Три цвета надежды

2

Дверь легко поддалась умелым действиям, тем более что замок раздевалки и не был мудрёным и застрахованным от взлома. Хосок вошёл внутрь, обнаружив пятившуюся от него в глубину девушку. Не испуг, а скорее всё тот же не проходящий стыд отодвигал её от него. Он не стал её настигать, прикрыв дверь и прислонившись к ней спиной. Официантка остановилась. Как с ней было говорить дальше? Как убедить? И был ли в этом всё ещё смысл? Хосок с недовольством заметил в себе вскрикнувшую было радость от того, что свобода снова может остаться при нем, но тут же запретил ей располагаться в душе, как в своём вечном доме. Никаких сомнений быть не должно. Та, которую он обесчестил – должна стать женой, или бесчестье настигнет его самого.
- Хана... - Будь это одна из его любовниц, он бы заиграл глазами, маня к себе, скользнул в её сторону, ловко ухватил бы за запястье или локоть, прижал к себе, сначала бы обезоружил поцелуями и объятьями, а потом уже заговорил. Но это не тот случай. Пытаясь себя убедить, что и эта девушка способна реагировать, как другие, он всё же не был уверен, что с ней стоит поступать так, как с другими. Он забрал её невинность этой ночью, она ещё вовсе неопытная и несозревшая, чтобы адекватно принимать свободный флирт и физические контакты. Это отражено на её лице, разрумянившемся, заблудившемся, встревоженном. – Забудь, пожалуйста, свою напрасную гордость. Точнее... нет, она, конечно, не напрасная. Твоя гордость, самая искренняя, самая ценная и правильная, сохранила в тебе ту чистоту и целомудренность, которую я, волей судьбы, несколько испортил... - «Что я несу? – Джей-Хоуп замолчал и задумался тщательнее над полившимся потоком фраз. – Если ей важна взаимная любовь, что я могу, кроме как пообещать полюбить её когда-нибудь? Но смогу ли я сделать это на самом деле, или обману её? И ради чего?». – Хана, в это трудно поверить, но я совестливый человек, и я не могу оставить всё так, как есть.
- Я же сказала, я не держу зла и обид. Пожалуйста, твоя совесть может быть спокойна, - заверила официантка.
- Нет, так не пойдёт. Я понимаю, что ты честная девушка, и для тебя важны чувства, которых ты пока во мне не находишь... но что поделать? Мы переспали, и я не думаю, что ты вот так просто выкинешь из головы это. Я так точно не выкину. Давай же не будем разбегаться в разные стороны, ощущая осадок недосказанности и чего-то неверно совершенного. К тому же, ты порядочная девушка, должно быть, тебе трудно будет построить личную жизнь быстро с кем-то другим...
- Я не тороплюсь, - покачав головой, Хана собрала всю волю в кулак и, выпрямившись, подошла к Хосоку. Вернее, к выходу, встав в такую стойку, что стало ясно: она ждёт, чтобы он отошёл и выпустил её. – Когда-нибудь, пусть нескоро, я встречу другого человека, с которым мы полюбим друг друга взаимно, и тогда всё наладится. Он поймёт, если будет любить, почему у меня не первый. Это ведь не так срамно в наше время, как раньше, разве нет? – Хоуп посмотрел на неё с высоты своего роста, и его пронзило что-то, что он со страху и неразборчивости назвал бы эгоизмом. Но приглядевшись к себе – если бы эмоции не мешали анализировать – он мог бы уловить нотки ревности, доселе никогда не испытываемой. Хана была его единственной девственницей, и, не в силах не думать об этом, молодой человек ощущал, как никогда раньше не интересовался интимной жизнью женщин до и после своего присутствия. Это были путаны, шлюхи, куртизанки, которых невозможно обвинить в связях с другими, это было их ремесло, профессия, благодаря которой они умели многое, а многое даже прекрасно умели. Какое ему дело было до того, сколько мужчин у них было в прошлом, а сколько будет в будущем? Он сам для них был эпизодом, как и они для него, и пусть он помнил почти всех, никогда ни к одной не отнесся пренебрежительно или неуважительно, всё же ни разу не испытывал зуда неизвестности, жжения от осознания того, что его сменит следующий, десятый ли, сотый или тысячный. Но не сегодня, не сейчас. Хосок точно знал, что у Ханы не было до него никого. Нетронутая, как первый выпавший только что снег. Он познакомил её с постельными радостями, взял страстно и с желанием, так сказать, основал фундамент всей её дальнейшей кроватной истории. Всё, что ведала она о сексе – узнала она от него. Он достоверно знал, что испытывала когда-либо она под мужчиной, потому что кроме него у неё никого не было. И вот, девушка говорит, что когда-нибудь появится другой, с которым они воспылают взаимностью, и тогда всё наладится. Хоуп представил, что кто-то заберется на Хану, и ему это не понравилось. Для этого он её разве лишал девственности? Если задаться этим вопросом, то цели-то у него и вовсе не было, но если пытаться обнаружить её задним числом, то уж точно не для других он тут проторил дорогу. И все эти немного прагматичные и далекие от душевных рассуждения всё-таки выливались в одну главную идею, что Хосок не допустит никаких других после себя. Это... это всё равно что прежде покупал что-то или брал в аренду, использовал, пусть и бережно и по назначению, но всё-таки понимал, что это не его, не им сделано и временно. А тут, будто своими руками слепил, создал, хоть патентуй. Как же родное изобретение можно пустить по рукам и в свободное плавание? Нет, Хана должна остаться при нем, но как, если женой быть не согласна? Делать любовницей хорошую девчонку? «Фи!» – сам себе сказал Хоуп, не оценив задумки. Не собираясь лгать и не будучи убежденным в своих словах, он всё же вымолвил:
- Но этим кем-то, кто когда-нибудь тебя полюбит, могу быть и я. Почему ты не рассматриваешь такой возможности? – Хана внимательно посмотрела на него, округлив несильно глаза. Не удивившись, а взвешивая весомость и исполнимость сказанного. Её печально-трогательная улыбка предупредила об очередном выводе не в его пользу.
- Потому что... этого не может быть, Хоуп, - называла она его по-прежнему по кличке. «А знает ли она моё настоящее имя?» – не смог припомнить Хосок.
- Почему не может?
- Я не из твоего круга. Ты всегда будешь относиться ко мне, как к бедной девочке, которую нужно кормить, которую нужно жалеть, которую нужно подтягивать до своего уровня. Посмотри на меня – я тебе совсем не подхожу. Я... - замешкавшись, Хана попыталась вернуть ту смелость, что обуяла её ночью. Опустив глаза, она сомкнула руки на переднике. – Я люблю тебя, и это случилось не вчера. Ты понравился мне ещё полгода назад, - призналась она. Парень был изумлен, но не решился перебивать и вставлять какие-либо замечания. – Но ты никогда бы не заметил такую, как я, и это случайность, что мы... оказались единожды вместе. У нас всё совсем разное. Ты познакомился с моими соседками, потому что бываешь в клубах, а я там не бываю никогда, поэтому при нормальных обстоятельствах мы бы даже не познакомились. Ты клиент заведения, где я обслуживающий персонал – ты и не можешь, и не должен смотреть на такую, как я...
- Хана, - оборвал её Хосок, взяв за руку, чем помешал той сминать белую накрахмаленную ткань. Официантка вздрогнула. Ладонь была потной и влажной от волнения, и молодой человек сдержался, чтобы не улыбнуться этому милому нервничанию. – Но случаю-то виднее, как, где и кого сталкивать? Каким-то образом, напившись и потеряв разум, я добрел сюда, наткнулся на тебя, и вышло то, что вышло. И я вовсе не считаю тебя бедной девочкой для жалости. - Хана поджала губы, и он понял, о чем она вспомнила. – Прости ещё раз, что совал тебе деньги ночью. Это было некрасиво – согласен, но я растерялся не меньше твоего. Ты мне нравишься, даже больше, чем какие-либо другие девушки сейчас. Подумай ещё раз, прежде чем окончательно отказаться от моего предложения.
- Если... если ты считаешь возможным полюбить меня, - подняла на него глаза студентка, ощущая кожей его сильную руку. – То попробуй со мной повстречаться. – Хосок приподнял левую бровь, облизнув нижнюю губу. Чем не рациональный подход к делу? – Получится полюбить – поженимся, а если нет, значит, я была права, и нам не стоит портить судьбы друг другу.
Встречаться. Думы сына ювелира отяжелели, почти как тогда, когда отец категорически велел жениться. Но брак-то – это оформление, обряд, выполнение каких-то определенных обязанностей, подсказкой в исполнении которых служат общепринятые нормы института семьи. А встречаться? Хосоку на миг это показалось ещё более сложной задачей. Он никогда не состоял в отношениях с девушками! Ухаживать он умеет, но в русле курортного романа и неписаной установки «сойдемся-разбежимся». А как встречаются? Что ему нужно делать? Дарить цветы, писать смс-ки, звонить и ворковать часами по телефону? Ему некогда порой бывает.
- Ты согласен? – с прорвавшейся надеждой в голосе спросила Хана. Как бы она ни хотела трезво мыслить, подходя к этому всему, её безответные чувства всё равно руководили ею не в меньшей степени.
- Будь по-твоему, - улыбнулся Хосок. – Мне кажется, что это хорошая задумка. Давай встречаться. – Он протянул вторую руку, ладонью вверх. Отерев о передник ожидаемую руку, Хана вложила её в предложенную ладонь. Золотой отошел от двери, выпуская их. – Я подожду окончания твоей смены и подвезу тебя до общаги, хорошо? – для начала решил он, и получил кивок. - А... - «А секс в наших отношениях будет?» - хотел спросить он, но не стал. Слишком странный и забегающий вперед вопрос. И вроде бы они однажды уже переспали, почему же повторение опыта кажется таким неуместным?
- Что? – идя рядом, полюбопытствовала Хана.
- Нет, ничего, - оставив при себе свои грешные мысли, Хосок принялся разглядывать исподтишка особу, которую заманил себе фактически в невесты. Может, она и права. Свадьбу желательно справлять раз и навсегда, а если жить с человеком всю оставшуюся жизнь, не лучше ли его узнать немного лучше? В попытке узнавать Хану и разговорах с ней по пути к общежитию, он даже не перешел к прощальным поцелуям, не потому, что не хотел, а потому что, по-прежнему настроенный на серьёзный подход и реабилитацию, посчитал лишним и здесь, снова и снова, сводить всё к физиологии. Он занимался любовью с Ханой и уже знал, что это приятно, чувственно и интересно. Надеялся, что и ей всё тоже понравилось. Так почему бы не открыть друг в друге и новые черты? Черты, относящиеся к внутреннему содержимому.