По рукам и ногам

Часть 14

День был просто жуткий. Как может хорошим быть день, начавшийся с грозы. Нет, это я вру, он, конечно, может, многие ведь любят, когда громыхает и все такое. Но у меня совсем другая история. Ни разу ничего хорошего в моей жизни не происходило в дождь. А тут еще и сердце это щемило так. События и предчувствия выстраиваются в цепочку, совсем нехорошую, ничего доброго не предвещавшую. Вот совсем.

Раньше обеда в Ланкмиллерскую спальню я не заглядывала. Боялась «хозяйского» гнева. Да и вообще всяких неуравновешенных неожиданностей со стороны человека, который вчера пьян был, как черт, а сегодня, вне всякого вероломного сомнения жутким похмельем мучается. Если уже проспался.

Но вот через час после обеда любопытство окаянное меня все ж пересилило: что ж можно делать, не выходя из комнаты, так долго и так тихо.

А Кэри своим ответом меня не удивил - страдать. Да, только это и можно. Ланкмиллер лежал, уставившись стеклянными глазами в потолок, так что я первые секунды засомневалась, не помер ли. Вода из стакана была выпита, таблетки тоже рядом не было. Либо его еще не отпускает, либо он еще не прострадался.

- Кэри? - я проскользнула внутрь почти неслышно. - Я даже не буду спрашивать, в порядке ли ты. Живой хотя бы? Надо поговорить...

- Вроде бы, - с мужественным равнодушием отозвался Ланкмиллер, не отрывая очей своих от потолка. - Чем вчера все это кончилось?

Я сделала было пару шагов в направлении кровати, но потом остановилась и опасливо принялась изучать благородно-серый оттенок его лица, удостоверившись на всякий случай:

- Не блеванешь?

А то всякое может быть. И это не удивительно - с такого-то лютого бодуна. Кэри лишь вздохнул, всем своим видом давая прочувствовать глупость мною сказанного. Я, так уж и быть, присела на краешек.

- Генрих мне позвонил и приказал тебя, алкаша, до дому доставить. А чтоб я не сбежала, заставил нацепить браслет какой-то дурацкий. Я боялась, что ты буянить будешь, но ты до того напился, что и этого сделать был не в состоянии. Но у тебя не встал, - мстительно заключила я, руки на коленках сложив, как примерная школьница.

- Позор какой... - Кэри, морщась, потер переносицу.

- Не то слово... - задумчиво согласилась я и тут же выпрямилась. - Погоди. Ты это о том, что надрался так или о том, что у тебя член не встал? Сними, кстати, - под нос Ланкмиллеру был продемонстрирован чудо-браслет-неубегайка.

- Носи, тебе полезно будет.

- Ну-у, с вами только связывайся... - протянула я преисполненным разочарованием голосом.

И все равно, как надумаю сбежать, этот браслет меня не остановит. Я его как-нибудь обязательно сломаю. Нет ничего, чего сломать нельзя было, в особенности, если это касается столь тонких технологий.
Я кинула взгляд на Кэри. Вот что значит выражение «лица нет». Оно, конечно было, и даже не совсем отдаленно походило на человеческое, но такое помятое было, что даже немного жалко. Ну вот, а теперь самое время его распытать хорошенько, а то у меня прям внутри все ходуном ходит от неопределенности.

- Ну ладно, - я шмыгнула носом, - расскажи, что у тебя со «Змеиным зубом»?

- Заболела? - Кэри приподнялся, расстегивая свою вчерашнюю, не первой, стало быть, свежести, рубашку.

- Немного, - тряхнула я головой, и придвинулась ближе, нависнув над ним, - от ответа не уходи.

- Вот же приставучая девка, - Ланкмиллер одной рукой свалил меня с себя на кровать, будто это не стоило ему никаких усилий, и поднялся, - это дело не твое. Много на себя берешь.

Довольно грубо. Я с усталым вздохом села и решила ему все высказать, как на душе было, потому что эти неуловимые обходные пути на Кэри ни черта не действовали. Только если прямо в лоб. Только если искренне. И от него можно хоть чего-то добиться.

- Просто... У меня такое чувство, что со «Зубом» я уже имела знакомство в свое время. Уж больно много мурашек по позвоночнику взывает его упоминание. И... мне немного страшно, честно сказать.

- А кто тебя знает, может, и имела, - ворчливо отозвался Кэри, - все это дело прошлое теперь. «Зуб» держит свое величие на том, что исключений не делает. Если твое имя в их списках - с паспортом можно распрощаться. Но так как у тебя паспорта и без того нет, все это не имеет значения. Беспокоиться не о чем.

- Ты н-не подумай... Что я... вот в твои дела лезу. Просто в последнее время мне часто кажется, что все необратимо изменилось. Не в лучшую сторону. Если у тебя неприятности, это, конечно, не впервой. Если ты не делишься ими, значит, они не стоят внимания, сам справишься и помощь не нужна... Но черт возьми, неужели каждый раз, как у легендарного владельца судостроительной корпорации неприятности, он начинает шляться по клубам и напиваться, как свинья, вместо того, чтобы из них выпутываться?!

- Это, - ох, а кажется, разозлился он здорово, и черт же меня за язык потянул, да еще с такой силой, - совершенно не твои проблемы, Кику. Что за манеры, недостойные девушки и наложницы? - ах да, наложницы, спасибо, что на землю вернул. - Я имею полное право на отдых. Когда хочу. Как хочу. И с кем хочу.

- Ах ну конечно, как я могла подумать иначе. Проблемы у него, как же! А он, оказывается, весь день просто по блядям шлялся...

И только я успела подумать, что это куда больше походит на монолог ревнивой жены, как скулу чем-то обожгло больно, и я оказалась на полу. Прежде, чем спохватилась, с губ сорвался сдавленный скулеж. Верно, я ведь забыла, что он ударить может. Да тут и сама виновата. Видимо, переборщила здорово. Точно также здорово, как и головой приложилась об пол. Минут через пять шишка будет, а к вечеру - и фонарь слева от глаза. Унизительно-то как.

Я попыталась встать, но перед глазами все вдруг смазалось, и я со стоном свалилась обратно. Голова, как же...

Меня неожиданно довольно мягко, бережно даже подняли и усадили на кровать. Ланкмиллер убрал волосы с моего лица, медленно провел по нему пальцами и приподнял за подбородок. Хотелось отодвинуться. До смерти.

- Кику, прости, - устало-беспомощный вздох. - Я последнее время сам не понимаю, что творю и что происходит со мной и вокруг. Абсурд какой-то. Ты права - все немного запуталось.

- Да уж. Совсем не подобает мужчине. Не извиняйся, это по-дурацки смотрится... - я отстранилась, насколько это было возможно, и голова снова взорвалась вспышкой боли, на этот раз куда более слепящей.

Я схватилась за нее, жмурясь и шипя. Руки мгновенно похолодели так, словно у мертвеца. Трясло меня немилосердно, и даже немного мутило. Кэри поддержал, потому что ориентация в пространстве оказалась потеряна вновь в пользу пола.

- А я... вспомнила... - и голос тоже дрожал, а мучитель был непозволительно теплый, успокаивающий, - вот теперь, когда мы об этом заговорили...

- Что именно? - Ланкмиллер прищурился даже чуть тревожно.

- Совсем немного... - я повисла у него на плече, уже совсем не пытаясь отпихиваться. - Действительно, было у меня дело со «Змеиным зубом». Смешно-то как. Отец меня за долги продал. В Шеле ведь все так делают. Если можно продать несовершеннолетних детей, почему бы не продать... Это было вполне ожидаемо. Я от него сбежала только прежде, чем «Зуб» до меня добрался, документы же оформить надо. А дальше снова пропасть. Больно немного.

Это давно уже было и сейчас уже не имеет значения. Но все равно больно. Самую малость. Хорошо, что это все-таки был отец. Человек, от которого я как раз и ожидала чего-то подобного... Впрочем, звено было довольно важное, из него вся цепочка хорошо восстанавливается. Вот тебе и моральная травма, вот тебе и мое плачевное состояние, в котором я дошла до службы в бордель-кафе. Шлялась, небось, по улицам...
Я шмыгнула носом.

- Кику...

- А?

Я только голову вскинуть успела, потому что слишком нежно-вдумчивым показалось мне это его «Кику». Как можно так бессовестно перекрывать доступ к кислороду? Ланкмиллер вообще весь ужасно теплый и неправильно осторожный в своем поцелуе, превращая его из схватки во что-то нежное. Во что-то, от чего полыхают щеки и трясуться колени - стандартный набор круглой идиотки. Больно. Я надеялась, меня это не коснется. Обрывается что-то совсем безнадежно. Обрывается и бушует.

И ни в чем-то он разобраться не может. Ладони под платьем. Ладони горячие. Больно. И я впервые себе в этом признаюсь. Что же ты, идиот, творишь?
Кто вообще я теперь такая?

Дышалось тяжело, вопросы эти с губ срываться наотрез отказывались. Кэри, хоть и отстранился чуть-чуть, был все еще критически близко. Он с задумчивой досадой вздохнул:

- Влюбился? Кажется, это так как-то называется. Ее Элен Райт зовут.

Дождь по раме барабанил мерно. За окном темнело медленно, и мир немного звенел. Я почему-то чувствовала себя совершенной дурой.

- Как-как? - голос охрипший и тихий, что будто не голос, а черт-те разбери что.

И все равно глухую, пришибленную тишину режет, словно масло. Со скрежетом.
Зачем вот я переспрашиваю? Как будто мне это интересно.

Кэри на вопрос не ответил. Он меня внимательно изучал своим острым взглядом-до-сердца. Как будто тонкой иголочкой - да насквозь. И именно под этим отвратительным взглядом меня настигла истерия.

То есть, он это специально сказал, чтоб... Чтоб на реакцию мою посмотреть? Я фыркнула, нервно передернув плечами. Конечно, он хозяин, а я наложница, ну всему же есть свои пределы. Есть же? Ну, какие глупости...

Тишина, и без того уже надломленная, так и взорвалась хохотом. Значит, вот чего с Ланкмиллером творится последнее время, вот они: все его нежные взгляды и горячка вся. Смешно так, что даже страшно...

- Чего ты? - если мучитель и удивился, то виду, как обычно, ничуть не подал. Только немного приподнял брови.

Смех резко, будто испуганно оборвался. Я взглянула на Кэри необычайно прямо. Один из тех взглядов, что жутко его злят.

- Кто же признается в любви к одной, после того как только что поцеловал другую, Ланкмиллер? - устало хохотнула я. - Каким же надо быть идиотом...

Надеялся, что с ним такого не случится. Надеялся, что не сможет полюбить, любовь ведь всегда карты знатно путает. Надеялся. Видимо, очень зря.

- Она такая... словно солнце, словами не описать. Какие же глаза, твою мать, какие глаза... Я по ним попросту подыхаю. И только что это понял. Сроду такого не было. Проклятье.

- Хватит, а? Это до крайности уже некрасиво и нелепо.

Я чувствовала себя совсем уж глупо. Какой-то прямо... преданной, что ли. У Кэри глаза блестели волшебно и ему было не до мира. Влюбленные люди такие чудные. И как я сразу не догадалась? Где была моя эта прославленная женская интуиция? Если ему хочется поделиться, то, сука, не со мной же! А Ланкмиллеру это казалось прекрасным выходом. Любовь, говорили, душу меняет до неузнаваемости.

- Кику... - и губы на виске, и пальцы на ткани платья. - Ты не представляешь...

Не знаю, как там насчет души, но Кэри как был слепой, так теперь еще хуже ослеп.
И тут я вдруг поняла, что это срыв. Слом, которого мучитель так ждал и все обещал мне. И я все гадала последние дни, случился ли он уже или нет.
Не знала, что когда случается - ни с чем не перепутать. Это вроде как ураганом
Все
Сносит.

- Я рада за вас хозяин, - вылетело сквозь зубы сдавленно, руку его с талии я немедленно стряхнула. - Только у меня пара неприятных новостей, - будто мне только что в висок пальнули, а пальцы уже даже не холодные: ледяные. - Вы только что убили Кику, а я не вижу причин здесь больше оставаться и убираюсь к черту.

Видимо, это так страшно сказано было, что к Ланкмиллеру вернулось это его хмуро-серьезное лицо.

- Дверь закрыта, - сухо сообщил он.

- К дьяволу дверь. Мне не туда.

Пока он еще ничего не понял, я скрылась в ванной и заперлась. А шум воды такой успокаивающий, оказывается. Такая бешеная пустота, и вместе с тем такой прилив решимости. Я все еще никак не отойду от шока. Как я жила, чем я жила? Мыслью о побеге, забыв о всевластии «Змеиного зуба». Если Кэри с ним связан договором, мне не сбежать.

- Это по-детски, - о, видимо, кулаком в дверь. Стало быть, почуял неладное, - выйди. Немедленно.

Ни за что в жизни. Если он хоть раз ко мне притронется - сойду с ума от отвращения.

- Я больше тебя не слушаю.

- Мне еще не хватало твоих психов, все равно ведь выйдешь потом. - Ланкмиллер по ту сторону тяжело вздохнул, о, это он ошибается. - Что ты там делать собралась?

- Повторять судьбу твоей матушки. Она мудрой женщиной была и сильной. Теперь и мне поумнеть пора.

Я распахнула шкафчик сбоку от зеркала. Таблетки или лезвия. Что-то из этого обязательно должно быть.

Ах ты, черт возьми! Аптечку-то мы еще с прошлого раза, когда я лечила Ланкмиллерскую спину после порки, оставили в его кабинете или где-то в этом районе. Я хлопнула себя по лбу. Это ж надо быть такой дурой. А следовало бы хоть на всякий случай подготовится.

Мысль о том, чтобы так сразу все окончить появлялась время от времени, но я сразу ее отметала, потому что жизнь самоубийством кончают только дураки. С тем же успехом можно было не повеситься, а сбежать. А потом, правда, быть пойманной и расчлененной Генрихом. Результат в конечном итоге один и тот же.

Внутри каждого человека должен быть какой-то предел, выше которого уже не предчувствуешь. Во мне он тоже был, кажется. Но теперь его нет. И больше ничего нет. И это я не от отчаяния, а от пустоты. Забавно цеплялась за желание жить в последние недели. Странно и глупо теперь понимать, что жить в мире, в котором миллионы таких, как я, - до обморока не хочу.

А выход все это время был. Прямо под самым носом был. А решительности вот не было.
Наверное, я просто ждала, пока она появится.
Самоубийство - это не глупость. И не слабость. А единственно-возможный протест против системы. Идеальный для не идеального мира.

Ланкмиллер за дверью чего-то приутих. Ну, если он планирует какую-нибудь гадость!.. Считает, что он над жизнью моей и смертью властен. Настало время рушить заблуждения. Это единственный способ утереть ему нос уже наконец.

Под руку в ходе поисков попалась бритва Ланкмиллерская, и я принялась выцарапывать из нее лезвие, оставляя порезы на пальцах. Острое. Прекрасно подойдет.

- Кику, подойди к двери, не потроши мою бритву, - о, проснулся. По звукам распознал, что ли?

- Кику сдохла и уже никуда не подойдет, - ядовито сообщила я, с большим упорством продолжая начатое.

- Подойди, не делай глупостей. Помереть всегда успеешь.

- Поговорить что ль хочешь? Тогда говори со мной на равных. И не смей называть Кику, - руки немного тряслись от волнения, и колени тоже, поэтому мне пришлось на пол опуститься, спиной прислонившись к двери.

- Я думал ты сильнее, - презрительно фыркнул Кэри по ту сторону. - Умереть-то легко, легче не бывает. Сбежать от проблем и от себя. Разве не самый жалкий путь из всех? И это он такой - твой?

- Прав, Ланкмиллер. Умереть легко. Только решиться сложно. Каждый человек в конечном итоге сам над собой властен, что бы не говорил ты. Что бы не говорил твой, будь он проклят, «Змеиный зуб». С этим ничего не поделаешь. Сделать так, чтоб ты понял - да, такой он, мой путь. И я пройду его до конца.

- Розмари... - мучитель вздохнул, а в голосе его послышались легкие нотки смеха, которым смеются, когда уже совсем нечему. Меня прошило от этого его «Розмари», словно насквозь. Слишком много чувств в одном имени. - А если я не стану реагировать на твой вероломный акт привлечения внимания и патетические речи твои слушать - тоже? Если не стану дверь выламывать, доктора вызывать?

- Себе доктора вызови, - зло прошипела я в ответ.

Зубы заговаривает, мразь. Но, смотрю, отработанная у него схема на этот случай.
Лезвие в итоге все-таки было вытащено и быстро, без прелюдий, полоснуло по коже, вскрывая синие нити. Левое запястье. Правое. Я, поморщившись, сжала зубы. Ну и ничего, подумаешь. Бывало и больнее.

- Подожди, ничего не делай. - Кэри не терял самообладания, только голос у него был какой-то глухой. А так... Даже все тот же противный до чертей властный тон. Я только хохотнула, запрокидывая голову. Ланкмиллер тяжело замолчал на секунду, потом мрачно осведомился. - Уже?

Хорошо меня изучил, сволочь.

- Уже.

Струйки крови лились на кафель, темно-красные. Но как-то слишком медленно для того, на что я рассчитывала. Так у меня будет минут пятнадцать. А то и все полчаса. Я, закусив губу, сделала еще по надрезу выше и глубже, и тут же тихонько зашипела, жмурясь.

- Что, Кику, не получается? - со злым ехидством усмехнулся Ланкмиллер. - Потому что вены надо вскрывать вдоль.

- Я тебе сказала так меня не звать!

- Ах, прости-прости, привычка.

Он выводил меня из себя намеренно. Не знаю, правда, зачем. Просто это, наверное, такая мания к издевательству. Совершенно Ланкмиллерская по сути своей.
Запястья даже как-то забавно пульсировали.

- Слушай... А зачем те, кто вены вскрывают, в ванну ложатся?

- Ну, вода препятствует свертыванию крови и частично наполняет собой вены, эритроциты лопаются... - Кэри отчего-то закашлялся, а потом надолго замолчал.

До ужаса завораживало зрелище растекающейся по полу крови. Она восхитительно попадала в ложбинки меж плитками. Я смотрела то на струйки эти, то на неяркий свет лампочек под потолком. Голова начинала кружиться.

Больно и пусто было только поначалу, а сейчас уже все успокоилась. Душа вошла в какую-то глухую апатию, сквозь которую только одно делание и пробивалось. Поскорее уже все закончить. Я готова. И решимости мне хватило.
Было здорово тихо, и я размазывала кровь по полу указательным пальцем и улыбалась.

Немного страшно только по-прежнему.
Но, наверное, было бы страшней, будь я одна. Если б не знала, что Ланкмиллер по ту сторону двери сидит. Он, кстати, надолго замолчал. Только дышал тяжело и медленно.

- Значит, точно не передумаешь? - Кэри подал голос через секунды две после того, как я его вспомнила.

Выйти наружу сейчас, когда я так близко к исполнению своей мечты? Черта с два. Только... как давно это моей мечтой стало?

- Иди-ка ты нахуй, господин Ланкмиллер, - услужливо посоветовали я. Голос у него был, словно сквозь вату как-то.

Чаша терпения с той стороны двери, видно, переполнилась.

- Грезишь о геройской смерти, да? Нет, о том, что я буду грудью кидаться на дверь и умолять о прощении и прекращении само-экзекуций? Да делай ты, что хочешь! Я больше не собираюсь тебя просить дверь открыть. Понятия не имею, как заставить человека жить, если он жить не хочет. Что ж, если это твое решение - хорошо. Можешь считать, что ты все и всем уже доказала. Довольна?

- О да, вполне, - вдыхая тугой воздух, я прижалась затылком к двери. И не думала, что умею так идиотски по-счастливому улыбаться.

В ответ глухое:

- Иди ты к черту.

Половина из всего, сказанного им, осталась за гранью восприятия для моего воспаленного рассудка. Сознание уже плавало, и лезвие из пальцев выпало давно. Совсем не странно, что теперь непростая задача - слова в предложения сложить.

- Эй, Кэри?

- М-м?

- А ты по мне траур носить бы стал?

Прежде чем окончательно потеряться в плотно окружившей тьме, я услышала, как Ланкмиллер меня тысячу раз проклял.