Черта

Часть 8

Кофе был отвратительным, но бодрил не хуже оплеухи. Кацуки сварил рис, вскрыл банки какой-то рыбной дряни с овощами, прогрел, выложил на тарелку, засыпал перцем и наконец-то нормально поел. Здешние консервы были приличными, хорошо хранились, не то что те, которыми им пришлось перебиваться год назад в Аките, когда они выяснили, что ни один из них нихрена не рыбак.

Двумордый есть не захотел: весь завтрак обнимал ладонями ужасную оранжевую кружку с белыми цветочками, которую Кацуки специально для него откопал среди посуды, и молча пялился то в окно, то на него, подливая себе чай.

Тишина между ними была привычной. Почти позволяла поверить, что ничего не изменилось, но у Кацуки не было выбора.

— Эй, двумордый, — позвал он, когда Тодороки катал в руках уже пустую кружку. Тот поднял глаза. — У тебя есть «инструкция»?

Инструкцией они называли что-то вроде завещания: записанные на листке имена и даты рождения родственников и близких, небольшое послание им на случай встречи. Своего рода обещание — от выживших превращающимся. Маленькая последняя надежда, позволяющая уже почти трупу верить в то, что о нем еще кто-то вспомнит.

И что хоть кто-то из родных остался в живых.

Еще она позволяла проверять состояние: чем ближе была последняя грань человечности, тем хуже становилась память, особенно на цифры и имена. Со списком было легче. В рюкзаке у Кацуки, в плотно закрытом пакете у самой подкладки, таких «инструкций» лежало всего три. Деку таскал больше.

У Тодороки не было ни одной.

— Есть, — кивнул он. — Я принесу.

— Нет, — слишком резко одернул Кацуки, откидываясь назад. — Пока не надо.

После солнце скрылось так же быстро, как появилось. Небо заволокло серостью, и та ледяными каплями забарабанила по откосам и ставням. Сразу покрывшись колючими мурашками, Кацуки выругался и закрыл распахнутое внутреннее окно, но лучше не стало. Даже в куртке было холодно, а высокая влажность продирала до самых костей. По ущелью снизу змеился туман, до макушек укрывая деревья, склон и пики напротив стали не видны.

Он ненавидел дожди.

Двумордый смылся на улицу — «нужно осмотреть забор и территорию, пока могу, расставить оповещатели, дождь мне не помешает», — и Кацуки, собиравшийся заняться этим сам, решил, что ему, в отличие от неугомонных мутантов, нихрена не жарко. Чтобы согреться, он сделал зарядку, поотжимался, размял мышцы и, пару раз вляпавшись ладонями в притащенную на ботинках грязь, с отвращением взялся за уборку.