Сдавайся мне

Глава 11

11 февраля. Суббота. На протяжении всего года, больше всего я ненавижу именно 11 февраля. В этот день у меня День Рождения и я ничего не говорю людям, кроме монотонного «спасибо» за весь наш разговор. И, из-за этого, чувствую себя редким дебилом. Поэтому я выключил все средства связи, кроме телевизора: уж там меня никак не могли поздравить. Тем более, этого не приходилось ждать в сериале «Доктор Хаус».
-Да у него волчанка. Это же аутоиммунное. Дайте ему кортикостероиды, — наставлял я команду диагноста, которые довели очередного своего больного до судорог.

-Может, у него склеродермия? – предположил Форман – черный врач под началом Хауса.
-Хаус, не соглашайся! Они идиоты! – уверенно крикнул я телевизору. Я, конечно, видел эту серию. Медик из меня никакой, но вот этот сериал мне нравится, хоть и сюжет почти всегда один и тот же.
-Вы идиоты! – услышал я от Хауса и самодовольно улыбнулся. – Проверьте этого Джереми на наличие лжи.
-Его зовут Джастин, — встряла Тринадцатая.
-Неважно, — махнул рукой Хаус и скрылся за дверью своего кабинета. В эту же минуту дверь спальни Тома открылась. Он бросил быстрый взгляд на телевизор, что-то пряча за спиной.
-Ты опять смотришь всякое дерьмо, — продекламировал Трюмпер, качая головой.
-Чтоб тебя…дисфункция гипоталамуса посетила! – наугад ляпнул я, встретившись с расширенными глазами дредастого.
-Это ты на меня сейчас проклятие наслал? Неблагодарный гей. Никогда не думал, что геи такие неблагодарные.
-И какое количество геев ты знаешь? – спросил я, изображая заинтересованность.
-Одного тебя вполне хватает, — преодолел Том разделявшее нас расстояние. –А у кого-то сегодня День Рождения!
-Заткнись и давай сюда подарок, низшее существо, — высокомерно взглянул я на Трюмпера и протягивая к нему руки. Судя по его мерзкой улыбочке, надеяться на что-то хорошее не имело смысла. Он вручил мне заботливо запакованный сверток. Я опасливо покосился на подарок, потом на дредастого и только потом начал копошиться в свертке, выуживая наружу то, что было туда запихано. 
-Я не знал из чего выбрать и решил купить и то и другое, — проинформировал меня Том, когда я достал сначала резиновую женщину, а следом вибратор. Я с безразличием покрутил в руке вибратор.
-Не хочешь проверить: насколько он в тебя пролезет? – пригрозил я Трюмперу, скалясь. 
-Первому предоставляется право имениннику, — ехидно заметил Том.
-Сюда не входит правило об изнасиловании, — отозвался я, копируя его улыбку. 
-Слушай, а почему никто тебе не звонит и не поздравляет? — решил полюбопытствовать Том.
-Потому что я ненавижу отвечать на поздравления, ты же знаешь. 
Я уже около 3 лет действовал по принципу: вырубать все виды связи 11 февраля. К этому все привыкли, даже моя мама, которая поначалу была категорически против этой затеи. Но переубеждать меня – себе дороже, поэтому в итоге она смирилась. И вот заслуженная мной награда – тишина. Том назвал меня ненормальным, а я в кои-то веки не ответил колкостью в его адрес. Вместо этого, я решил проявить наглость.
-Куда ты меня поведешь?
-А ты хочешь куда-то идти? – вопросом на вопрос ответили мне. 
-Ага. За твой счет, — пояснительно добавил я и закивал головой.
Весь вид Трюмпера говорил о том, что он не ожидал каких-либо вопросов. Но недоумение недолго озаряло его лицо. Судя по всему: Томаса осенило. 
-М…сегодня открытие катка. Может, туда пойдем? – предложил он мне.
-Выбрал бесплатное место? Какой хитрый! Ну ладно, разорю тебя тратами на еду, — неунывающим голосом заявил я.
Том заунывно вздохнул, окончательно понимая, что выбора у него нет совсем.
-А ты ведь не умеешь кататься, — не позабыл я напомнить об этом Трюмперу.
-Научишь! – вконец потеряв терпение, бросил Трюмпер. 
Мне учить Тома? Что-то вдруг резко расхотелось куда-либо идти. Но мысль о том, что это всё бесплатно не давала мне возможности для возражений. 
–Давай завтракать, а вечером пойдем на каток, — подводя итог, предложил Том и мы пошли на кухню.
***
-Как зашнуровывать эти му*ацкие ботинки? – Том, неестественно согнувшись, пытался справиться с коньками, шумно пыхтя и сопя. Он гневно дергал шнурки коньков, которые грозились оторваться. Я предлагал ему помощь, но Трюмпер отказался, бросив мне презренный взгляд. А уже бы давно отмучился. В комнату для переобувания вошла маленькая девочка, ладошка которой потерялась в огромной руке мужчины, что стоял справа от нее. Видимо, ее отец. Она подергала мужчину за рукав, затыкала пальцем в Тома и громко завопила:
-Пап! Пап! У мальчика какашки из головы растут! Это плохо! Давай ему поможем!
Я расхохотался не столько от фразы девчушки, сколько от красного лица Тома, которое посмотрело в сторону семейства, явно желая им всех проклятий мира. Сейчас его дреды вызывали ассоциацию не с какашками, а, скорее, со змеями Медузы Горгоны. Я даже на секунду подумал, что от взгляда Тома дочка и отец окаменеют, но этого не произошло. Мужчина лишь шикнул на девочку, кинул нам извиняющийся взгляд и они исчезли за дверью. 
-Без комментариев, — предупредил меня Том.
-Я и не собирался ничего говорить, — фыркнул я.
Разве что чуть-чуть.
***
-Я чувствую себя бабой на шпильках, — с осторожностью зайца, на которого объявили охоту, ступал Трюмпер по заснеженной дороге, что вела к катку.
Мы так дойдем до катка только к наступлению Нового Года. Я схватил Тома под локоть и потащил за собой, не обращая внимания на его брюзжания.
-А теперь, самое главное, — я вытолкнул Трюмпера на каток, поддав ладонью по спине. Тот сначала скособочился, со страхом глядя на лед, а потом раскинул руки в стороны, в надежде удержать равновесие. Эдакая своеобразная карикатура на фильм «Титаник». Том «прокатился» по льду метра два и то, благодаря моему толчку. Руки он продолжал держать вытянутыми, словно от перемены их местоположения грозился начаться Апокалипсис. Он осторожно оторвал правую ногу ото льда и ступил ей чуть вперед. Потом подтянул к ней левую, приобретая завидное сходство с хромающим Квазимодо. Никогда не думал, что увижу столь много людей в одном только Томе, чьи актерские данные оставляли желать лучшего.
-Билл, смотри, у меня получается! – с детской непосредственностью выдал Том. Изображая одобрение, я ухмыльнулся. Затем легко выкатился на лед, перебирая ногами. Том сразу стушевался, понимая, что его дрожащие ноги и поза Леонардо ди Каприо ни в какое сравнение не идут с моими данными. Я научился кататься еще в детстве. Мама каждое воскресенье зимы водила меня на каток и заставляла оттачивать движения. Я был против только поначалу. А потом втянулся. Мы ходили на каток ночью, когда никого не было и мне нравилось слушать шорох, создаваемый коньками, когда те встречаются со льдом, видеть, как мелкие осколки льда выбиваются из-под лезвий. Тома это как-то не привлекало. Ему больше нравились ролики. А вот я их терпеть не могу.
Так, что-то я задумался…кажется, этот Леонардо ди Каприо сейчас пи*данется. Я подкатил к Трюмперу, в надежде сдвинуть его с места. Но это дредастое бревно вцепилось до боли в мою руку и отказывалось сдвинуться даже на миллиметр. Я силком покатил его по ледяной поверхности, но всё закончилось тем, что мы оба рухнули с отборными матами. Мимо нас проскользнули чьи-то коньки. Том тер свою поясницу.
-Можно я лучше понаблюдаю, как ты катаешься, а сам посижу? – умоляюще просил он.
Я поднялся на ноги и стал тянуть Тома за полосатый шарф.
-Вставай! Сегодня мой день Рождения и я требую, чтобы ты катался! 
Ответом мне послужил разочарованный стон. Видимо, Том уже пожалел, что позвал меня именно на каток. А ведь это только начало…
***
-Как романтично. На дворе беззвездная ночь, а здесь только ты и я, — блаженно сказал я Тому, подкладывая руки за голову. Уже было поздно, и все разбрелись по домам. Остались только мы с Томом. И лежали мы сейчас на льду, наблюдая за зимней тишью. Шел мелкий снег. Такой мелкий, что он таял прямо в воздухе, не успевая добраться до нас с Трюмпером.
-Да иди ты, — раздался шепот слева от меня.
Я-таки с горем пополам научил Тома хотя бы держаться на коньках, но он был категорически против того, чтобы возвращаться сюда вновь. 
Интересно: много ли на нём синяков?
Жаль, что можно это узнать, только если я его раздену. А этот отъявленный натурал мне не дастся. 
-Я сейчас вызову всеобщую зависть, — вдруг заявил Том, вставая на ноги. Пару раз он грозился свалиться на меня и потому я настороженно наблюдал за ним, прежде чем ответить:
-Чью? Тут никого нет.
-Создай толпу, — велел мне дредастый.
-Иди ты…куда подальше, — зевнув, я лениво перевернулся на живот, поддерживая одной рукой подбородок, а второй вырисовывая на льду круги. Мимо меня промелькнула фигура Тома. Он хотел показать, что лучше его на свете нет, и как только попытался воссоздать какое-то фигурное движение, то тут же громоподобно грохнулся на лёд.
Я пытался не смеяться. Правда-правда. Но крайне очумевшее лицо Тома прям так и просило заряда хохота. Он проклинал жизнь, людей, различных Богов.
-Ну и рожа, — последовал от меня новый взрыв смеха, когда Том попытался встать.
-Кажется, я сломал руку, — сконфуженно признался Том, чем оборвал мой истерический гогот.
-Да не придуривайся, — неуверенно отмахнулся я от Трюмпера, но его болезненное выражение не менялось. Я легко поднялся, подкатил к нему и присел на корточки, в ожидании того, что он всё-таки скажет «попался!», но ничего подобного не произошло. Я предпринял последнюю попытку разоблачить Тома: сцепил свои пальцы на его «сломанной» руке. Он истошно завопил, а я от испуга разомкнул пальцы и шлепнулся на задницу. 
-Ты совсем рехнулся?! – зло буркнул Том, «убаюкивая» свою правую руку.
-И правда, перелом, — констатировал я теперь уже известный нам обоим факт.
-Спасибо, доктор Хаус, — съязвил он мне.
-А может просто ушиб? – предположил я с надеждой. –И чего мы тут сидим вообще? Нам в больницу надо. Там скажут точно.
***
-Кажется, у вас закрытый перелом, — осторожно ощупывая руку, заявил врач-травматолог и поправил очки. Том морщился от прикосновений, явно приносивших ему боль. –Сделаем снимок и узнаем точно.
Нас затаскали по всей больнице для того, чтобы понять: врач оказался прав.
– Сейчас наложим гипс, выпишем вам обезболивающие, и больничный на месяц. Естественно, никаких нагрузок на руку. И забудьте о катке, — серьезное лицо доктора, наконец, осветила улыбка.
-Его забудешь, как же, — недовольно проворчал Том. 
Мой любимый дредастый ребенок, ворчащий как 90-летний дед.
-И не надо обезболивающие. У меня на них аллергия, — прибавил он.
Да помнится, однажды, в далеком детстве, Трюмперу дали таблетку против боли, а потом его, в реальном смысле, раздуло. Мы оба плакали, потому что решили, что Том лопнет. Он даже успел завещать мне свою приставку, но потом, как оказалось, мне её не отдадут. Я даже расстроился, что он не умер. В детстве приставка была дороже дружбы. 
-Тогда придется терпеть боль. Возможно, вам даже не удастся поспать сегодня, — проявил сочувствие врач.
-Вы умеете успокоить, док, — нервно сказал Том, вставая с кушетки, когда медсестра перебинтовала ему руку.
-Будьте осторожнее, — обольстительно улыбнулась Трюмперу девушка и она мне вдруг представилась тонущей в собственной крови. Том не упустил возможности ответить ей улыбкой. Натурал чертов. Ничего, я еще сделаю из тебя отборного гея.
***
-Как же горячо! – воскликнул я, почти кидая тарелку с рисом Тому под нос. Придя домой, я сжалился и предложил что-нибудь приготовить. Дредастый захотел плов. Лучше б он попросил меня сделать бутерброд. Рис был похож скорее на уголь, чем на то, что должен быть похож. Лук и морковь подгорели и сжались до мельчайших размеров. Прокусить их было всё равно, что пытаться вцепиться зубами в бетон, в надежде оттяпать кусочек. К тому же, пока я резал все эти овощи, я сломал ноготь и, признаться, не знаю где он: на кухонном полу или в моём кулинарном «шедевре». 
-Что это? – даже не пытаясь скрыть отвращения, спросил Том.
-Плов, — не слишком убедительно сказал я.
-А как будто ты уголь раскрошил, — съязвил он.
-Кому-то я сейчас и вторую руку сломаю, — в его тоне выпалил я. –Не нравится – иди сам готовь.
-Я не могу, — засветил мне гипсом Том и выпустил сквозь зубы воздух из-за того, что потревожил руку. -За неимением лучшего – придется это съесть.
Как будто его кто-то заставляет совершать подобные подвиги.
Я попытался демонстративно уйти, но голос Тома возобновился:
-Ты можешь меня покормить?
Вы бы видели его глаза. Так может смотреть только собака на своего единственного и обожаемого хозяина.
-Я ведь не умею есть левой рукой, — подавленно сказал Трюмпер. Я ухмыльнулся, поняв, что на недолгое время Том в моей власти и даже, в какой-то степени, зависит от меня.
Я ни разу никого не кормил. У меня не было младших братьев и сестер, не было немощных родственников. Мы с Томом, конечно, кормили друг друга «тортом виновника», но он не рассыпался так, как это делает рис. А у меня еще и рука дрожала, потому что господин больной смотрел на меня в упор. Когда ложка в очередной раз высыпала свое содержимое, Том не выдержал:
-Аккуратнее. У тебя что, болезнь Паркинсона?
-Не жги во мне взглядом дырку, тогда и поешь нормально, — мрачно ответил я.
-А ты смущаешься, когда я на тебя смотрю? – как-то неестественно хихикнул Том.
-Заткнись, а! – наконец, впихнул я ему в рот полную ложку. Сколько выражений лица сменил Трюмпер – словами не передать.
-Бывало и хуже, — подал он голос, тщетно пытаясь вернуть утраченные физиономией приятные черты. Я не удержался и стукнул его пустой ложкой по лбу, за что получил подзатыльник, от которого не успел увернуться.
-А ты мне завтра купишь йогурт? – вдруг поинтересовался Том.
-Бл*дь, Том! Тебе 21 год. Что ты как маленький?
-Когда я болел, то мама всегда мне покупала что-нибудь вкусное, — ударился в воспоминания дредастый.
-Окстись, Трюмпер! Я не твоя мама! – возмутился я, тайно наблюдая за этим невыносимым и потому мною любимым человеком.
-И ты мне еще говоришь, что любишь меня…а даже приятное сделать не можешь.
Ну вот, начались жалобы. Сейчас слезу пущу. 
-Приятное сделать – как раз могу, — придал я улыбке хищность.
-Иди ты…спать…-теперь пришла очередь смущаться Тому.
-А может, я лучше тебе помогу? – участливо осведомился я.
-Чем это? – с подозрением спросил дредастый.
-Ну как же? Ты ведь правую руку сломал. Как дрочить будешь? – сокрушенно всплеснул я руками.
-Я тебе сейчас свой гипс засуну знаешь куда? – угрожающе встал Том, сдвинув ногой журнальный столик, на котором покоился «плов».
-Просвети, — явно нарывался я. Он попытался кинуться на меня, но я скрылся за дверью своей комнаты. До меня донесся грохот – кажется, Том своей неуклюжестью перевернул столик.
-А вот не был бы ты таким нервным, то и ничего бы не упало, — подкинул я масла в огонь, показывая из спальни пол части своего лица.
-Каулитц, ты смерти ищешь? — пыхтел Том, надвигаясь ко мне, словно мрачная туча на солнечный город.
-А ты мне угрожаешь: человек, у которого проблемы с координацией? – уже оставляя открытой только маленькую щелочку, спросил я.
-А ты только это понял? – всё, что успел спросить Том, прежде чем я перекрыл ему доступ, закрыв дверь.
***
-Том…Том…всё в порядке. Это пройдет, — приговаривал я, смачивая его лоб холодной тряпкой. Как и предполагал врач: ночью Тома начали мучить боли. Я проснулся от его тихих стонов, которые переросли в крики.
Я не умею успокаивать людей, особенно, когда сам беспокоюсь за них. Я просто сидел рядом с Томом, нес какую-то чушь и не давал ему лишний раз двигаться. Он не мог принять удобное положение, но его и не было. Том материл врачей, материл меня, себя. Проще говоря — выказывал всю свою ненависть к роду людскому. Он стискивал зубы, стараясь не кричать, но хриплые звуки всё равно вырывались наружу.
Я не думал, что будет так больно. Ведь когда мы только вернулись с больницы, то всё было относительно хорошо. Может, стоит позвонить в скорую? Предлагаю это Тому.
-Не…надо… — вырывается из его губ. Лицо напряжено до предела. Теперь он прячет его в подушку, заглушая очередной крик.
-С-с-с-сука, — прошипел Том. Полчаса назад я дал ему снотворное, но, видимо, толку от него никакого.
-Иди спать, Билл, — обратился ко мне Трюмпер.
-Давай ты не будешь ныть и указывать! – в раздражении заткнул его я, вновь смачивая лоб прохладной тканью.
-Рука меня совсем не беспокоит.
-Оно и заметно, — буркнул я.
Наконец, Том стал засыпать, окончательно своим бредом сломав мой мозг. Я сел в кресло, напротив кровати: на случай, если его снова начнут мучить боли. Чтобы оказаться рядом. Меня, без всякого снотворного, стало клонить в сон.. Голову я положил на один подлокотник, а ноги свесил на другой. В такой неудобной позе и заснул, думая о том, что завтра моя шея будет болеть также, как рука Тома.

Почему у тебя аллергия на то, что тебе поможет?
Знаешь, наверное, у тебя подобная «аллергия» и на меня.
Кем бы я ни был тебе, а всегда буду вызывать лишь болезненную реакцию…
Но я не могу отступить. 
Я не могу перестать бороться, пока есть шанс. 
Быть может, я смогу побороть твою «аллергию»?
И снова проклятое «может», которое не оставляет меня в покое и, порой, лишает сна…