***
Черт бы побрал того проходимца, который однажды уверил нас в том, что мечты должны обязательно сбываться. Нет, нет и еще раз нет. Да хотя бы взять пресловутое детство. Кто не мечтал стать учителем, затем врачом, после - космонавтом, летчиком, певицей, пожарником, стоматологом, археологом? и также с десяток других жизненно важных и не очень профессий, которыми ни за что нельзя единовременно овладеть за всю относительно недолгую человеческую жизнь. Мы вырастаем, меняемся, летят в тартарары прошлые приоритеты, появляются новые. Человеческая личность не стоит на месте, впитывая в себя все новые аспекты и аспектики индивидуальных ценностей, преображаясь от каждой новой встречи, события, возникающих потребностей. И некоторые мечты стоит без сожаления оставлять в прошлом, ласково, с любовью и ностальгией, как первую сломанную куклу, как любимые штанишки, из которых безвозвратно вырос.
Но иногда проще сосчитать, сколько звезд на небе и сколько капель в море, придумать совершенно новый смысл жизни или вручную построить Вавилонскую башню, чем отказаться от мыслей, что годами согревали твое сердце, переступить, вздохнуть и пойти дальше. Бывшая невинная мечта превращается в дело принципа. Уже не ради наслаждения и потребности иметь, а только лишь потому, что вроде как надо, а зачем, почему – уже забыто и не имеет значения. Так случается с теми, кто на склоне лет вдруг неожиданно для всех решает отчаянно тряхнуть стариной и заняться, наконец, разведением орхидей или изучением древних языков. И никто не вправе осудить такое решение. Твоя жизнь – давай, сделай так, чтобы было комфортно именно тебе. Только не жалуйся потом, что гонялся за призраками прошлого. Бывает, что после исполнения задуманного человек впервые попадает в тот уголок сознания, где истинно счастлив. Об этом пишут книги, снимают фильмы, об этом тайно грезит каждый ступивший на тропу к новым горизонтам, где первый шаг ознаменуется воплощением давно лелеемой мечты.
Сейчас, стоя перед зеркалом огромной примерочной комнаты, ярко подсвеченной со всех сторон богатым освещением, Виктория Ильина думала о том, что вот еще чуть-чуть, и накроет ее с головой эйфория непередаваемой радости, и будет сиять она подобно этой белоснежной комнате с мягкими ванильными пуфиками, как это несказанной красоты дорогущее платье невесты, что сейчас было на ней, как тот бриллиант в кольце, которое отныне стесняло ей безымянный палец правой руки. "Да-да, это и есть счастье," – уговаривала она сама себя. Просто счастье это настолько огромное, что пока не умещается целиком в ее славную рыжую головку, запуталось меж трепетно завитых локонов, и все никак не ворвется тайфуном бешеного экстаза.
Вика закрыла глаза и прислонилась лбом к стеклу. Ее неожиданно посетила мысль, что она была бы крайне благодарно сейчас тому человеку, который каким-то случайным образом захотел бы ее убить. Она не лила столько слез, наверное, даже тогда, когда хоронила любимого кота в восемь лет. Даже тогда, когда Миша Ераков, ее первая любовь и первый красавец в классе, неделикатно сообщил о том, что нахрен она ему не сдалась. Даже тогда, когда уже сильно позже, будучи на втором курсе института, узнала, что все эти годы он истекал слюной по госпоже Беловой, – апперкот в челюсть и нокдаун... Ильина выстояла и даже виду не подала, что отныне живет с ощущением, будто ее миленькая и смазливенькая младшая подружка заочно отхватила себе добрую половину мужского населения планеты, а Вике досталось разве что по сусекам скрести и дожидаться, пока кто-нибудь подберет ее из жалости – глупую, смешную, долговязую, в дурацких конопушках и с вечно бледным лицом со впалыми щеками. По-хорошему, ощущение это прошло лишь сейчас, когда вожделенное колечко с благородными камешком сверкнуло перед ее лицом, ослепив все прежние страхи. И лишь одно имя нестерпимо стучалось где-то под ребрами...
Яна.
Вика достала телефон и пролистала записную книжку. Уже целые сутки ни одного сообщения и никаких звонков. Где она? Почему молчит? По какому такому праву можно так запросто вторгнуться в чью-то жизнь, устроить карнавал с фейерверками, бесплатным мороженым, танцами на столах и воздушными шарами, взмывающими в небо, а потом благочестиво откланяться, свернуть лавочку и утопать в горизонт? Наверное, самым нелепым из всех людских понятий является справедливость. Вот есть одно яблоко и пятеро голодных. Если разделить по-братски, никого не обделив, получится, что в итоге голодными останутся все. Если отдать яблоко лишь одному, то как быть с остальными четырьмя? Справедливость всегда живет где-то по соседству с ущемлением, и, выходит, что эти понятия не только не полярны, так еще и тождественны. Вика обманула Яну, не сказав, что давным-давно не одинока. Яна пропала из зоны видимости, будто и не было ее вовсе. Уравнение сошлось.
До рези в глазах Вика сжала веки, чтобы не дать подступившим слезам вырваться наружу, но они все равно неконтролируемо сочились. Горькие, жалкие, беспомощные...
– Викуль, ты скоро? – позвал из-за занавески мамин голос; Анна Сергеевна успела к этому моменту пролистать третий свадебный журнал, где каждый костюм приводил ее в умопомрачительный восторг, но уже после второй сотни страниц все платья слились в одно-единое белое месиво, и хотелось как можно скорее уже взглянуть на родную дочь.
Шторка резво скользнула по серебристой штанге, и статная невеста с огненными волосами предстала перед публикой, состоящей из обескураженной матери и вечно охающими от умилениями продавцами-консультантами салона. Вика медленно продефилировала профессиональной походкой по нежно-розовому ковровому покрытию.
– Божественно!.. – выдохнула одна из девушек, складывая ладони на груди.
– Очень!.. – подтвердила другая.
Анна Серегеевна была готова разрыдаться сию же секунду. Она молча подошла к дочери и зачем-то поправила один локон, и без того идеально лежавший на обнаженных плечах. Нет, Вика была не просто красива, обворожительна, сногсшибательна, нет. Она была именно божественна – ни больше, ни меньше. Утянутый в корсет и без того хрупкий стан, элегантно подчеркнутая тонким кружевом пышная грудь, величественный взгляд и гордо приподнятый подбородок на изящной длинной шее. Вика осматривала окружающих с высоты своего роста, томно взмахивая длинными наращенными ресницами, еще с минуту назад обливавшимися слезами. Несравненный профессионализм.
– Как тебе, мам? – Ильина с нежностью обратилась к Анне Сергеевне.
– Вик, это что-то... Это... Просто непередаваемо...
– Спасибо, – девушка едва заметно вздохнула и зачем-то добавила: - Главное – чтобы тебе нравилось.
– Ну неправда, – запротестовала мама. – Главное – чтобы мой ребенок был счастлив.
– Да, – Вика смазано улыбнулась. – Все так и есть. Только... – она не договорила и зашагала обратно в примерочную.
– Что с тобой? – Анна Сергеевна осторожно отодвинула занавеску и застала дочь с телефоном в руках, она что-то торопливо писала, поминутно сглатывая вновь подобравшиеся слезы. – Викуль... – мама подошла ближе, бережно коснулась ее плеча. – Вы опять поссорились со Славой? Ну не переживай, это всегда так бывает перед свадьбой. Он тоже нервничает...
– Да причем тут Слава?!. – в сердцах выпалила девушка и отвернулась от зеркала, чтобы мама не смогла разглядеть ее напряженного от злости на саму себя лица.
– А что такое? Переживаешь, что не пошла выбирать платье с Ангелиной? Ну ты сама пойми – времени совсем немного, нельзя такую важную покупку откладывать на последний момент. Платье – это как визитная карточка! Ты будешь самой красивой в мире невестой. Вика... – Анна Сергеевна аккуратно развернула к себе ссутулившееся тело. – Вика... Не переживай так...
– Мам... – Ильина старалась не глядеть в добрые и заботливые глаза напротив, которые, словно чувствуя ту боль, что терзала родную кровь, сейчас потускнели и глядели беспомощно, ища ответов. – А что, если я не выйду замуж?..
– Почему? – растерялась Анна Сергеевна и даже чуть отстранилась, не понимая, к чему такие вопросы; она непроизвольно поправила большие овальные очки в леопардовой оправе и одним движением убрала со лба черные коротко стриженные химические кудряшки. – Вика, ссоры перед свадьбой – это нормально. Более того, ссор невозможно избежать и в дальнейшей жизни. Нельзя расстраивать свадьбу из-за незначительной ерунды, о которой ты забудешь спустя пару дней.
– Ты права, – Ильина выжала из себя улыбку и вновь поглядела в телефон.
"Прости меня. Мы больше никогда не увидимся. Я выхожу замуж. Прости..." – сообщение улетело в далекую Мексику, но так и не достигло адресата, зависнув где-то на последнем рубеже сотовых ячеек. Вика ждала отчета о доставке, но он так и не пришел.
