Глава 36. Начало

446 4 0
                                    

Конец – это начало чего-то особенного.

Три года спустя
Через открытое окно в комнату проникало приятное тепло. С нашей тихой улицы доносился шелест листьев и весеннее чириканье воробьев.
– Итак, лептоспироз – инфекция, симптомы которой проявляются двухфазно...
Полистав приложение в «Инфекционных заболеваниях» и покусав кончик ручки, я записала эту фразу в блокнот – для будущего реферата, который следовало сдать на следующей неделе. Потом погладила Клауса, который дремал у меня на коленях.
Я училась на третьем курсе ветеринарного факультета, который выбрала сердцем и душой. Мне нравились все предметы, но некоторые давались мне нелегко. И хотя сегодняшний день был особенный, но, как примерная студентка, я не могла не посидеть за учебниками...
– Ника! Цветы привезли! – позвал голос снизу, и я вскинула голову, расплывшись в улыбке.
Откинув ручку на кровать, я прокричала:
– Уже иду!
Клаус проснулся от моего крика и недовольно зыркнул на меня, когда я просунула под него руки, чтобы переложить с колен на кровать. Возмущенный таким обхождением, он спрыгнул на пол, а вслед за ним и я.
Прежде чем выйти из комнаты, я поправила прилипшую к телу полосатую футболку и смахнула кошачью шерсть с джинсовых шорт. Выглядела я, конечно, не очень нарядно, но ничего страшного, зато цвет лица у меня был свежий, а глаза – веселые. Смотревшая на меня из зеркала, можно уже сказать, молодая женщина сильно отличалась от той худой и бледной девушки, которая перешагнула порог этого дома несколько лет назад. Теперешняя была румяной, здоровой, с высветленными солнцем веснушками. Тонкие, но без торчащих косточек запястья, сияющий взгляд, в котором отражалась душа, сотканная из света, – вот как я могла бы описать себя без лишней скромности. Да и все тело преобразилось: более мягкие и рельефные изгибы завершали образ обыкновенной двадцатиоднолетней девушки, вернее, которой только сегодня исполнился двадцать один год...
Я улыбнулась, сдув со лба непослушную прядь, и выбежала из комнаты.
На пальцах у меня блестели только три цветных пластыря. С годами их поубавилось, и такому «регрессу» я была очень рада. Кто знает, может, однажды даже эти три мне больше не понадобятся. Я посмотрю на свои голые руки и пойму, что отныне все краски жизни – внутри меня, и улыбнусь.
В коридоре я прошла мимо хмурого Клауса и легонько ущипнула его за спинку. Он задохнулся от возмущения и собирался дать мне сдачи, но я от него убежала. Ему было уже тринадцать, бо'льшую часть дня он спал, но, когда бодрствовал, по-прежнему был довольно энергичным и резвым. Я рассмеялась, когда он погнался за мной по лестнице, и в этот веселый момент мои мысли вдруг на мгновение обратились к нему.
Когда он мне позвонит? Неужели он до сих пор не нашел времени, чтобы мне написать?
Я домчалась до первого этажа и резко метнулась в сторону. Клаус не рассчитывал на такую хитрость и не успел сгруппироваться, чтобы цапнуть меня за ногу.
С улыбкой я вошла в гостиную.
– Вот и я! – возвестила я под мстительное мяуканье Клауса где-то за спиной.
Анна повернулась и, как обычно, улыбнулась. Она была великолепна в хлопковой блузке и темно-синих брюках, с эффектной серебряной заколкой в волосах! Именно о такой приемной маме я всегда и мечтала в детстве.
Комната буквально утопала в разноцветных гвоздиках. Мне в ноздри ударил их плотный аромат. Вазы стояли и на полу. Обойдя одну такую с красными гвоздиками, я подошла к Анне, и она протянула мне цветок. Мы обменялись понимающими взглядами и одновременно нырнули носами в венчики.
– Хлеб!
– Чистая простыня...
– Лист бумаги!
– Яблочная кожура... хотя нет... имбирь...
– Ну точно хлеб. Свежеиспеченный!
– Никогда не слышала о цветах, которые пахли бы хлебом!
Я не могла не рассмеяться. И Анна тоже. Уткнувшись носами в гвоздики, мы обе стояли и смеялись. Такая у нас была игра. За эти годы много чего случилось и многое поменялось, но мы с Анной... мы по-прежнему смотрели друг на друга с любовью.
Ее цветочный бизнес разросся до такой степени, что пришлось не только расширять старый магазин, но и открыть новых два. Один работал уже пару лет, а другой вот-вот должен был открыться. И со всего города сыпались заказы на авторские цветочные композиции.
Мы обновили гостиную: перекрасили стены, поставили другие диваны, повесили на стену современный телевизор. А еще переложили плитку на подъездной дорожке и купили новую машину красного цвета.
И тем не менее, несмотря на все изменения, это был наш старый добрый дом, и я ни за что на свете не променяла бы его ни на какой другой.
Мне он нравился именно таким – с обоями и узкой лестницей, с гладким паркетом, на котором поскальзывался Клаус, и с медными кастрюлями, блестевшими в свете кухни.
И Анна тоже совсем не изменилась за эти годы. У нее были те же глаза, которые я увидела тем утром у подножия лестницы в Склепе.
Она стала моей приемной матерью.
После испытательного срока они с Норманом оформили удочерение, и мы стали семьей. Поначалу я переживала из-за смены фамилии, но спустя какое-то время убедилась, что поступила правильно: Ника Миллиган – в этих имени и фамилии я видела союз четырех людей, которые любили меня как дочь.
– Надо избавиться от них до вечера, а то нам негде будет ужинать, – пошутила Анна.
– Ничего, если что, как-нибудь разместимся. Аделину с Карлом цветами точно не смутить...
Я повертела в пальцах гвоздику и затем робко спросила:
– Как думаешь, Карл сделает ей предложение?.. Я понимаю, может, еще рановато, но ему двадцать восемь, и каждый раз, когда я пытаюсь выведать что-нибудь у Аделины, она краснеет и прячет улыбку.
– Боюсь, эту девушку мы не расколем.
Вдруг я услышала звонок мобильного телефона. Это он!
Оставив Анну в гостиной, я побежала к лестнице, будучи уверена, что телефон в комнате, но звук почему-то доносился с улицы. И тут я вспомнила, что забыла телефон на столике на заднем дворе, когда ела сэндвич. Перекусывать чем-нибудь на свежем воздухе под солнышком вошло у меня в привычку. Я бросилась к двери на задний двор и столкнулась с входящим в дом Норманом.
– Ой, Ника, осторожнее!
– Извини, Норман!
Он протянул мне мобильный, который уже не звонил.
– Спасибо!
Норман улыбнулся и, неловко вытянув шею, поцеловал меня в щеку.
– Еще раз поздравляю! – сказал он, натягивая на голову рабочую кепку. – Увидимся вечером?
– Конечно! – Я завела руки за спину и, довольная, пошевелила пальцами ног. – Не задерживайся. И пожалей, пожалуйста, этих бедных крыс...
– Если б крыс! Очередное осиное гнездо.
– Ну у ос тоже есть право на существование, – ответила я, наклонив голову. – Ты так не думаешь?
– Лучше скажи это миссис Финч! – Норман красноречиво посмотрел на меня и подмигнул.
Мы расходились во взглядах на его работу, и я никогда не упускала возможности поделиться с ним своими мыслями. Раньше я не осмеливалась высказываться по этому поводу, но, взрослея, я лучше узнавала мир и становилась увереннее, поэтому больше не боялась столкнуться с осуждением.
Я попрощалась с Норманом и, трепеща, открыла пропущенный вызов. Нет, звонил не он, а Билли. И сердце снова неприятно екнуло. Ничто не радовало меня больше, чем общение с друзьями, но сейчас, увидев на экране не его имя, я огорчилась. Уж слишком я ждала заветного звонка.
Неужели он забыл? Нет, он не мог забыть такой важный день, правда?
Я проглотила горечь и перезвонила Билли.
– Поздравляем! – пронзительно прозвенело у меня в ушах.
– Билли! – Я растерянно хихикнула. – Вы ведь уже поздравили меня сегодня утром!
– Ага! Ты открыла наш подарок?
Сегодня утром курьер доставил посылку от них с Мики.
– О да, – ответила я, выходя на задний двор. – Вы... с ума сошли!
– Значит, он тебе понравился?
– Очень! – искренне прошептала я. – Но не стоило! Наверное, он ужасно дорогой...
– Мы выбрали его по совету папы, – продолжала Билли, проигнорировав мое замечание. – Он говорит, эта марка одна из лучших. Фотик делает отличные снимки. Сама потом увидишь, какая у него цветопередача! Или ты уже попробовала? Мы приложили несколько упаковок с бумагой, видела?
– Да, я уже сделала одну. – Я вытащила из кармана фотографию, на которой Анна с Норманом, обнявшись, сидели в нашей гостиной на диване. – Здорово получилось. Большое спасибо!
– Пожалуйста! – обрадовалась Билли. – Тебе не каждый день исполняется двадцать один год! Это важная дата... Даже поважнее, чем совершеннолетие! А по такому случаю нужен серьезный подарок. Сегодня вечером все в силе? Ждешь нас на ужин?
– Да, Сара сказала, что принесет торт, а Мики – вино.
– Будем надеяться, что Мики немного расслабится, – с надеждой сказала Билли. – По крайней мере, сегодня вечером. Винсент изо всех сил старается ей понравиться, но увы... Ну Мики есть Мики...
Я сочувственно вздохнула.
После того несчастного случая у нас началась новая жизнь. Сначала было непросто. Билли болезненно относилась к личным делам Мики, в которых она не принимала непосредственного участия. Меня озадачивало ее поведение, и я не раз задавалась вопросом: может быть, самая потаенная и нежная часть ее сердца все-таки отвечает взаимностью? Но вскоре я поняла, что это не так.
Мики была неотъемлемой частью ее жизни, она привыкла делиться с ней всеми печалями и радостями, привыкла к тому, что и Мики делится с ней переживаниями. А когда их дружба прошла через кризис и многое в ней изменилось, Билли растерялась, запаниковала. Лишь со временем она поняла, что отступить друг от друга на шаг – не значит потерять друг друга. Она поняла, что не должна навязывать ей прежний стиль общения, и, когда в жизни Мики появилась Сара, она приняла ее как новую подругу.
Мики познакомилась с Сарой на концерте Iron Maiden двумя годами ранее. Папа Мики испытал шок, когда понял, что напрасно все это время держал круговую оборону против молодых людей.
– Винсент – хороший парень, – попыталась я успокоить Билли, – Мики просто нужно время, ты же ее знаешь...
– Да... – пробормотала она.
Винсент был бойфрендом Билли уже несколько месяцев. Этот импульсивный и неуклюжий парень наверняка был чем-то похож на молодого Нормана. Он знал, что Мики занимает особое место в сердце Билли, поэтому во всем старался ей угодить: оставлял ей лучшее место за столом, всячески развлекал ее шутками и так далее. В общем, чтобы добиться расположения Мики, парню приходилось работать в поте лица.
Мики с трудом сходилась с людьми. А Винсент... ну, он был не другом, а бойфрендом Билли. И хотя теперь она дружила исключительно с Сарой, возможно, в Мики по-прежнему срабатывал защитный инстинкт: подсознательно она хотела оградить Билли от боли и любовных разочарований. Их отношения всегда были исключительными. Может, поэтому все так сложно.
– Дай ей время. Вот увидишь, сегодняшний вечер пройдет хорошо.
– Я просто хочу, чтобы он ей нравился, вот и все, – вздохнула она. – Меня это очень волнует. Мне важно знать, что люди, которых я люблю, относятся к нему хорошо, – пробормотала она, и я понимающе закивала. В этом мы очень похожи.
– Я уверена, что он ей в конце концов понравится. Просто она еще не привыкла к нему. Кстати, Сара от Винсента в восторге. Ее мнение повлияет на Мики, вот увидишь. Не переживай.
Билли снова вздохнула, но на этот раз я была уверена, что она улыбается.
– Будем надеяться, что вино сделает свое дело, – пошутила я.
Мы еще немного поболтали и разъединились, пообещав созвониться позже, чтобы договориться о времени.
После разговора с Билли чувство разочарования не исчезло. В сердце немного покалывало, как будто кто-то проткнул его булавкой. Я больше не была маленькой девочкой, я выросла и, конечно, изменилась, но сегодня все-таки был особенный день, и в желании услышать от него теплые слова в мой двадцать первый день рождения не было ничего предосудительного.
Я хотела услышать, как его голос ласкает мой слух, и представить черные глаза, в которых я оставила свое сердце. Хотела, чтобы он находился рядом со мной. И хотя я сама сказала ему, что должна не поднимая головы готовиться к экзамену, мне оказалось трудно смириться с мыслью, что в такой день мы далеко друг от друга.
Неужели он мне так и не позвонит? Неужели он настолько занят бог знает какими университетскими делами?
Окончив школу с отличием, Ригель получил стипендию в Университете Алабамы. Я всегда думала, что он склонен к философии и другим гуманитарным наукам, судя по тому, каким музыкальным и начитанным он был. А Ригель выбрал инженерное дело, поступил на аэрокосмический факультет. Учиться там очень трудно, многих отчислили уже в течение первого года.
Когда мы оканчивали школу, Ригель заинтересовался устройством Вселенной, она его завораживала. В больнице, помню, он только и делал, что читал книги по небесной механике и кинематике, которые я ему приносила. Бывало, зачитывался ими до утра, увлеченный физическими законами и теориями.
Честно говоря, я никогда не думала, что он выберет профессию, связанную с космосом. Может, свою роль сыграло его имя и идея о том, что звезды одиноки. А может, размышления о созвездиях и галактиках настолько его увлекли, что желание разгадать их тайны переросло в глубокий интерес и определило дальнейший выбор.
Мы боимся только того, чего не знаем – такую фразу я когда-то вычитала в книге. Наверное, Ригель решил, что не хочет жить в постоянной тревоге, а поэтому нужно поскорее изучить незнакомый предмет, сначала разобрав его на части, а потом снова собрав в единое целое, чтобы в дальнейшем бесстрашно им владеть. Возможно, звезды всегда вели его по жизни с тех пор, как в ту ночь сверху сторожили его, лежащего в корзине перед воротами Склепа.
Преподаватели говорили ему, что он очень способный и его ждет блестящая карьера. Я за него радовалась, хотя учеба занимала много времени. Но, видимо, не все, потому что с первого курса Ригель еще успевал заниматься репетиторством.
Удивительно, как много студентов на его факультете не могли сдать переходные экзамены. Кому-то нужно было преодолеть последнее препятствие, чтобы получить диплом о высшем образовании, и он был готов на все, поэтому брал астрономическое вознаграждение.
Вот почему в последние месяцы я почти не видела Ригеля. Он занимался своими докладами, письменными работами и частными уроками, которые отнимали у него много времени и которые он давал, словно преследуя какую-то цель.
Ригель не был альтруистом. Если он помогал людям, значит, на то есть причина. Я поняла, что ему для чего-то нужны деньги. И он не спешил мне рассказывать, для чего. Несмотря ни на что, у него все еще были от меня секреты. И за это я втайне обижалась на него.
Снова зажужжал мобильник. Пришло сообщение. От него...
Сердце часто забилось, но когда я прочитала его смс, меня ждало разочарование, потому что я не увидела того, на что надеялась. Ригель прислал мне какой-то адрес и приписку ниже: «Приходи сюда». Я смотрела на сообщение, надеясь найти в нем что-то еще, может быть, пожелание или намек, но ничего такого не было. Я перечитала адрес: незнакомый, на этой улице я никогда не была, но, кажется, она где-то в центре города. От сообщения веяло деловитой холодностью...
С поникшей головой я вернулась в дом.
Через полчаса я добралась до места встречи. Поискала глазами Ригеля и, когда поняла, что его нигде нет, предположила, что он еще не пришел. Тогда я достала мобильник и написала, что я уже на месте. Внезапно телефон снова засветился: замигал запрос видеозвонка, потом на экране появились два зеленых глаза, и я нажала на «ответить».
– Уилл? – воскликнула я, удивленно поднимая брови.
Темноволосый парень, смотревший на меня с экрана, весело сказал:
– С днем рождения, сереброглазка!
Я криво улыбнулась и смущенно покачала головой.
– Спасибо...
– И? Каково это – быть взрослой?
– Это значит жить, уткнувшись носом в учебники, – ответила я в шутку. – Домучиваю работу по инфекционным заболеваниям. А ты на каком этапе?
– Я только начал, но... Да ну ее, давай сейчас не будем об этом.
Мы с Уиллом учились на одном факультете. Слушали одни и те же лекции, пересекались иногда, чтобы что-то обсудить или обменяться информацией перед экзаменами. Вечно взлохмаченный парень с ярко-зелеными глазами и спортивным телосложением последнее время занимал мне место в аудитории, в третьем ряду рядом с собой, хотя я его об этом не просила.
Мы поболтали о том о сем, пока я стояла на тротуаре под полуденным солнцем.
– ...Если честно, то я нервничаю из-за лабораторной. Я каждый раз стараюсь себя перебороть, но орудовать скальпелем – это пока выше моих сил. Понятно, что это часть нашей будущей работы, придется делать операции, чтобы помочь животным, но мне становится дурно...
– Да нет, ты молодец! Ты очень осторожно и деликатно все делаешь. Преодолевать страх не каждый умеет, а у тебя получается. Ты же все-таки набралась смелости. Мне кажется, под конец года ты подружилась со скальпелем. Помнишь, как на прошлой практической препод привел тебя всем в пример? Мол, учитесь с такой же заботой и вниманием относиться к животным и все такое прочее?
Я закусила губу, накрутив на палец прядь волос, упавшую мне на глаза. Взгляд Уилла проследил за моим движением.
– Знаешь, Ника, я тут подумал, – начал он немного другим голосом. – В центре есть фантастическая пивоварня в парке. Теперь тебе можно пить спиртное, и у тебя больше нет причин обходить это местечко стороной. Я мог бы заехать за тобой сегодня вечером...
Я посмотрела ему в глаза и увидела в них игривый намек на свидание, поэтому сразу отвела взгляд. Я покачала головой, облизывая губу.
– Извини, я не свободна...
– У тебя есть парень?
Мысль о Ригеле отразилась в моих глазах рассеянным светом, я почувствовала себя неуверенной лишь на мгновение, но этой секунды было достаточно, чтобы Уилл заметил мое замешательство.
– Ой, только не говори, что твой парень забыл о твоем дне рождения.
Я страдальчески улыбнулась, представив, что со мной было бы, если это действительно произошло.
– Нет-нет, что ты.
Уилл не знал Ригеля. Он понятия не имел, через что мы прошли и что нас связывало, потому что никому, кроме нас, не были видны наши шрамы и никто не догадывался, как крепко они нас соединяли. Мы переплелись, слились, проникли друг в друга, и даже время не могло нас разнять. Мы вместе победили его три года назад.
– Он просто... очень занят. Вот и все.
– Звучит убедительно, – согласился Уилл, пристально глядя на меня. – И все же, ты никогда о нем не рассказываешь.
Его фраза меня удивила. Я на секунду задумалась и поняла, что Уилл прав. Я действительно редко упоминала Ригеля. Страницы нашей истории я хранила подальше от посторонних глаз. Ключ к этому лабиринту имелся только у меня. Да и рассказать о наших отношениях – это все равно что пытаться объяснить, что такое океан, тому, кто его никогда не видел. Можно ли ограничиться описанием водной глади, забыв о красоте его глубин, скрытой от наших глаз, об огромных существах, плавающих в нем с величественной легкостью? Некоторые вещи можно понять, только увидев их глазами души.
Глядя на мое задумчивое лицо, Уилл воспринял мое молчание как признак сомнения.
– Знаешь, сереброглазка, я никогда не забыл бы про твой день рождения.
Я моргнула и посмотрела на него, он не отвел твердый и решительный взгляд.
– Если бы вместо того чтобы беспокоиться о бойфренде-невидимке, ты согласилась бы выпить со мной пива, то хотя бы на время перестала думать о том, кто так нагло тобой пренебрегает...
Пока он говорил, я ощутила странное покалывание в затылке. Знакомое чувство, такое уже когда-то со мной случалось, словно в меня стрелой вонзился чей-то взгляд. По спине побежали мурашки, покалывание в шее было горячим и холодным одновременно. Так смотреть на меня мог только он. Сердце бешено застучало, и я обернулась.
У дверей дома вырисовывался силуэт молодого человека в кожаной куртке. Очень высокий, он стоял, скрестив руки, плечом опершись о дверной косяк. Черные волосы отражали солнечный свет, белые запястья резко выделялись на фоне темной куртки. Его яркая красота была красотой не юноши, а властного, самоуверенного мужчины. Склонив голову, Ригель буравил меня прищуренными глазами, излучающими ядовитый магнетизм. От жгучей радости у меня перехватило дыхание. Сердце затрепетало от волнения, а тело напряглось почти до кончиков пальцев ног. Осознав, как испытующе Ригель смотрит на меня, я похолодела. До меня вдруг дошло, что он стоит здесь не первую минуту и наверняка слышал каждое слово из нашего разговора.
– Ригель!
Подходя к нему, я нервно сглотнула, по-прежнему испытывая острую радость, но этот смертоносный взгляд не обещал сказочной встречи, на которую я надеялась.
– Что происходит? – спросил Уилл в телефоне.
Мой язык прилип к небу, поэтому я подняла мобильный, чтобы он сам увидел. Навела камеру на парня, чье адское обаяние ощущалось даже через экран телефона. Я попыталась улыбнуться, а у Уилла округлились глаза.
– Ригель, ты... ты знаком с Уильямом?
– Не посчастливилось, – сквозь зубы процедил он, опустив голову.
Когда Ригель злился, он становился, если это возможно, еще более привлекательным, но и непредсказуемым тоже. Плавно, по-кошачьи Ригель оторвался от двери и подошел ко мне. Каждый шаг был уверенным и четким, как у хищника. От Ригеля исходили какие угодно, но только не положительные вибрации. Земля, казалось, уплотнялась за секунду до того, как на нее ступит его ботинок.
Уилл побледнел, когда увидел, что я наклоняю экран, чтобы он видел лицо Ригеля.
– Пппривет, я Уилл. Учусь вместе с Ники. А ты... да, ты ее...
– Парень, – сказал Ригель, приближаясь, – партнер, жених. Сам решай, что тебе больше нравится.
Я уловила беспокойство в глазах Уилла. Он явно иначе представлял себе моего парня.
Ригель наклонился к телефону и, не отрывая взгляда от Уилла, сказал сквозь зубы:
– Что ты там говорил?
– Я... я просто говорил... то есть спрашивал Нику, не хочет ли она, чтобы мы все вместе пошли отпраздновать, я не знаю... куда-нибудь...
– Какое прелестное предложение, – протянул Ригель тоном, в котором не было ни капли воодушевления. – Очень мило, потому что, знаешь, дорогой Уильям, мне на секунду показалось, что ты приглашаешь ее на свидание.
– Нет, я...
– Ну, значит, я тебя неправильно понял, – прорычал Ригель, разрывая его взглядом на части. – Такой умный парень, как ты, определенно не пойдет на такую авантюру. Я прав?
– Ригель, – строго прошептала я, пытаясь его успокоить, и вздрогнула, когда он забрал у меня телефон.
От возмущения я даже открыла рот, но не успела ничего предпринять, потому что Ригель отвернулся и поднес мобильник ближе к губам.
– Ригель! – попыталась вмешаться я.
– Знаешь, Уильям! – Ригель цокнул языком. – Я думаю, что мы все-таки откажемся от твоего любезного предложения. У меня есть идея получше. Почему бы тебе не пойти и не купить себе пива, которого ты так жаждешь? У тебя будет прекрасная возможность спокойно посидеть и подумать о тех, кто так нагло тобой пренебрегает.
Уильям ошарашенно уставился на него и, должно быть, подумал, что с Ригелем не все в порядке, если он так жутко ему улыбается.
– Хорошо повеселиться. Было очень приятно познакомиться... А, и последнее! – И Ригель мрачным голосом прошептал: – Если еще раз назовешь ее сереброглазкой, тебе какое-то время придется носить черные очки! – Ригель нажал на отбой.
Потрясенная, я смотрела на него, открыв рот. Ригель даже не удосужился повернуться, чтобы взглянуть на меня.
– Это... это ужасно! Ты только что угрожал ему?
– Да нет, что ты, – ответил он без колебаний, – я просто дал ему несколько советов.
Прежде чем я успела что-либо сказать, он повернулся и раздраженно сунул мобильник мне в руку, стрельнув в меня горячим взглядом из-под темных волос. Губы сложились в тонкую линию.
– Ему повезло, – резко прошипел он, – что ты не сказала мне, что он с тобой флиртует.
Я удивленно заморгала, все еще хмурясь.
– Он и не флиртовал. По крайней мере, до сих пор.
– Ну да, конечно. В аудитории, где сидят восемьдесят человек, он занимает тебе место рядом с собой, потому что ему одиноко, – пробурчал он, обходя меня.
Ригель коснулся моей спины, и по телу снова пробежала дрожь. Близость Ригеля рождала во мне волнующее чувство сопричастности к его миру.
– Он, по крайней мере, мне позвонил, – прошептала я и сразу пожалела об этой фразе, которая обожгла мне губы.
Ригель склонил голову набок и протянул:
– Так...
Я нервно поправила на себе футболку, понимая, что не могу взять свои слова обратно. А раз так, то не имело смысла держать в себе то, что мучило меня последние несколько часов.
– От тебя весь день ни ответа ни привета, ни смайлика... Сейчас полпятого вечера, Ригель. Ты без всяких объяснений кидаешь мне на телефон какой-то адрес, я прихожу, а ты встречаешь меня раздраженный и злой...
На самом деле, я была счастлива видеть его даже таким, потому что от одного его присутствия у меня на душе становилось ослепительно светло. Но я не могла притворяться, что мне не обидно из-за того, что он не вспоминал обо мне весь день.
– Злишься на меня за то, что я нагрубил твоему дружку?
– Не хочу о нем говорить. Он вообще тут ни при чем! – Мой голос звучал жестко, я сощурила глаза и от напряжения даже приподнялась на цыпочках, сжав кулаки. – Меня больше волнует, что... в такой важный день ты...
– Ты думаешь, я забыл? – медленно сказал он.
Я подняла на Ригеля глаза. В его радужках кружились галактики, такие знакомые, но и такие безграничные, что я в них терялась.
– Нет, – ответила я глухим голосом, ощутив укол вины в сердце, – но ты всегда так занят, что...
Недоговоренная фраза повисла в воздухе. Я прикусила губу, чувствуя себя беззащитной под его взглядом, призывая его меня переубедить.
Я знала, что Ригель загружен учебой и подработками, знала, что у него мало свободного времени, и все же... Разве его частные уроки важнее нас?
Я развернулась и, поддавшись внезапному порыву, пошла от него прочь. Мне было стыдно: в двадцать один год я чувствовала себя несмышленым капризным ребенком. А ведь в глубине души я знала, что у Ригеля свои планы на жизнь, свой путь, и последнее, чего я хотела, – встать между ним и его будущим.
Я уже дошла до края тротуара, когда руки Ригеля схватили меня за талию. Он прижал меня к себе, и его хватка была настолько сильной, что я не могла пошевелиться. Его пальцы, умевшие ловко бегать по клавишам, вонзились в мягкую плоть моих бедер. Голова закружилась от аромата его духов.
– Считаешь, я слишком занят, чтобы думать о тебе?
Я вздрогнула и перестала дышать, когда его горячие губы коснулись мочки уха. От его тела моему позвоночнику передавался нервный ток.
– Значит, так ты думаешь? – хрипло прошептал он. – Думаешь, что сегодня я не мечтал о тебе?
Я попыталась повернуться, но Ригель по-прежнему очень крепко прижимал меня к себе. Его дыхание обжигало шею.
– Думаешь, что сегодня я не провел весь день в ожидании момента, когда смогу наконец к тебе прикоснуться?
Ригель провел губами по моей шее, обжигая ее дыханием. Я чувствовала, как на его прикосновение отзывается каждый нерв в моем теле. Ригель прижался ртом к моему уху, тихо шепча, еле сдерживаясь, чтобы меня не укусить:
– Думаешь, я не схожу с ума от запаха твоих духов? Или вкуса твоих губ? Думаешь, я не засыпаю каждую ночь, воображая, что ты, – он собственнически сжал мои бедра, – в моих руках?
Я едва дышала.
Ригель наклонился ко мне.
– Ты жестока, бабочка.
Сердце билось теперь во всем моем теле. Я дышала медленно, тайком, словно боялась выдать себя, показать, как я сейчас счастлива.
– Бабочка? – пробормотала я. – Не думала, что ты снова назовешь меня так...
Ригель потерся носом о мою щеку и медленно скользнул руками по моему животу, прижимая к себе.
– А как иначе? – прошептал он ласково. – Ведь ты моя маленькая бабочка.
Я пошатнулась, совершенно ошеломленная его теплым голосом, который я как будто слышала впервые.
– Разве ты не хочешь услышать, что я хочу тебе сказать? – так же ласково и вкрадчиво спросил Ригель.
Каждая частица меня говорила ему да, потому что его слов я ждала весь день. Я замерла в ожидании, и Ригель услышал мой безмолвный ответ. Я уловила какой-то шорох и поняла, что Ригель что-то достает из кармана куртки. Потом его мягкие волосы коснулись моего виска, он снова прислонился к моему уху и тихо прошептал:
– С днем рождения, Ника!
Ригель надел мне на шею что-то металлическое и холодное. Я удивленно моргнула и опустила голову, пытаясь разглядеть это что-то. А когда разглядела, все мысли в голове умолкли.
На мне было тонкое ожерелье из легкого и блестящего серебра с каплевидным кулоном по центру. Красивый кристалл был обточен так, что сиял, как белая звезда.
И в этот момент я поняла.
Это не капля, это слеза – как у Творца Слез.
– Хочешь узнать, зачем я тебя сюда позвал?
Я обернулась, все еще потрясенная этим подарком, который таил в себе глубокий смысл, понятный лишь нам двоим. Ригель медленно притянул меня к себе, но не для того, чтобы обнять, а приглашая подойти к двери, из которой он вышел. Я поняла, в чем дело, только когда взглянула на список жильцов рядом с домофоном. В третьем ряду у кнопки было написано: «Уайльд».
Я недоуменно посмотрела на Ригеля, не в силах что-либо сказать.
– Теперь я живу здесь.
– Ты... здесь...
Ригель посмотрел на меня своими глубокими черными глазами.
– Я копил деньги, чтобы, когда придет время, снять квартиру... И как раз на днях подвернулся неплохой вариант.
Пульс застучал у меня в ушах, я онемела.
– Помнишь ту девушку, которая все никак не могла сдать итоговый экзамен? Мы с ней как следует позанимались годик, и теперь диплом о высшем образовании у нее в кармане. И в благодарность за то, что я был таким классным учителем, – Ригель приподнял уголок рта, ухмыляясь, – она предложила мне хорошую квартиру в центре по отличной цене. Я тебе ничего не говорил, чтобы сделать сюрприз.
Я ошарашенно смотрела на Ригеля, а он деловито заправил прядь волос мне за ухо и, склонив набок свою красивую голову, прошептал:
– Я ни о чем тебя не прошу. Я знаю, что твой дом там, где ты сейчас, и ты наконец наслаждаешься жизнью. Но если ты захочешь прийти ко мне в гости, побыть со мной, остаться у меня...
Я не могла больше терпеть. Моя грудь взорвалась, испуская тепло, которое перебило даже солнечный свет. Я обвила его шею руками и прижалась к нему что было сил.
– Это замечательно! – прокричала я, так что Ригель даже вздрогнул, а потом приподнял меня над землей. – О Ригель! Я не могу поверить!
Я рассмеялась, уткнувшись лицом ему в ключицу, в восторге от того, что ему больше не придется жить в приюте Святого Иосифа и у него теперь есть свой дом, где он будет чувствовать себя свободным. Ригель такой умный и замечательный, он все так хорошо устроил. Теперь мы сможем чаще видеться, у нас впереди прекрасные дни и бесконечные ночи. Счастье – просыпаться по утрам и видеть друг друга, проводить вместе выходные, пить кофе в постели, все делать вдвоем...
Это был самый прекрасный подарок, который я только могла пожелать!
Я взяла его лицо в свои ладони и поцеловала, безумно счастливая, вырвав из него стон наслаждения. Ригель сжал меня так сильно, что я почувствовала его сердце, оно билось так же, как мое: гулко, сильно, часто, безумно.
Мы по-прежнему сломанные, разбитые – это не изменить, так будет всегда, но в сказке, объединявшей наши души, есть что-то чистое и прочное, мощное и нерушимое.
Мы.
И оказавшись на последней странице нашей истории, я поняла, что вечность существует, она существует для тех, кто хотя бы одно короткое мгновение испытывал безграничную любовь, потому что конец – это иллюзия.
Любой конец – это лишь начало чего-то нового.

Творец слёз - Эрин Дум Where stories live. Discover now