Седьмой Лорд

Глава 37. «Ловля огромной крысы»

Внутри пожелтевшего конверта лежала толстая стопка разнообразных вещей. Происхождение Ли Яньняня, его родня, весь ход его сорокатрехлетней жизни, большие и малые дела, важное и неважное — все было перечислено мелким летящим почерком. Ли Яньнянь бегло пробежался глазами по письму, и чем больше он смотрел, тем больший страх его охватывал. Под конец уже обе его руки безудержно дрожали. Все эти годы подле него будто бы находилась пара глаз, что пристально следила за каждым шагом. По спине его пробежал холодок. Цзин Ци спокойно опустил чашу с вином и сказал:

 — Господину очень повезло обрести счастье и взаимную любовь в семейной жизни. Будучи чиновником императорского двора, вы располаете толпой служанок, но все еще можете отведать сладости, собственноручно приготовленные уважаемой госпожой в день жертвоприношения богу кухни и очага перед малым новогодним сочельником [1]. Действительно завидно.

 Малый новогодний сочельник... прошел вчера вечером. Цзин Ци с некоторым волнением вздохнул: 

 — Вы вместе пьете чай за чтением книг, любите и почитаете друг друга — все это обычные женские мелочи, но зачем гнаться за такой славной жизнью? Разве не чтобы, пережив холодные ветра и злые дожди на чужбине, иметь место, где можно остановиться, и человека, который будет ждать тебя с зажженной лампой? Скажите, так ли это, господин Ли? 

 Ли Яньнянь уставился на него немигающим взглядом, на его неизменно привлекательном улыбающемся лице выступил смутный страх. Цзин Ци невозмутимо повторил вопрос: 

 — Скажите... так ли это? 

 На короткое время между ними повисло молчание. Даже Цзи Сян, что стоял в стороне, не осмелился издать ни звука, почувствовав, что эта согретая пламенем от древесного угля беседка вдруг стала холодной и пустой. Улыбка Цзин Ци никуда не делась, но страх Ли Яньняня таял капля за каплей, пока не осталась одна лишь неописуемая решимость вместе с почти бесстрашным молчанием. 

 — Да, князь верно говорит, — кивнул он.

 Цзин Ци наконец спрятал свою испытывающую улыбку. Когда она исчезла, показалось, будто с его лица сошел слой тумана. Он встал, заложил руки за спину и прислонился к перилам, вглядевшись в даль. Десятки тысяч ли белого снега напоминали безбрежное море песка, далекое от необъятной земли, огромное и пышное, способное своей чистотой смыть всю грязь людского мира. Лишь долгое время спустя он снова заговорил: