"Волчонок" Сборник по Стереку

Наблюдатель

Скотт приглушил звук и начал делать домашнюю работу, периодически бросая взгляд на монитор. Увы, ничем интересным Питер по-прежнему не занимался. Но вот когда время перевалило за восемь часов, судя по часам в углу кадра, у дядюшки зазвонил телефон.

Камера, конечно, лежала достаточно далеко, но у нее были хорошие микрофоны, а у Скотта не менее хороший слух. Прибавив громкость, он прислушался.

- Да, Дерек? - Питер беззвучно застонал и закрыл глаза. - Я не понимаю, ты что, не можешь снять номер в отеле? Нет, приезжать не надо. Я тебя и так хорошо понял.

Отложив трубку и пробурчав что-то о падении нравственности современной молодежи, Хейл-старший задумчиво покрутил в руках трубку и, выбрав кого-то из телефонной книги, зажурчал:

- Мелисса, добрый вечер. Это Питер, надеюсь, Вы еще помните меня? О, как приятно. Скажите, могу я Вас пригласить отужинать со мной? Чудесно, тогда я заеду за вами минут через сорок? Через час? Хорошо, буду ждать, - и засунув телефон в карман, Питер отправился наверх.

Скотт очень искренне понадеялся, что собеседницей Питера была какая-та незнакомая Мелисса, а не та, которую Скотт привык звать мамой. Хотя особых причин для паники вроде как не было, мама звонила ему где-то в девять и сказала, что ее вызвали на работу. И вернулась она только под утро, усталая, но весьма довольная.

Запись пришлось немного перемотать. В кадре опять мелькнул Питер, но теперь он был в костюме и пальто, вместо куда более привычных джинсов и кожаной куртки. Старший Хейл погасил свет и благополучно ушел.

Вот теперь у Скотта внутри боролись сразу два чувства. Совесть, которая утверждала, что дальнейшее смотреть будет неправильно, и любопытство.

С одной стороны о том, что у его Альфы бывает достаточно регулярный секс, Скотт и так хорошо знал. За это стоило поблагодарить волчье обоняние. Безусловно, у обладания этим самым обонянием было очень много плюсов, но и минусов хватало с лихвой.

Например, к лучшему другу Скотт перестал принюхиваться почти сразу. Стайлз шестьдесят процентов времени пах возбуждением, а оставшиеся сорок удовлетворением этого самого возбуждения. В защиту Стайлза можно было лишь сказать, что все остальные их ровесники пахли примерно так же. Но вот знать ТАКОЕ о друге, Скотту казалось неправильным.