АБВ2. Жизни сестёр

Компенсация

Мерзавец попытался воспротивиться новым ударам, но из проигрышного положения – лежачего. А правило не бить подобных сейчас не работало. Я не дала ему встать и, уложив, вбив в пол ещё несколькими крепкими ударами ног, напустилась с кулаками. Я не чувствовала отдельно какую-либо часть тела, у меня не возникало мыслей, что я бью руками или просто бью, я вся превратилась в машину, во что-то уничтожающее этого типа. Вся моя сущность обрушивалась на него с огромной, поглощающей злостью и ненавистью, красные пятна перед глазами, усугублённые кровью, которую я видела на лице Сынён, доводили до исступления, мне хотелось рвать, выхватывать куски отвратительной плоти негодяя и разбрасывать, чтобы он расщепился, исчез, как смытая грязь.
- Чонён, Чонён, хватит! – Мой слух включился, и я услышала звуки помимо жуткого гула и колотящейся в голове крови, бухающей от подскочившего адреналина. – Чонён, остановись! – Это был голос Сынён, и меня хлопали по плечу. Алая пелена стала блекнуть, я мотнула лицом, моргнула и вздрогнула. Мужчина, загнанный и распластанный, пытавшийся сгруппироваться так, чтобы защитить голову и внутренние органы, но безуспешно, лежал не двигаясь. – Чонён, ты можешь убить его! Боже, тебя же посадят в тюрьму, прекрати!
     Угроза тюрьмой меня сейчас вообще не волновала, но я пришла в себя, резко отступив и повернувшись к Сынён. Она со страхом смотрела на меня, прикрываясь тощим обрывком спортивной майки. Больше на ней ничего не было. Кроме разбитой губы и носа, из которого и текла кровь, а ещё ссадины на щеке, над которой наливался фингал, вроде бы никаких повреждений не наблюдалось. Я сделала открытие – меня трясло. Опять посмотрев на урода, которого я била, я разобрала в груде человеческого мяса, костей, кожи и одежды затруднённые движения. Он жив, и его лицо превратилось во что-то куда более ужасающее, чем лицо моей сестры, я разбила его без остатка – брови, скулы, глаза, нос, челюсть, всё налилось багровым, всё измазано кровью, по губам стекает слюна вперемежку с кровью. Вздрогнув от пробежавшего по спине холода, я посмотрела на свои руки. Они были в крови, как в фильмах у убийц. Я никогда прежде не причиняла никому такого вреда, никогда не избивала до такой степени. Я испугалась себя, что смогла совершить такое, но ещё больше я испугалась того, что мне хотелось продолжить. Я не собиралась останавливаться, я должна убить эту тварь! Но Сынён всё ещё придерживала меня за плечо, видя моё состояние. О её состоянии я не смела даже спрашивать.
- Чонён, пошли отсюда, - потянула она меня, но не смогла сдвинуть с места. Я всё ещё смотрела на валяющееся тело под ногами, и намечала завершение начатого. – Чонён, надо уходить, пошли!
    Уговоры сестры не очень работали, но благодаря ей я всё сильнее приходила в сознание. И я услышала приближающиеся шаги. Мы обе повернулись к проходу с выбитой дверью, и увидели там охранника. Видимо, девушка на ресепшене заметила, что меня долго нет, и послала на поиски. Охранник попытался охватить разумом открывшуюся картину, но логически плохо складывалось. Явно битая девушка, с ней ещё одна, чьи руки говорят сами за себя, а возле них полумёртвый, с трудом опознаваемый мужчина.
- Что здесь происходит? – не справившись с разгадкой задачи самостоятельно, спросил явившийся.
- Вы немного опоздали, когда действительно были нужны! – прошипела я и попыталась сказать, но поняла, что язык не в силах произнести «мою сестру изнасиловали». Я боялась задеть её? Или мне самой было настолько паршиво от понимания свершившегося? Сынён дрожала, обвивая мою руку своими.
- Меня... меня чуть не убили! – Я дёрнулась на этот голос, раздавшийся снизу, но Сынён вцепилась в меня крепче, не дав сойти с места. Этот ублюдок пришёл в себя и приподнял голову, впившись в меня злобными глазами с полопавшимися капиллярами. – Сука! Тебе это просто так не сойдёт с рук...
- Господин Чжан! – узнал его, видимо, охранник, и, поклонившись, приблизился к нему. Вот оно как! Из двух пострадавших сторон важно не то, кто виноват, а то, кто более значим и богат. А на что я надеялась?
- Задержи эту суку! – поднял почти обессиленную руку насильник, чтобы указать на меня пальцем, но я смело дёрнулась навстречу, удерживаемая, опять же, руками Сынён.
- Попробуйте! – я кивнула охраннику. – Я и тебя так же могу уработать!
- Уходим, Чонён! – понимая, что правда не на нашей стороне, потянула меня со всей силой Сынён. Отбросив огрызок майки, она схватила чьё-то бесхозное полотенце и обернулась в него. – Идём!
     Наконец, я поддалась, понимая, что если придётся ввязаться в драку с охраной, то закон меня точно не поддержит.
- Сука, ты заплатишь! – крикнул вслед лежавший на полу. – Я тебя найду, сука, ты поняла?!
    Мы спешно вышли в коридор, ничего друг другу не говоря и не останавливаясь, спустились по лестницам и достигли холла. Попадавшиеся навстречу люди почти не обращали на нас внимания, потому что Сынён опустила лицо вниз и держала перед ним ладонь. Этим она и закрывала побои, и вытирала капающую из носа кровь. Уже идя к выходу, я притормозила.
- Сынён, где твоя одежда?
- В раздевалке на втором этаже, - покачав головой, она подтолкнула меня дальше, показывая, что не вернётся, - там же и телефон, и сумочка... заберу потом!
     Дождь по-прежнему шёл, ничуть не утихнув, а, возможно, наоборот разойдясь. Я посмотрела на ладони, пытаясь вспомнить, в какой момент выпустила зонт и где его потеряла? Но память упорно затёрла всё, что было с момента зародившегося волнения за сестру. Дальше всё смешалось, превратившись в форсированный марш-бросок в состоянии аффекта. Сынён была без обуви, и на холодную улицу она вышла ровно такой, какой была внутри – обмотанная банным полотенцем, под которым не было даже трусов. Я хотела остановить её, попросить подождать в холле, пока не вызову такси, утешить, дать свою куртку, но на моих глазах произошло то, что отложилось в моих воспоминаниях на всю жизнь. Минута, в которую я восхитилась сестрой и поняла, насколько мне далеко до её моральной силы. Выпрямив спину в королевской осанке, гордо приподняв подбородок, поправив растрепавшиеся волосы, она приняла вид разочарованной свиданием великосветской леди, подошла к дороге и выставила руку, голосуя. Как же она мне напомнила маму в этот момент! Да, Чжихё из нас троих больше всего походила на неё внешне и воспроизводила заботу и домашние хлопоты той, но, в отличие от Чжихё, наша мама была самым неунывающим, самым стойким человеком, каких я встречала. В периоды, когда семье приходилось туго и дети очевидно могли бы чувствовать себя ущемлёнными, по сравнению с другими ребятами и девчонками в школе, мама поднимала боевой дух всякими историями, надменно рассуждала о богатстве и деньгах, как о ерунде, с глубоким пониманием объясняла и прививала истинные ценности. Конечно, иногда она срывалась, когда слишком уставала или груз дел и проблем становился непосильным, но потом возрождалась, как феникс. Чжихё не хватало этого самостоятельного внутреннего животворящего очага, а вот в Сынён он предстал передо мной в полной мере. Может, сестра считает, что таков долг настоящей актрисы – скрывать истинные эмоции, что так она проявляет свой талант, но мне показалось, что всё наоборот, и её талант появился как раз из умения держать всё в себе, всю боль, разочарование, драму. Это появилось, когда её бросил, пропав, Джебом. С тех пор она перестала что-либо принимать близко к сердцу и надолго на чём-то концентрироваться.
     Сынён посмотрела на меня, попытавшись улыбнуться, но разбитая губа заставила покривиться:
- Вызови-ка лучше такси через интернет, а то мой вид кажется водителям подозрительным.
     Я немедленно выполнила её просьбу. Прохожие топали мимо, выглядывая из-под зонтов на странный дуэт. Хотя меня и не замечали, всё внимание устремлялось на голую девушку в полотенце, терпеливо мокнущую под ливнем и перебиравшую босыми ступнями на холодном асфальте. Сынён сама ещё не до конца осознавала, что произошло, и что это кончилось, иначе она покрылась бы мурашками от холода, но вместо этого она хохотнула:
- Хорошо, что сериал со мной ещё не вышел! Представляешь, если бы я уже была знаменитостью? Скандал бы вышел, журналисты наделали бы сотни снимков меня в таком виде! Удачно я попала впросак до премьеры.
     Защитные реакции психики работали вовсю. «Попала впросак» - это об изнасиловании. Я смотрела на Сынён во все глаза. Как бы я вела себя на её месте? Что бы чувствовала? Я же видела, этот проклятый негодяй успел начать своё дело, но сестре, как и мне, не терпелось забыть увиденное, а то и вовсе сделать вид, что ничего не было. У неё шок и жуткий стресс, но какой-то предохранительный шлюз опустился, и Сынён убегала стремительно подальше физически и в мыслях.
- Дай-ка телефон, - забрала она мобильный из моих рук, - позвоню Чжихё, скажу, что мы не приедем. – Она приложила трубку к уху. – Привет! Сестрёнка, мы не сможем сегодня, не жди. Да я приболела, не пойму, простуда или что, а тебе же сейчас нельзя никакую инфекцию подцепить. Да-а, ни в коем случае. Так что, пока я не убежусь, что абсолютно выздоровела, ни ногой к вам! Чонён? А вдруг инкубационный период? Пусть со мной посидит. Да нет, я себя не слишком ужасно чувствую, но вдруг надо будет в аптеку послать за чем? Ага. Да, небольшая температура. Ну всё, отдыхайте без нас, пока-пока!
    По всей этой суетливой деятельности, по попыткам шутить и что-то теребить в руках, я представляла, что по-настоящему в душе Сынён творится.
- Мы поедем в полицейский участок? – спросила я, смотря на лицо, омытое дождём. Кровь утекла, но ссадины и синяки остались.
- Что? Зачем? Нет, мы едем домой, - пробормотала быстро сестра.
- Нужно зафиксировать побои, подать заяв...
- Ничего не случилось! – крикнула Сынён. Её голос сорвался. Губы затряслись. Сделав глубокий вдох, она яростно взглянула на меня: - На тебя тоже напишут заявление, если туда сунутся! Не хватало тебе угодить за решётку! Забудь! – Она так эмоционально вещала, что схватилась за челюсть, насторожившись. Изнутри пощупав рот языком, Сынён выплюнула что-то на ладонь: - Ну вот, зуб откололся...
    От удара. Урод! Я замолчала. Как раз подъехало такси, и мы туда погрузились. Я раньше думала, по какой причине так много женщин в мире терпит насилие, не жалуясь? Почему они не подают заявления? Не наказывают виновных? Это казалось мне абсурдным, чего легче пойти в полицию и передать в руки правосудия справедливое требование кары? Но вот подобное стряслось рядом со мной, с моей сестрой, а, значит, и со мной тоже, и я видела, как трудно перешагнуть этот порог молчания, как нелегко вслух произнести короткую фразу «меня изнасиловали». Даже я, косвенная участница, не представляла, как озвучу это при Сынён или ещё ком-то. Нет, я смотрела на это не в рамках примитивного патриархата, где изнасилованная не столько жертва, сколько опозоренная развратница, которую саму же ещё и следует образумить, мол, будешь знать, где ходить и с кем водиться! Я смотрела на это с точки зрения психики. Есть вещи, о которых хочется забыть, не трогать их. Да, психологи советуют проговаривать проблемы и делиться ими, чтобы становилось легче, но не всегда это помогает. Я... я не могу подобрать ни одного друга, с которым смогла бы поделиться такой бедой! Когда что-то касалось других напастей – пожалуйста! Чжунэ оказался скотиной – я шла к Джуниору или Чимину, делилась с ними, убеждаясь, что не все парни скотины. Когда Чжунэ лгал, я опять же шла к друзьям, чтобы убедиться – есть и честные, не обманщики. А сейчас, если мне захочется убедиться, что не все парни могут поднять руку на девушку и изнасиловать её, к кому я пойду? Я не смогу рассказать об изнасиловании Сынён ни Чимину, ни Джуниору, ни Чжунэ, ни Югёму. Не только потому, что это – беда моей сестры, настолько личная и интимная, что её нельзя перемалывать с кем бы то ни было. Ещё была другая причина. Они все были мужчинами. Они все, каждый, был той потенциальной тварью, которая могла бы посягнуть на женское тело, захотеть его и взять. И даже золотые, которые, уверена, никогда бы не ударили девушку раньше... именно я становилась причиной того, что они смогут это сделать! Я заставляла тренироваться с собой, заставляла не смотреть на то, что я девушка и, рано или поздно, они наверняка закроют на это глаза, станут сражаться на равных, и на женщин смотреть, как на равных. К этому же может прийти? Может! Получается что я, боровшаяся за равноправие, только что открыла для себя – ни черта равенства нет и быть не может! Не может мужчина поднимать руку на женщину с той же лёгкостью, с какой поднимает на другого мужчину! Почему это так мерзко, грязно и отвратительно? Потому что это моя сестра? Нет, с любой другой девушкой было бы такое ощущение. Насилие само по себе ужасно, в виде войны, сражений, перестрелок, там, где борются равные по силам, но вдвойне ужасно то насилие, где заведомо более сильный вступает в борьбу со слабым. Впрочем, это и есть единственная возможность для возникновения насилия, ведь оно, по сути – принуждение. А принудить равного по силам невозможно. Вот! Вот в чём гадость насилия. Это те случаи, когда человек, осознавая своё превосходство, начинает распоряжаться жизнью, телом, имуществом другого так, будто ему всё можно. Это возврат к рабовладению, это попрание прав и свобод человека, кем бы он ни был: ребёнком, подростком, женщиной или слабым мужчиной.
- Остановите, пожалуйста, вон у того магазина! – попросила Сынён у водителя, и я вышла из сумрака рассуждений. Она бросила на меня взгляд в полутьмах заднего сидения автомобиля. – У тебя есть с собой деньги? Возьми соджу, пожалуйста.
- Хорошо, - кивнула я и выскочила под дождь. Всё равно мы обе были мокрые. Таксист, наверное, проклинает нас за то, что мы намочили сидение.
    Я купила две бутылки, чувствуя, что мне это тоже нужно - выпить, вернулась и села в салон. Рука Сынён нашла мою и крепко сжала. Первый запал энергии угас, её выдержка была на исходе. Она выглядела опустошённой, раненой, напряженной, но всё так же ровно держала спину и не позволяла себе сникнуть. К счастью, из-за погоды двор был пустым, и ни одна соседка не могла увидеть, в каком виде Сынён продефилировала из машины в подъезд, иначе вопросов была бы куча. Мы поднялись в квартиру. Я успела заметить с улицы, что на кухне горит свет. Именно оттуда выглянули Чеён и Чэрён, удивившись, что мы так рано вернулись, ведь обещали поехать к другой сестре в гости. С первых же секунд, в прихожей, где я зажгла свет, они рассмотрели лицо Сынён, но у них не хватило решимости спросить что-либо. И хватило воспитания и совести не делать этого. Про то, что сестра босая и в одном полотенце – уже и речи не шло. Она улыбнулась, пересилив боль в ноющей челюсти:
- Опасно ходить в бассейн, девочки. Там скользко.
     Сёстры Шин посторонились, давая ей пройти дальше, в ванную комнату. Чэрён посмотрела на Чеён, готовая принять это оправдание, но ищущая подтверждения в лице старшей. Чеён пожала плечами, показывая, что не компетентна, и сказала мне:
- Чэрён ужин приготовила, есть с нами будете?
- Нет, спасибо. – Разувшись, шуршала я пакетом с двумя бутылками. Чеён бросила на него взгляд и безошибочно определила, что внутри, дав понять это молча. – Присоединишься ко мне и Сынён?
- Нет, у меня крайне негативное отношение к употреблению этого.
     Девчонки вернулись на кухню, где как раз успели выставить на стол две тарелки. В воздухе витал аромат еды, но мне было не до него. Я открыла полку и достала две рюмки. Нужна ли закуска? Нет, кусок в горло не лезет, и у Сынён, скорее всего, такое же состояние.
- Приятного аппетита, кушайте без нас, - постаралась я улыбнуться так же, как Сынён, но у меня не вышло.
     Я подошла к двери ванной, где включилась вода. Шумел душ. Я постучала костяшкой пальца по косяку:
- Всё в порядке?
- Да, я скоро выйду! – бодро и искусно пропела сестра.
     Пройдя в их с Чжихё спальню, я поставила на тумбочку стопки, открыла соджу, налила ей и себе, села на кровать. Стоит ли убеждать Сынён писать заявление? Надо ли давить на неё? Я не смогу. Если увижу, что глаза её наполняются слезами, то замолкну до гробовой доски. Да и что это даст? Посадят ли того типа? Похоже, он не из бедных. Потребуются свидетели. Мне придётся рассказывать публично, в каком виде я застала их... Боже! Меня передёрнуло. Сынён что-то говорила о тюрьме. За что меня-то посадили бы? Превышение самообороны? Вообще-то, и не на меня нападали, поэтому мои действия даже не самооборона. Но если бы я почувствовала отмщение свершившимся, мне бы и тюрьма не была страшна. Однако удовлетворения от сделанного я не получила. Я хотела продолжать бить и бить этого господина Чжана. А потом пусть бы и сажали. Ладно этого боятся люди, у которых карьера, престиж, положение в обществе. А мне что? Судимость придала бы мне авторитетности. Я горько хмыкнула. Неплохие у меня планы на будущее. Интересно, золотые могли бы меня отмазать от тюрьмы? Они же сами нелегалы, значит, в их силах было бы лишь обеспечить мне такое же положение и помочь скрыться.
    Сынён вошла в спальню и, мельком задев меня взглядом и стараясь не сталкиваться с моим, увидела наполненную рюмку. Подошла к ней, опрокинула залпом, налила ещё и села напротив меня. Я проследила за её действиями и, выдохнув, попыталась тоже залить жидкость в себя, но не пошло, и я только поперхнулась одним глотком. Пока откашлялась, Сынён немного расслабилась и произнесла:
- Боюсь, до шестого числа лицо не заживёт. Я не смогу приехать на съёмки. Просру контракт, ещё и придётся платить неустойку.
- А грим это не скроет? – попыталась я обнадёжить сестру.
- Фиолетовый фингал под глазом – точно нет, увы, в таких малобюджетных кинолентах не участвуют специалисты по спецэффектам, и на фотошоп полагаться не придётся. – Мы стали потягивать соджу. Я вторую половину первой рюмки, а Сынён – первую половину третьей.
- Насчёт заявления... - вкрадчиво попыталась я начать.
- Не сегодня, ладно? – сестра прикрыла глаза и, сделав вдох и выдох, открыла их. – Я... понимаю, да, скорее всего, придётся что-то сделать... я не хочу потерпеть ещё материальные убытки...
- Опять ты всё о материальном! – не выдержала я.
- Да как ты не понимаешь! – крикнула Сынён. Я вздрогнула, убедившись глазами, что дверь закрыта. Но что-то сёстры Шин всё равно выхватят из разговора. – Как ты не понимаешь, что думать о деньгах и категориями денег намного проще! И легче! Если думать о том, что здесь, - она ткнула пальцем в сердце, - и здесь, - указала она на висок, - то можно рехнуться! Это тяжело, ясно?! Приобретать и терять деньги, привязываться к деньгам... лучше так, чем привязываться и терять людей, чувство собственного достоинства и ещё чёрт знает что!
    Я открыла рот, но она не дала из него выбраться словам:
- Что? Ты скажешь, что я сама виновата? Что напросилась, бегая за деньгами?
- Я даже не думала...
- Даже если ты не думала! По факту, много кто бы так подумал! Знаешь, как много людей посчитает, что если девушка готова спать лишь с состоятельными мужчинами, то изнасилование для неё – ерунда! – Сынён опустошила третью рюмку и временно поставила её. – Уён, этот тип, когда я ему сказала, что актриса, сразу воспринял это как синоним «проститутке». Он вообще больше не воспринимал отказа! Я... он предложил мне экскурсию по клубу, который когда-то открывал вместе с Чунсу. Я подумала, может, заодно и того встречу? Он завёл меня на третий этаж и стал приставать... - Моё лицо молило «не надо подробностей», но Сынён не смотрела на меня и продолжала: - Я дала понять, что не собираюсь спать с ним, но для него мои слова ничего не значили. Он потешался над моей профессией, говоря, что какая же актриса откажется раздвинуть ноги перед человеком с деньгами? Я ответила, что, например, я, но он ударил меня по лицу и всё равно сделал то, что задумывал... - Сынён хмыкнула: - С моей стороны было глупо утверждать, что я не такая, правда? Ведь я спала с несколькими мужчинами, благодаря которым получала роль. С тем же Гынсоком. Но я никогда не переступала через себя, Чонён! Никогда!
- Я знаю... - Когда-то я отбила её от приставучего режиссёра, прямо в машине у нашего подъезда, когда он подвёз её.
- Я ищу состоятельных мужчин – да! Но из тех, которые мне нравятся, я... - Она опустила взгляд к полу, покачав головой: - Я просто ищу оправдание для того, чтобы любить. Вроде бы не их самих, а их капитал, связи, кредитные карточки. Лучше любить деньги, тогда не будет обидно и больно, тогда не придётся осознать, что всё это не взаимно и тебя пользуют. Любя деньги, вроде как ты тоже плохая, тоже пользуешься. Я больше не хочу такого, как с Джебомом.
     Кажется, впервые за много лет она сама вспомнила о той истории. Неужели она до сих пор что-то к нему чувствовала? Прошло столько времени! Тряхнув головой, она расправила плечи:
- Множество моих коллег, я знаю, спят без разбора с продюсерами, директорами телеканалов, чтобы идти вверх, чтобы был карьерный рост. Но я никогда не понимала, как можно спать со стариками, с толстяками или какими-нибудь извращенцами. О, Чонён, я слышала десятки историй и о том, что девушек принуждают к этому, насилуют, но никогда не думала, что это коснётся меня. Да ещё и без выгоды, - цинично ухмыльнулась она. – Ты говоришь о заявлении, но, поверь, по опыту, это ничем не кончится. У Чжан Уёна полно денег, каких у нас нет. Он откупится, замнёт дело. Пригрозит тем, что сядешь ты, и я не рискну открывать рот.
- Не надо бояться за меня, главное – справедливость!
- Не пори чепуху! – осадила меня Сынён и взялась за бутылку. – Будешь ещё?
     Я подставила рюмку. Она налила мне вторую порцию, себе – четвёртую. Бутылка кончилась.
- Главное – быть целыми и невредимыми, и на свободе.
- Сынён, таких ублюдков надо отправлять за решётку...
- Пусть этим занимается кто-то другой. Я попытаюсь мирно потребовать финансового возмещения. Сниму завтра в больнице побои. – Сделав глоток, она презрительно фыркнула: - Спасибо, что не дала этому дебилу закончить начатое, хотя бы не придётся бежать за таблеткой экстренной контрацепции.
      Мне подумалось, что не давать мужчинам кончать входит в моё профессиональное ремесло. Но я не стала делиться подобным открытием с сестрой.
- Но анализы на венерические заболевания всё равно сдам недельки через две, - подытожила Сынён, - кто знает, насколько это было грязное животное? От мужчин одни проблемы, да?
- Похоже на то, - согласилась я.
- Наверное, мне стоит поумерить свой пыл с поиском богатого любовника, - признала сестра. Отставив рюмку, она пересела ко мне и, вдруг, крепко обняла, уткнувшись в плечо. – Спасибо, Чонён! Что бы я без тебя делала?
    Я не нашлась, как отреагировать на эту благодарность, просто тоже обняла сестру руками. Она тихо продолжила:
- Ты мой герой, Чонён! Ты знаешь, что ты лучше любого мужика и всех их вместе взятых? – Она поцеловала меня в щёку, а я засмеялась:
- У меня только денег нет. И члена.
- Пф! Это, смотря с какой стороны глядеть, может даже достоинство. Мозгов и благородства-то у тебя побольше. А это важнее бабла и члена. К сожалению, мужчины этого не понимают. Да и как можно понять что-то, если мозгов-то и нет? – Мы обе засмеялись, но я заметила, что из глаз Сынён текут слёзы. Я вытерла их кончиками пальцев.
- Никуда без меня пока не ходи, ладно? Завтра воскресенье, я в больницу с тобой пойду.
- Договорились. Поспишь сегодня тут?
- С удовольствием, - располагаясь поудобнее на кровати Чжихё, кивнула я.