Пока мальчишка притаившись лежал в сладостных объятиях девушки, он слушал, как умиротворенно бьется сердце в её груди, порождая в нем такое же новое чувство спокойствия и покоя. Белу хотелось навсегда запечатлить в памяти этот момент, где Канарейка так нежно прижимает его к своему телу. Поэтому юнец в лишний раз даже не двигался, будто боялся, что малейший шорох может испортить это прекрасное мгновение, где на большой кровати в кромешной тьме сливались как одно целое, две несозревшие ветви, неотъемлемо тянувшиеся друг к другу в поисках спасения в этом одиноком мире.
Баал был готов остаться навечно заложником объятий мисс, но не в нынешнем обличии. В эту ночь существо дало себе клятву воспользоваться всеми доступными способами, чтобы как можно скорее вернуть себе силы. Теперь он был готов раскрыть перед сероглазой девицей всё, рассказать ей свои тайны и ответить на её слова, звучавшие как божье милосердное признание.
Кинь к лапам бездомной собаке даже тот кусок заплесневшего хлеба, она с жадностью накинется на него и благодарно побежит за тобой следом. А если покормить её с рук, да ещё самой свежей булкой, утешительно погладить блохастую шерсть и игриво почесать за дырявым ухом? Плешивая дворняга станет тебе верным псом и будет оберегать хозяйку до конца жизни, даря ей свою щенячью любовь и доказывая свою неимоверную преданность. А если что-то встанет на их пути, появится преграда, чтобы быть вместе? Разъяренный щенок вцепится зубами во всё и разорвет в клочья своими кровожадными клыками, а всё для того, чтобы остаться рядом со своей доброй хозяйкой.
Такова была любовь уличного щенка, такова была любовь отрешенного существа, которые не знали, как по-другому доказывать свои чувства. Подобно своей природе, они действовали по инстинктам, и было не важно, правильно это или нет; было важно только одно – не быть снова брошенными. Если в глазах человека виден весь мир, каждый сорняк на заливистой тропинке, то в круглых, преданных собачих зрачках отражался только человек, который был для них целым миром.
Поэтому, когда Бел в следующую ночь скрыто ворвался в покои Старейшины, он ни капли не жалел о том, что собирался сделать.
Как мрачная тень, черноволосый на какое-то время застыл на месте. Он впервые проник к прежней хозяйке в комнату и то ли неподвижно осматривался, то ли глубоко задумался о чем-то. Лакрима, как всегда, держалась рядом с ним и, как ни странно, даже не пропищала ни слова. Она знала, зачем они сюда пришли, но, как считала, не имела права отговаривать товарища от содеянного. Голубая птичка сама не испытывала к старушке добрых чувств, но не могла допустить, чтобы Баала поглотила ненависть. Верная подруга не могла позволить ему сгоряча совершить то, что приведет к печальным последствиям.
— Строго, но практично, — вдруг решил прокомментировать гость с какой-то странной усмешкой и, немного подумав, добавил, — Весьма в духе этой благородной девчонки. — на последних двух словах так и жгуче играли саркастические нотки.
Услышав бы кто-то другой, что уважаемую Альму называют девчонкой, от злости бы захлебнулся от пены во рту или умер бы со стыда от такого неуважительного наименования. Но вот на лице наглого сорванца ни один мускул не дрогнул от раскаяния; наоборот, он был очень доволен тем, что нашел подходящее насмешливое высказывание. Молчаливая Канарейка в то время не могла задуматься о том, что, возможно, у её хозяина развился комплекс из-за последних событий, где он невольно превращался в милый, но мальчишеский облик, и теперь в каждую щель вставлял свое слово, делая акцент на разницу в возрасте.
Конечно, Баал был намного старше Альмы, и если сравнивать, то она на самом деле была лишь девчонкой по сравнению с ним. Но если смотреть на данное положение сейчас, то ясно, что бесстыжий двадцатилетний парень всего-навсего насмехался над семидесятилетней старушкой.
Белу понадобилось сделать всего два шага, чтобы оказаться возле небольшой, но весьма удобной кровати хозяйки комнаты. В нос сразу же впился знакомый горьковато-травиной запах. Это был завсегдатай аромат Альмы. Сколько он ее знал, она всегда так неприятно пахла. Скорее всего, это было неким последствием или причиной после долгих лет приема лекарства от бессонницы, что в итоге её душа и нутро впитали его как собственный запах тела.
Он опять неподвижно застыл, и лишь смерил загоревшимися ярко-желтыми глазами лицо спящей седовласой женщины, подобно загробному жнецу, что наставил свою изогнутую косу к горлу выбранной жертвы. Этих двух старых знакомых крепко-накрепко связывали нити судьбы, которые казалось сейчас в миг могли порваться. Ведь в конце концов их сделавший палач пришел по душу своего хозяина. Происходящее было словно ирония судьбы, или насмешка, а может расплатой за нажитые потомками грехи, которые пали погребальным покрывалом на старое тело Старейшины.
Хотя Альма отличалась своей самоотверженностью от своих безнравственных предшественников, между ними все же были неразрешенные счеты.
Две стороны, работавшие друг с другом долгие годы, соблюдали установленные требования, но в какой-то момент одна из них отказалась выполнять условия, а также связала другую по рукам и ногам. Та, оказавшись в смертельных тисках, лишь доживала свои оставшиеся невольные годы. Альма же и была той виновницей разлада, что посадила желтоглазого демона на цепь и сделала все возможное, чтобы никто не узнал о её могущественном пленнике. А теперь, выбравшийся на свободу хищный зверь, заточил свои острые зубы на безжалостного пленителя.
В следующее мгновение в темной комнате появился едва заметный маленький свет, представляющий собой тонкие белые нити, текущие из одной морщинистой руки в другую, молодую и крепкую. Черноволосый парень, едва касаясь ладони старушки, воровал ее жизненную энергию для восстановления своих духовных сил, которые росли, как на дрожжах, с каждой прошедшей минутой. Капля за каплей вытекала из жил и вливалась в бескрайнее золотое море источника загадочного существа, которое, пополнив свой запас, стало заметно на пять лет старше.
Человеческая энергия отличалась от любой другой, существовавшей на Земле, и поэтому она была самой подходящей для "кормешки". Такое воровство не наносило глобального вреда, но могло повлиять на здоровье. У здорового человека это проявлялось немощной слабостью, как будто он пропахал весь день на огороде, а у больного оно могло привести к обмороку из-за переутомления. Однако, как и во всем, здесь было исключение: если переборщить, то можно было довести несчастного до смерти.
Так что, когда по истечении нескольких минут Баал продолжал вытягивать жизненные нити у Альмы, обеспокоенная Лакрима не могла не вмешаться. Хватило доли секунды, чтобы пернатая сократила между ними расстояние. Она уже была готова надавать ему по щам, вразумительно постучать маленьким клювом по пястным костям, чтобы прервать губительную процедуру. Однако в этот самый момент дурной хозяин осторожно распустил белые, как божественный свет, тонкие линии, и они вернулись к своим путям, живительно растекаясь по всему телу.
Бел, сжав руку в кулак, некоторое время молчал и лишь взглядывался в пульсирующие вены на тыльной стороне ладони. Затем вновь поднял странный взгляд на спящую крепким сном Старейшину. Она же, утратив долю человеческих сил, жалостно нахмурилась в лице и устало засопела, еще больше погружаясь в сон для восстановления потерянной энергии. Его взор внимательно всматривался в каждую проступившую морщинку на её лице и в седые волосы на голове, которые изрядно прибавились с их последней встречи. Казалось, существо что-то осознавало в этот момент, но для рядом находившейся канарейки было неизвестно, о чем он думает, поэтому она продолжала наблюдать за ним, занимая готовую к вмешательству позицию.
Желтые глаза спустились вниз на дряхлую кожу на шее, что морщинистым ободком беспощадно обвивало горло, но вдруг его внимание приковало еще кое-что, небольшая веревочка, что пряталась среди старого слоя, расположившись вдоль ключиц и тянувшись в укрытия сорочки. Один момент, и устрашающая рука потянулась прямо к горлу седовласой женщины, словно попытаясь его обхватить и яростно лишить кислорода.
— Баал! — напуганный писк раздался в его голове и противно вторгся в мысли. — Ты не должен её убивать! Подумай, что будет с тобой и... что будет с Каной!
Лакрима знала, что упоминание средней внучки Старейшины может умерить пыл ее импульсивного товарища, так что не прекращала верещать, хитро подстегивая его остановиться.
— Если бы Альма так не поступила с тобой, и ты не лишился почти всех сил, то Канарейка не нашла бы тебя тогда в саду, и вы бы ни за что не сблизились!
Встревоженная птичка взлетела прямо перед ним и расположилась чуть ли не перед его носом.
— Если бы Альма выбрала другой путь, как и все остальные до неё, то, возможно, — она запнулась, набравшись храбрости, чтобы сказать продолжение, — Канарейка стала бы одной из жертв, и ты сам бы лишил её жизни!
Ее слова немедленно отразились на бледном лице Бела, но эффект был настолько пугающим, что она не выдержала напора разгневанных золотых глаз и опустила маленькую голову, но плачевная трель снова проникла в поток его мыслей:
— Баал, скажи, разве ваша встреча, общение, близость не часть заслуги Старейшины? Ведь именно все её действия привели к этому. Разве она не заслуживает жить? А что будет с Каной, когда она узнает, что дорогой для неё человек убил её горячо любимую бабушку?
Черноволосый до скрипа сжал челюсти. Он сам об этом не раз думал, и в глубине души понимал, что это так, но вот притаившаяся в нем ненависть никогда и ни за что не даст ему признать этот неоспоримый факт. К тому же, хотя его рука напряженно щекоталась от желания придушить эту напыщенную бабку, но она была направлена к шее Альмы сейчас не для этого. А его подружка так взяла и наступила на горло собственного достоинства за то, что он вообще не собирался совершать.
— Отстань, — гневно отмахнулся Бел, отправив другой рукой её в полет по просторам комнаты.
И пока Лакрима под воздействием чар пархала вдоль темного потолка, ей оставалось только нервно наблюдать и продолжать взывать до помутневшего от злобы сознания хозяина.
Он, тем временем, наконец-то добрался до износившейся тонкой веревочки. Слегка потянув её к себе, существу показался небольшой, размером с мизинец, медный ключик. Баала немного удивила такая находка, но ему стало ещё больше любопытно, почему Альма носит его на шее и даже спит с ним, будто это был бы бриллиант, а не никчемный кусок железа.
Вот если бы она не расставалась с тем злосчастным дневником, то... Не закончив свою мысль, прозревший парень словно сложил недостающие фрагменты в картине, но не успел он даже восторжествовать, так медный ключик выскочил из его руки и крепкой хваткой устроился в ладони Старейшины.
Бел удивленно распахнул глаза и не сдержал тихого смешка, когда увидел представшее зрелище. Альма все еще спала, но даже во сне она инстинктивно не позволяла кому-то забрать свое самое важное сокровище, словно заявляла ему, что не важно, жива она или мертва, этот ключ похорониться навечно на её шее.
В этот раз существо решило отступить, так как он понял, что к чему. Незачем было сейчас бороться за губительный ключ, особенно когда силы вернулись к нему.
Сорванцу хотелось как можно скорее навестить свою Канарейку.
В хорошем настроении, покидая одни знатные покои и направляясь в другие, Баала посетила одна удачная мысль, прекрасная идея вызванная находкой, что осталась таится на горле Старейшины.