По рукам и ногам

Часть 43

  – Доверие, значит, да? – я грохнула здоровенным словарем, как неоспоримым доказательством, прямо о рабочий стол Ланкмиллера, невзирая на то, что за милую душу могла подмять под ним кучу важных бумаг и каких-нибудь документов.

Чтобы его найти в дебрях маленькой вроде бы, но как выяснилось, очень содержательной библиотеки, а потом еще и докопаться до бренной истины, я угрохала нехилую кучу времени и теперь-то уж точно от своего отступаться не собиралась.

Кэри поднял на меня глаза, сдержанно, но от того не менее ехидно улыбаясь.

– Нет, ты посмотри, она действительно полезла за словарем! Я, честно говоря, даже и не знал, есть ли здесь вообще такой, который тебе нужен. Но ты ведь везде найдешь, что приспичило, правда же?

Обращается будто к ребенку. С таким странным желанием свести происходящее к детским проказам. Он смущен? Изощренные у него способы смущаться.

– Ланкмиллер, – я уперлась руками в стол и в кои-то веки оказалась в несколько выигрышном положении, нависая над ним. – Чего ради – «доверие»?

В самом деле, головой он что ли стукнулся, пока придумывал. Дать такое имя человеку, которому, как сам потом же и сказал, доверяет одному из последних. Вот это чувство юмора, надо же.

– У этого имени есть еще другое значение – «искренность», – Кэри терпеливо открыл словарь на заложенном мной месте и пальцем указал на вторую статью, к которой я даже не притронулась от большой халатности. – Согласись, тебе подходит гораздо больше.

– Больше? – я недоверчиво покосилась на мучителя, накручивая на палец прядь волос, потому что тоже отчего-то начала смущаться. Идиотский вопрос и идиотская ситуация вышла, потому что рассуждая обо всем этом так почти возвышенно, он не учел, что для моего-то родного языка «искренность» звучит, как кличка собаки. А я и не напомнила. – Больше...

– Что бы ты не делала, у тебя же все эмоции на лице написаны, а в большинстве случаев ты их еще и озвучиваешь. Кику, да ты вообще хоть что-нибудь за душой держишь? – Кэри прыснул, а я выпрямилась.

Много чего. Много чего и – ничего.
Я на самом-то деле Ланкмиллеру даже и не врала никогда почти, высказывала все, как есть. Только он от меня отмахивался в силу своих принципов, поэтому то, что было у меня за душой, так там и оставалось.
Я с размаху захлопнула словарь и пробурчала глухое «ясно».

– Для справки, я вдохновлялся твоей физиономией под впечатлением от Флетчера. Обычно ему во избежание проблем предпочитают строить вежливые мордашки. Но ты оказалась не слишком предусмотрительной, – донеслось мне в спину. Ланкмиллер заметил мое смятение, но сам вот ни капельки не смутился.

– Зачем тебе вообще менять его сдалось? Чем не нравится Розмари?

Тема моего имени была, видимо, для нас обоих не слишком-то приятной, но я спохватилась, как всегда, уже после того, как задала вопрос.

– Вульгарно, – высокомерно фыркнул Кэри, и получилось у него это прямо-таки откровенно по-мудацки.

Я чуть словарь не выронила от внезапной волны возмущения. Впрочем, словарь-то я не выронила, водрузила кое-как на полку, а вывалилась с нее кое-какая другая занятная книженция, больше похожая на брошюрку.

– Пхахах, камасутра? Твоя настольная книга? – я с некоторой опаской даже подняла ее с пола и начала крутить в руках. Ну кто бы сомневался, что здесь найдется для нее место.

– Ей не помешало бы стать твоей настольной книгой, – отшил Ланкмиллер невозмутимо. – А то ни опыта, ни фантазии.

– Так выбрал бы тогда себе другую деваху из борделя, у них и опыт внушительный, и фантазия, знаешь ли, ого-го! О, смотри, твоя любимая коленно-локтевая, – я наугад открыла брошюрку как раз на самом интересном месте и вслух процитировала ради такого дела. – Звучит даже сладенько как-то... Боюсь, на деле все немного иначе.

– Просто ты не умеешь получать удовольствие от ситуации, женщина, – Кэри на этот раз ради пафосной реплики даже глаз от документов своих не поднял.

– Ну ещё бы, с твоими-то замашками... Между прочим, вовсе не всегда и не все горят желанием разделить с тобой постель.

Сейчас наша дискуссия скатится в унылое противоборство двух систем моральных ценностей. Елки-палки, да смысла-то уже нет с ним спорить. Можно бы хоть просто промолчать, если уж не соглашаться. Всё равно ведь ни к чему не приведет. По крайней мере, ни к чему хорошему.

– Что ты там вякнула? Фригидное бревно корни пустило? – Ланкмиллер, изображая неподдельное удивление, приподнял брови.

– Ой, все-все, заткнул меня за пояс своей метафорой, – я вскинула руки, демонстративно сдаваясь его острому языку.

И тут Кэри внезапно выдвинул мне удивительную для нашего теперешнего положения претензию:

– Ты постоянно напряжена в постели, и из-за этого я тоже не могу с тобой до конца расслабиться. Вроде разрядка есть, но после остается какой-то осадочек. А ты еще и вечно всем недовольна вдобавок. Даже у резиновой куклы удовлетворить и то лучше получится.

– Кэри, ну так... – я всплеснула руками, выдержав многозначительную паузу, – и заведи себе резиновую куклу, назови как-нибудь по-чудному и проводи с ней бурные страстные ночи в объятиях похоти, что тебе мешает? Я родилась не насадкой для члена, к твоему сожалению, и весь набор функций профессиональной усластительницы не прилагался в базовой комплектации.

Я даже не замолчала, я чуть было комом в горле не поперхнулась, увидев, как Кэри ржет в кулак.

– Так и знал, что это тебя заденет. Вспыльчивая ты очень, Кику, говорю же, ничего за душой не держишь, да еще и повелась на такой пустяк. Да уж, с тобой не соскучишься...

Намеренно выводил меня из себя? Чтоб просто развлечься и заодно посмотреть, как я злюсь, и сколько всего прекрасного я ему выскажу, едва оно в голову придет? Каждый раз, когда я думаю, что вершины своего сволочизма мучитель достиг, он оказывается способен покорять все новые и новые высоты.

– Я ожидала всякого, но ты... ты просто конченый идиот. Фееричный болван.

Вылетая из библиотеки, я кинула ему на стол «веселую книжку с картинками» и прокляла себя за то, что красноречие отказало в такой стратегически важный момент. Несносный засранец этот мучитель.

Я спустилась по лестнице и, стараясь не попадаться на глаза другому великому злу – Такаре, сразу же проскользнула на кухню.

– Ты еще и готовишь? – оперлась бедром о кухонную стойку и удивленно присвистнула.

– А что в этом такого? – Юми, кажется, удивилась моей реакции даже больше, чем смутилась.

Она стояла у плиты в явно великоватом клетчатом фартуке и возилась с каким-то экзотическим блюдом. Волосы собраны в пучок, рукава закатаны, и вот уже из роковой красавицы она превратилась в примерную хозяюшку. Говорила Юми тоже, к слову, с акцентом, да еще и посильнее, чем у Такары, но это только шарма ей добавляло.

– Не хозяину же у плиты стоять, – тихо вздохнула наложница, ловко управляясь со сковородкой.

В сердце кольнуло почему-то. И сразу вспомнилось, как несколько часов назад Кэри вот так же спокойно стоял у плиты, рассказывал о матери и даже не пытался задвинуть мне нравоучения о долге наложницы.

– А что бы и не постоять? – я передернула плечами, думая, о своем ли хозяине она толкует или так, в общем.

Юми ответила не сразу, видно, размышляя, как бы помягче выразить свои мысли.

– Ну, это уже от наложницы зависит, придется ли ее хозяину у плиты стоять, или с мятым галстуком на совещание ехать, или в командировке со скуки дохнуть.

А-а, ну понятно теперь. Наложница же ведь, именно высшая, именно настоящая, это как эскорт, только на постоянной и безвозмездной основе. И костюм погладит, и ужин приготовит, и обсудит с тобой труды Эмануэля Смита о философии, если приспичит. Ну и в постели, просто разумеется, высший класс. По крайней мере, вот то, что Юми и Такара, а не исключено, что еще и Ланкмиллер, понимают под словом «наложница». Быть тенью хозяина, подставлять плечо, составлять компанию и заботиться о тех мелочах, на которые обычно не тратят время сильные мира сего. Ну да, ну да.

Из всего вышеперечисленного я подходила только на постель, и то с большой натяжкой и только за счёт феликсовских тренировок в «незаменимом навыке». И я это понимала. И Юми тоже это понимала.

– Осуждаешь меня? – я цапнула со сковородки картофелину и, конечно же, обожглась. Горячая ведь.

– Нет, – просто пожала плечами та. – Не у всех жизнь складывается удачно.

– А у кого сложилась удачно? У тебя что ли? – я не хотела, но вышло, будто презрительно фыркнула. Ходить за этим моральным уродом и галстуки ему поправлять. Тоже мне, успех всей жизни.

– Пока я могу быть рядом с хозяином, я чувствую, что я на своем месте, и до тех пор моя жизнь складывается удачно, – ровно, без особых эмоций отозвалась наложница.

А я вот нет. А я вот не на своем месте.
Она такая юная, едва ли старше Элен и уже знает наверняка, чего хочет от жизни, и чего от нее хотят. Надежная опора для хозяина, неслышная и незаметная, а оттого, особенно удобная. Это как, куда бы ты ни падал, тебя всё равно поймают. Умопомрачительно в лучшем из смыслов. Я вряд ли смогу стать чем-то таким не только для Ланкмиллера, но и вообще.
Вообще.
Мне самой, наверное, нужен такой человек.

Внезапно вырвалось не совсем запланированное:

– Ты его любишь?

Не то, чтоб невозможно было любить Такару, да и определенной степенью харизмы он обладал бесспорно. Но только мне, например, отвратителен был до спазмов в желудке, поэтому страсть как хотелось взглянуть на ситуацию глазами другого человека. Можно ли его вообще... ну... хотя бы терпеть.

– Я восхищаюсь им и уважаю. Этого достаточно.

Какая сдержанность, я просто в восторге. Она ведет себя со мной словно на деловом приеме. Не выказывает ни особой радости, ни отвращения. И всё же — как со врагом. Хотя любой другой бы меня за такие вопросики-подъебочки уже давно б послал куда подальше. И заслужила бы.

Я исподволь разглядывала гостью, заодно прикидывая, как бы утащить еще одну картошку и не получить по рукам. Юми оставалась невероятно изящной даже так, прямо в здоровом клетчатом фартуке. Пара прядей, выбившихся из прически, умный, серьезный взгляд, и... ох, вот это да, а я ведь сразу не заметила. Лиловый синяк вдоль шеи. Это Хироши так ее, долбаная сука?

Юми хмуро вздернула ворот рубашки. Заметила, значит...
Выходит, даже ей прилетает от Такары периодически, хотя казалось бы, что уж и не за что. Да что ж он мразь-то такая...
Мне стало вдруг до невообразимости неловко от своего открытия, и здраво рассудив, что больше ловить тут нечего, я тихо покинула кухню, думая, куда б еще можно отправиться в оккупированном не самыми приятными личностями доме. В доме-то никуда, а вот смыться на улицу мне никто не запрещал.

– Эй, Ки-и-ику! – уже почти на выходе в коридор меня схватили за запястье и отдернули от желанной дверной арки.

– А? – ну что, чёрт возьми, на этот раз?

На миг я будто куда-то провалилась, больно стукнувшись коленкой, а потом оказалось, что действительно провалилась. Точнее, Такара меня затащил. В погреб.
Сердце упало, просто в пятки моментально ушло, и я рванулась обратно к лестнице, даже не отдавая себе отчет, но оказалась безжалостно схвачена за шиворот и прижата к стенке.

– Куда рыпаешься?

– А тебе чего? – я прошила Такару взглядом исподлобья, машинально трогая болящую губу. – Уже отвесил мне, так и угомонись, время твое ушло.

– Знаешь, – Такара встал так, что оказался между мной и выходом. И это здорово тревожило. – Обычно это неприемлемо, когда наложницы расстилаются под всех подряд. Но думаю, мы склоним Кэри к милосердию, и он простит тебе измену, ну и, разумеется, продаст мне, не держать же при себе недостойных ветреных девиц.

– Как же, расстелилась я перед тобой, – зашипела, уже понимая, что дело добром не кончится. Эх, если б он меня к стенке не притер, меня б уже здесь не было...

– Любую ситуацию можно повернуть так, как тебе хочется, – елейно улыбнулся Такара, чем спровоцировал у меня выброс негативных эмоций, вылившийся в физическое противостояние.

В ответ на энергичные попытки его оттолкнуть Хироши свел мои руки над головой и пережал запястья в манере Ланкмиллера, но это ни черта не помешало мне сыпать проклятиями и пинать его под коленки. Вообще, целилась я между ног, но все никак не попадала, слишком уж резво уворачивался мой предполагаемый насильник.

Не знаю почему, но я была уверена, что он не посмеет ничего мне сделать, только запугивает. Было противно, гадко, страшно тоже, но как-то отголосками. Однако до тех пор, пока Такара не схватил меня за горло – я не верила.
А когда попыталась сделать вдох – ничего не вышло. Поток энергии по организму словно отключили, пропали будто все силы, перед глазами поплыли черно-красные круги. Я ловила ртом воздух и – безрезультатно.

– Видишь, любую ситуацию – в свою пользу, – донеслось как через толстое стекло аквариума. – А Кэри скажем, что сама на меня набросилась, как дикая кошка.

Я еще не совсем разобралась, как именно Такара собирался выдать полузадушенное тело за дикую кошку, но все еще продолжала шипеть и трепыхаться в его сейчас почти буквально мертвой хватке. Убить он меня замыслил что ли... В глазах потемнело и лица Такары я уже не видела. Не сразу поняла, что руки он мне уже не держит, но поднять их, хотя бы двинуть пальцем, у меня не осталось сил. Сознание отказывало.

На миг его хватка ослабла, и я смогла сделать больной вдох наполовину с жутким хрипом и свистом, сразу же после этого поток воздуха снова оказался перекрыт.

Однако этого хватило, чтоб отсрочить ненадолго час моей безвременной кончины и дать моему насильнику время облапать хотя бы еще наполовину живое тело. Чёрт возьми, плохи мои дела. Он либо задушит, либо изнасилует, либо и то, и другое вместе. Меня уже била крупная дрожь – предсмертные конвульсии, наверное.

– Мразь... Такара... выпусти...

Страшно. Страшно вот так вот висеть между мирами.
Меня убьют? Будет нездорово вот так вот жалко сдохнуть.

Снова отключаясь, я почувствовала, как пальцы на горле вдруг ослабли. Тиски больше не сжимались, и я снова могла дышать, если эти трепыхания грудной клетки вообще можно назвать дыханием.
Все пространство перед глазами заполнили «черные мушки» от перепадов давления. Еще не веря в свое спасение и все еще болтаясь между сознанием и обмороком, я услышала отдаленный и странности взбешенный голос Ланкмиллера.

– Да у нее уже губы синие, Такара, ты, чёрт возьми, в трезвом уме?!

Да ладно, и снова меня вытянули из «пучины отчаяния и боли»? Мучитель, как персональный рояль в кустах, всегда норовит выскочить в самый распоследний момент.

Я обессиленно сползла по стене, потому что ноги ничерта не держали.

– Да брось ты злиться. Это всего лишь наложница. Случись что, на нее даже дела не заведут, – отмахнулся Такара, скривившись.

Не заведут. И на Элен тоже не завели.

– Уйди с глаз моих, – холодно отрезал Кэри и обернулся в мою сторону. – Как ты, живая?

У меня уже почти получилось подняться на ноги, но к горлу подкатил липкий комок, и я согнулась пополам, прижимая руки ко рту и огромными усилиями борясь с тошнотой.

Воздухом просто рвало и жгло легкие, грудь вздымалась неподконтрольно. И это счастье, что Ланкмиллер очень сильно изображал заботу и меня поддерживал, иначе б я упала и в довесок ко всему еще разбила бы себе что-нибудь. Голова кружилась, будто я с карусели на ходу спрыгнула.

Кэри, прислонив меня к стене, спокойно и методично убирал с лица прилипшие волосы и ждал, пока отдышусь. И это его спокойствие умиротворительно на меня действовало, конечно, но всё же...

– Тебе сейчас надо умыться и поесть, – сухим отстраненным голосом начал мучитель, – если совсем плохо, я могу позвонить Ричарду.

А Чейсу вот когда-то за какие-то синяки паршивые навалял...

– Не надо мне ничего, – хмуро прохрипела я, пытаясь оттолкнуть Ланкмиллера и уже куда-нибудь уйти. Но ничего у меня не вышло, тот и на сантиметр не сдвинулся.

Чурбан бесчувственный.
Мог бы хоть притвориться, что ему не всё равно, а не болтать шаблонными фразами, чтобы мне не было так страшно.

Кэри глянул на меня так, будто в первый раз видит, и вдруг шарахнул кулаком об стену.

– Прости, не думал я, что до этого дойдет. А стоило бы побеспокиться, – он не смотрел в глаза и вообще на меня не смотрел, только говорил глухо и зло. Досадливо. Потому что против дядюшки и сделать ничего не может?

– Ну как же... Кэри, ты ведь не дурак. Сообразил же наверняка, что отвесил мне твой дядюшка неспроста, не потому что выбесила, а чтобы проверить твою реакцию, узнать насколько ты разозлишься, случись что. Насколько я для тебя важна.

Горло жгло и дышать было невозможно больно. Я чуть не подавилась на последней фразе, потому что это было для нас чем-то вроде негласного табу, говорить, кто, кому и насколько дорог. У меня даже чуть слезы из глаз не брызнули, и пришлось прервать свою проникновенную речь приступом дерущего кашля.

– Что бы ты там себе не напридумывала, пока что я за тебя в ответе, и мне не плевать, что с тобой происходит, уяснила? – Кэри одним коротким выточенным движением удержал меня от падения и вздохнул преувеличенно мрачно для всей нашей ситуации.

– Спасибо, – окончательно охрипшим голосом поблагодарила я.