Прошу, не называй это любовью,
Не сравнивай нашу глубокую связь
С этим маленьким чёрствым словом,
Иначе, я не смогу понять,
Не приму вердикта,
Что в эти семь букв
Могут вместиться все мои чувства.
Темноволосая девушка, оказавшись в едва крепкой хватке, резко застыла в его трепетных объятиях, даже не думая больше убегать. Разве она могла уйти от него? От того, кто так нуждался в её присутствии, словно она была для него единственным лучиком света в этой окружающей их кромешной темноте. Кто так цеплялся за неё, будто боялся, что этот уходящий от него силуэт растворится в пепел и унесется, как те же фиолетовые лепестки, что срывались гуляющим ветром. Нет. Не могла и не хотела. Ведь Канарейка, как и Баал, хваталась за него так, будто он был единственным, кто существовал во всем мире. Так же беспомощно, отчаянно, безнадежно....
— Не уйду, — чуть ли не шепотом произнесла мисс, прижимая его руки. — Я никогда не оставлю тебя одного.
Однако мужчина прижал её ещё крепче, будто этих слов было недостаточно, чтобы он её отпустил.
— Обещаешь?
— Да, обещаю, — искренне заверила Кана.
— Даже когда увидела меня... таким?
— Таким? — удивлённо переспросила девушка и, не дождавшись ответа, вздохнула и с легкой улыбкой продолжила. — Не важно, будь ты тем наглым уличным сорванцом, с которым я тайком встречалась ночью, или тем пугающим демоном из поверья, который служил моей семье, или даже тем прославленным повесой Джеймсом Фрэнсисом, с которым я танцевала на балу. Да хоть кем угодно, для меня ты всегда будешь просто Бел, который... которого я...
— Влюблена? — вдруг договорил черноволосый, то, что Канарейка все никак не решалась озвучить вслух.
Дама ошеломлённо вздрогнула и раскрасневшись от смущения, опустила голову вниз.
— Значит, ты знал? — пробормотала она, чувствуя, как в груди начинает беспокойно биться сердце. — Меня мучили сомнения, но скажи, той ночью это же не был сон? Ты и правда пришёл в...
— Да, я слышал, — не дав даже ей договорить, Баал подтвердил её верную догадку, от которой молодую особу охватило волнение каждую клеточку объятого тела.
— И что ты об этом думаешь? — через недолгую паузу спросила мисс Додсон с трепетом, ожидая ответа, от которого, казалось, зависела вся её однотонная серая жизнь.
— Я... — начал Бел и вдруг опустил свои руки, освободив девушку от своих оков. Та же, оставшись без тепла его тела, ощутила, как холодные колкие мурашки своим льдом окутали её спину. — Я не знаю.
Кана оцепенев, застыла, услышав такой неясный ответ, где каких-то три слова, как три стрелы, безжалостно пронзили её сердце, принося лишь боль, которая убивала надежду на то, что её чувства были взаимными.
— Я не знаю, что такое любовь. Что значит любить кого-то или быть любимым кем-то, — продолжил он, как будто неся тяжёлый груз неопределённости.
Сероглазая девица, в свою очередь, впитывала его слова, где каждое из них, как камень, падало в её глубокий колодец израненной души.
— Это странное слово ... я не уверен, понимаю ли я его вообще, — добавило существо, словно пытаясь найти ответы, причины тому, что оно на самом деле чувствовало.
— Я знаю только то,
что эти бурлящие во мне чувства
были слишком горячи,
чтобы назвать их обычным влечением,
слишком волнующие,
чтобы описать это просто дружбой,
слишком велики,
чтобы списать это на обычную привязанность.
Как неизлечимая болезнь, у которой нет названия или подходящего описания, что поможет излечить больного.
Баал вновь приблизился к Кане, убирая ее волосы на одно плечо с легкой нежностью в движениях.
— Но все же я дал название этим чувствам.
Длинная серебряная цепочка в его руках ласково упала на изгиб её шеи, касаясь зоны декольте девушки небольшим кулоном в виде загадочной маленькой птички - канарейки. Словно символ его вечной любви, она была защелкнута им, как обещание неотъемлемой связи между ними.
— Ты - Канарейка, моя Канарейка, стала названием и причиной всего того, что я испытываю к тебе.
Эти слова, сопровождаемые касанием холодного металла к её коже, заставили её сердце не только снова ожить, но и забиться так быстро, будто оно готово было выпрыгнуть из груди и отдаться в руки возлюбленного. Как жест её взаимной любви, который она была готова безвозвратно отдать желтоглазому парню.
Сжав в руке этот прекрасный кулон, что до боли впился в её ладонь, она радостно обернулась и с блеском в глазах, глядя на загоревшиеся ярко-жёлтые очи, робко спросила:
— Бел, значит, ты тоже... тоже любишь меня?
— Нет, — существо улыбнулось и несогласно покачало головой. — Это слово слишком маленькое, чтобы в него могли вместиться все мои чувства. Это нечто большее чем...
Однако он не успел договорить, так как его губы были перекрыты нежными устами дамы, что сорвала его слова, заменив их чувственным поцелуем, таким глубоким и интенсивным, как их странная связь, которая не имела точного понятия. Хотя у нее было два названия — Канарейка и Бел, и этого было достаточно, чтобы двое влюбленных сошли с ума от нахлынувших эмоций и чувств, стоило им распробовать забытый вкус друг друга.
Горячие, влажные языки проникали друг в друга и, скрещиваясь в подобии узла, пытались не на миг расставаться, полностью потеряв контроль перед опаляющим их тело неистовым жаром. Но, казалось, этого было мало, недостаточно, чтобы утолить ненасытную жажду, что до боли отдавалась в паху.
Баал, обхватив тонкую талию мисс кольцом рук, принялся целовать и ласкать её шею, оставляя красные следы, которые становились метками завоеванной новой территории. Кана, оказавшись под таким безумным напором близости, совсем обмякла под ним, ощущая, как странное бессилие окутывает её, как вода, и качает на волнах ранее неведомого ей возбуждения. Поэтому, полностью отдавшись ему, она изучала новые ощущения, что, как маленькие иголочки, пронизывали её плоть, разгоняя кровь по венам, что разжигало желание ещё сильнее. Жадное желание, что затуманивало сознание и просило лишь об одном — чтобы мужчина не останавливался.
Всё же она нашла в себе силы, и её руки неосознанно запустились в его волнистые волосы, но вдруг резко вцепились в них, когда парень слегка укусил её за плечо. Но, когда он утешительно облизнул ранку, девушка издала странный звук, глухой стон, что разгорячил партнера ещё сильнее.
— Кана, — полный томления хриплый голос окутал своим горячим дыханием ухо дамы, и она почувствовала, как рой щекотливых мурашек пробежал по спине. — Прошу, не делай так больше, иначе я... не смогу больше терпеть.
С чем именно он едва справлялся, темноволосая особа могла лишь догадываться, ведь она, так же как и он, больше не могла справиться с этой жаждой, с порочным желанием, чтобы их тела стали одним целым. Ей хотелось этого, так сильно хотелось, что ей было стыдно за то, о чем она думала и что сейчас делала. Однако она ни капельки не жалела, когда получив предупреждение, вновь с таким напором примкнула к нему, что два слившихся силуэта упали на землю и кружась в своем диком танце по траве, поочередно вцеплялись в губы друг друга. Те, уже больно распухшие, не прекращали страстный поцелуй, который словно обжигал их раскрасневшуюся кожу.
— Я предупреждал тебя, Канарейка, — поднявшись над ней, он произнёс это с тяжестью в голосе и подняв затуманенный похотью взгляд золотых глаз, с жалостью взглянул на смятенное лицо мисс. — Пока не поздно, лучше оттолкни меня, иначе я...
— Прошу, не останавливайся, — прошептала она, так грязно и вульгарно для знатной особы, положив свою ладонь на его слегка влажную щеку.
Казалось, от этих слов его жёлтые глаза стали ещё ярче, что от их света создавалась тень, которая падала на его трепещущие густые ресницы.
Мужчина, получив разрешение на дальнейшие действия, благодарно поцеловал её ладонь и опустился немного вниз, пытаясь зубами избавиться от верха платья. Однако, так как оно было крепко утянуто тугим корсетом, результат не принёс должного эффекта. Это чуть не побудило опаленного вожделением существа не терпеливо разорвать на клочья своими хищными клыками этот препятствующий ему кусок ткани. Уняв этот порыв, Бел с нежностью приподнял Канарейку, заключив её в своих горячих объятиях. Одним движением он развязал мешающую ленту, и платье с легкостью стянулось с неё, оставляя на её теле лишь тонкую шелковую сорочку.
Баал на миг замер, пленительно рассматривая изящный силуэт, который обмяк под ним, выставляя на показ всю красоту девственного тела. Стоило ему только представить, какое искушение прячется в тени сорочки, как кадык пошёл ходуном, а член ещё больше разбух от желания.
В следующий миг, он скинул с себя чёрное одеяние и оставшись в одних штанах, принялся развязывать на них шнуровку. При этом не отрывал пристального взгляда от смущенного лика леди, изучая каждую мелькнувшую эмоцию на нём. Эти эмоции интенсивно сменялись при его движениях. Она, в свою очередь, наблюдая, как последняя часть его одежды почти была снята, неловко зажмурила глаза и, от волнения, закрыла их руками, не в силах заставить себя посмотреть на то, какое могущество скрывалось под его штанами.
— Кана, прошу, не закрывай глаза, — глухо прошептал черноволосый, поддавшись вперёд и нежно поцеловал её пальцы. — Прошу, только не прячься от меня.
И девушка с трепетом в душе, все-таки, медленно распахнула веки и с багряным оттенком на щеках решительно опустила взгляд на опухшую толстую головку, которая вставала столбом, словно протыкала своим величественным копьем воздух.
Страх, паника – вот что первым почувствовала невинная девица, когда подумала о том, как это копье больно проникнет в её плоть, разрывая девственную плоть своим пугающим наконечником. Однако с этой грязной мыслью внезапно её тело окутала приятно горячая волна, заменяя все переживания порывом возбуждения от представшей в своей наготе интимной части желтоглазого мужчины.
Бел, не менее взволнованный этим моментом, не спеша наклонился к ней, и его тяжелое, прерывистое дыхание щекотно коснулось её шеи, так же как и его мягкие влажные губы, которые своим жаром жадно всасывали кожу мисс, опускаясь все ниже и ниже. В этот раз он не смог сдержать слишком неудержимый порыв, и звук треска от порванной сорочки раздался в воздухе, как безудержный вскрик знатной особы, которая, оставшись голой, не смогла совладать со смущенной реакцией.
Парень, приподнявшись выше, вновь застыл, очарованно глядя на хрупкое оголенное девичье тело, где каждый утонченный изгиб невероятно раскалял его стремление, поскорее распробовать его на вкус и соединиться в необузданной страсти.
Хотя на улице гулял холодный осенний ветер, казалось, он обходил их стороной и никак не охлаждал горячие влажные тела, которые, даже оказавшись без верхней одежды, горели, как неистовое пламя желания.
Его рука скользнула по её животу и захватила в свой плен выпирающую грудь, которая утонула в его большой ладони. Мисс Додсон вздрогнула, ощущая, как большие пальцы игриво гладят затвердевший сосок, который послушно поднимался от его прикосновений, рождая в ней странное чувство внизу, словно лава тепло растекалась в жарком лоне. Однако на этом наглец не собирался останавливаться, примкнувшись к нежно-розовому лепестку, он даровал ей новый прилив неизведанных чувств, лаская языком возбужденный бугорок, и дама беспомощно издала сладостный стон, ощущая, как в чреве появился лёгкий зуд, который усиливался с каждой секундой.
Снедаемое похотью существо же плавно опускалось вниз, выстраивая дорожку из поцелуев на её коже, добираясь до самой прекрасной части мисс, что мучительно дожидалась его внимания. С легкостью раздвинув худые бёдра, горячий язык нагло ворвался на запретную территорию и углубился в нежные глубины девушки, облизывая края половых губ и посасывая набухший клитор. Кана широко раскрыла глаза, вцепившись в его волосы от неимоверного смущения, и жалобно прошептала:
— Нет, прошу, перестань, не надо там...
Но вдруг бесстыжий посетитель вторгся прямо в глубь маленького убежища и, захватив его под свой контроль, стал усиленно изучать новые владения. Канарейка же резко откинула голову назад и застонала от приятных чувств, что безжалостно захлестнули её в своем водовороте, не давая и шанса на сопротивления от такого грязного и порочного акта.
Услышав сладостную реакцию от партнерши, любовник ещё сильнее увеличил свой порыв, уверено стараясь довести её до точки кипения. Но Кана, борясь с чувствами в душе, все-таки смогла его остановить, чуть ли не за волосы вытаскивая его голову из её мокрого углубления.
— Прошу, просто уже сделай... это, — жадно глотая воздух, оробела она.
Мужчина, в предвкушении облизнув губы, нервно сглотнул и с нежностью коснулся её вспотевшей щеки.
— Но я не хочу, чтобы тебе было больно, — сказал он с таким переживанием, будто знал, что его член до крови разорвет её нежную кожу.
Теперь дама от переживания сглотнула ком тревоги, но, не подавая виду, как можно увереннее проговорила:
— Мне не будет... больно.
Бел, слегка улыбнувшись, поцеловал её лоб и принялся ластится к её слегка дрожащему телу.
— Но все же, если тебе будет больно, говори, ладно?
И, получив в ответ молчаливый кивок, притронулся разбухшей головкой к маленькой дырочке, что, ощутив вторженца в своём тесном уголке, защитно сжалось, создавая некоторое подобие укрытия. Однако первая платина была сорвана в следующий миг, когда Баал слегка пробрался в это горячие убежище, заходя лишь концом, но Канарейка чуть ли не сжалось от жгучей боли. Казалось, что её плоть протыкали ножом, а не входили толстым членом, который едва ли поздоровался с ней, не говоря от том, чтобы стать с ней одним целым.
Существо, заметив перемену на её лице, жалостно взглянуло на раскрасневшиеся очи и, виновато опустив голову вниз, попыталось выйти из сопротивляющегося места. Однако смятенная таким поворотом мисс внезапно вцепилась в его спину и, прижав ещё сильнее его плоть, севшим голосом простонала:
— Прошу, не останавливайся.
От её слов огонь ошпарил его сердце, а страсть, уже раскаленная до предела, подтолкнула к необратимому. Темноволосая особа сама вынесла себе приговор, и теперь ничто не могло остановить желтоглазого парня от содеянного. Примкнув к её губам, он сошёлся с ней в пылком поцелуе, а его стоячий от желания член с натиском пробрался через узкие стенки и одним рывком прорвал девственную плоть, пробравшись до самого конца во влажные глубины девушки. Она же, ощутив режущую боль, жалобно вскрикнула от неприятных ощущений и неосознанно прикусила ему рот, вкладывая в укус всю ту боль, что пронзила её чрево.
В её глазах набежали слёзы, но она упрямо не давала им сбежать и, как опытный солдат, молча терпела, пытаясь контролировать свои эмоции. Однако Бел взял на себя эту роль и утешительно поцеловал края её ресниц, старательно слизывая влагу с её век для поддержания её воинственного облика.
Теперь, когда препятствие было сорвано, парень медленно, но чувственно начал двигаться в ней, стараясь заменить минутную боль на новые сладостные ощущения. Его золотистый взгляд не сходил с её лица, внимательно наблюдая за изменениями. Сначала Кана была напряжена, но чем дольше он двигался, тем сильнее ощущалось что-то новое. От удивления её глаза округлились, а губы беспомощно раскрылись из-за нехватки воздуха. До сих пор её мучила боль, но вместе с ней что-то зарождалось в её животе — какие-то странные, но приятные чувства, как будто лава растекалась по её внутренностям и своим жаром опаляла расслабленное тело.
— Кана... Канарейка, — глухо прошептал Баал, и его голос сорвался на чувственный стон, когда он увеличил темп соития. — Моя Канарейка, моя... Только моя...
Он прижимал её так нежно, смотрел так ласково, несмотря на то, что в его глазах горели искры страсти, а нагое тело развратно входило и выходило из мягкого лона, заигрывая там мелодию чего-то прекрасного. Канарейка, ещё больше распалившись от его сладостных слов, сама не заметила, как прогнула поясницу и, вцепившись когтями в широкую спину, застонала от нахлынувших чувств. Так же, как в дурмане влюбленно повторяя его имя:
— Бел... Бел... мой Бел...
Воздух пропитался запахом похоти и вожделения, а также непристойными звуками их соединившихся тел, которые хлюпаньем и хлопками растворились в холодном ветре, закружившись в диком танце. Их интенсивные движения до предела обострили яркие ощущения, заставив знатную особу сжаться от острых впечатлений, а уличного сорванца испустить белую смазку любви, которую с восторгом принял её невинный цветок, что теперь был им сорван.