ж, если тут бывает какой-то Лео, реагирующий на возбуждение, пожалуй, даже лучше, что от меня подальше будет этот соблазн в кожаных штанах. Пожелав всем спокойной ночи, мы с Джоанной, ведомые Элией, отправились в выделенную нам гостевую комнату. Виднелись контуры возвышающихся гор, Тигриный лог находился не на вершине, а как бы в долине, с одной стороны огражденный стеной, сотворенной руками людей, с двух сторон стенами из гор, а с четвертой – обрывом, который ночью не было видно, и о котором нам рассказал Чимин.
- Всё только сначала кажется очень сурово, - успокаивала нас Элия, идя на шаг впереди с фонарём. Не на батарейках или аккумуляторе, а со свечкой, вставленной в стеклянную защиту. Средневековье, чёрт возьми. Но это в чём-то круто. – А потом втянетесь, и не будете замечать отсутствия городских условий.
- А ты давно здесь живёшь? – поинтересовалась я.
- С января. Уже семь месяцев, считай. Но выросла я в местечке похлеще. В Тибете, в горах повыше Каясан. Ни воды, ни света, ни дров через раз, а бывало жутко холодно. Так что тут по сравнению с моим детством – цивилизация.
- Мне папа рассказывал о Логе, я всегда мечтала побывать здесь, но не думала, что мне разрешат когда-либо, - поделилась Джоанна.
- Часто происходит самое неожиданное, - довела нас Элия до галереи, из которой в ряд уходили в гору выдолбленные комнаты. Она открыла ближайшую – они не были закрыты и не закрывались, - зажгла свечку на столике внутри. Для того чтобы камень не холодил помещение, он был оштукатурен и отделан под подобие скромной кельи. – Дедушка сказал, что когда-то это было монастырской гостиницей, тут ютились паломники или искали помощи страждущие, раненные, нищие, осиротевшие, те, кому нужна помощь. Но уже минимум двести-триста лет комнатами не пользуются. Я их убираю ради общего порядка, но поселитесь вы тут за много лет первые.
- Ты единственная девушка в монастыре, кроме нас? – сев на кровать и сбросив на неё свой рюкзак, спросила я.
- Нет, есть ещё Заринэ, жена Лео, - Элия обернулась как бы в направлении обитания той, - у них отдельный дом за ступами, за кладбищем... Джоанна завтра увидит, хочешь, сходи с ней. Это внизу, вдоль обрыва.
- Жена? Ну вот, а говорили, что сюда женщин не пускали.
- Просто так – нет, - подтвердила это альбиноска. Я допёрла, что она является ею, не сразу сообразив. Поначалу, из-за её худобы, мне показалось, что она прибаливает, но понаблюдав за её живостью и отзывчивостью, сделала вывод, что с девушкой полный порядок. Однако внешность всё равно оставалась экзотической. – Заринэ чуть не убили на её родине, какой-то варварский обычай в забытом уголке земли. Лео её спас, а поскольку у него нет другого дома, кроме Лога, а ей некуда больше идти, он и привёл её сюда. Заринэ тут почти четыре года, но до сих пор по-корейски говорит не очень, поэтому не любит болтать, вы на неё за это не обижайтесь – она выглядит нелюдимой, только с детьми возится. У них с Лео два сына.
Я чуть не сказала вслух «а, вот куда уходит злость, когда Лео чувствует возбуждение», но сдержалась. Мой едкий юморок тут был ни к чему. Надо перестраиваться на другой лад: духовное просветление, физическая закалка, самосовершенствование. Трудотерапия.
- Ладно, не буду мешаться, устраивайтесь, - спохватилась девушка и, поднимая фонарь, двинулась на выход, - если что, моя комната под лестницей, в дедушкиной башне. Можете звать меня просто Эя. Спокойной ночи!
- Добрых снов! – откликнулись мы с Джоанной и, утомленные переездом и попаданием в какой-то будто бы иной мир, почти без слов разделись и улеглись. Я не успела толком обмозговать события прошедшего дня, как уснула от накатившей усталости.

Примечания: *тосилак – он же доширак, корейский «бэнто», то есть, обед, блюдо с закусками, упакованное на вынос.

** хакама – штаны-юбка в складку, традиционная, в том числе для многих видов борьбы, одежда