Пение канарейки

Дневник

Нежный шепот ветра скользил по двум прижавшимся силуэтам, как покрывало, укрывая их вздымающиеся от нехватки воздуха тела, унося с собой влагу, что, как капельки дождя, усыпало мелкой рябью их кожу. Желтоглазый мужчина объял своими объятьями нагое тело девушки, не давая холоду даже прикоснуться к ней, словно он не позволял даже природе коснуться его сокровища, что было спрятано под его щитом, созданным большими руками. Влажные длинные волосы прилипли к его груди, но он аккуратно убирал их, прядь за прядью, до тех пор, пока дыхание дамы ничего больше не мешало. Затем, наградив кротким поцелуем её мокрый лоб, с нежностью в голосе промурлыкал:

— Обещаю, в следующий раз тебе не будет больно. Я...

Но продолжение Канарейка не услышала, так как резко проснулась. Последнее, что она запомнила, это как раз и был этот самый момент перед тем, как её очи бессильно сомкнулись, а теперь и вовсе открылись, будто она и не спала, а просто на минуту прикрыла веки. Вот так в одно мгновение прошла её ночь, не даровав своим присутствием даже новым сном, что заменил последний отрывок воспоминаний, что подарил ей Бел, крепко-накрепко вбив этот нежный момент в её память. Однако не только это помнила мисс, но и то, чем они занимались прошлой ночью. Сладостно-горьковатый запах слившихся тел, казалось, до сих пор летал в воздухе, а постыдные звуки, сорванные из их губ, словно до сих пор звенели в её сознании, заставляя очнувшуюся молодую особу моментально покраснеть, ярко показывая перед глазами всё, что поочередно всплыло в ее памяти.

Как маленькая девочка, пытавшаяся спрятаться от всего, она прикрыла свои глаза руками и счастливо пропищала. Затем знатная дама вовсе спряталась под толстым одеялом и по-ребячески стала крутиться на кровати, прокручивая в голове любовное признание, которое возносило её сердце в груди, унося на крыльях любви, поднесённых возлюбленным, даровав полёт в небеса, где таились счастье и радость.

Когда последний раз Кана чувствовала себя такой... счастливой? Казалось, даже за всю жизнь на её лице так долго не прибывала улыбка, что уже до боли ощущалось в щеках, чуть ли не шрамом вырисовывая лучезарные складки. Баал любит её, и знак его чувств доказательно коренился на её шее, как и та сладостная боль, что отдавалась в её теперь не девственном теле.

Разумеется, она дала о себе знать, когда старшая Додсон так беззаботно вертелась на постели и смогла усмирить её порыв, заставив, наконец-то, умерить её чувства, заменяя их слегка жгучей болью внизу, что при каждом движении словно обжигала кожу. Хотя ощущения не были настолько остры, чтобы считать их невыносимыми, но все же приносили некоторое неудобство, которое можно было стерпеть, но лучше было избегать резких движений. Поэтому, приняв полулежащее положение, Канарейка только что смогла трезво оценить в каком состоянии находится её тело.