Пение канарейки (приостановлено)

Исповедь старой женщины

Так мисс Додсон просыпалась и засыпала под колыбелью собственных слез, до самого вечера. Но почему-то ей не снились, как прежде, сны, не грезились золотые поля, что расстилались у неё под ногами, когда она по-ребячески бегала между ветвистых пшениц, не виделись густые леса, где её встречали разные зверушки и окружали ободком, дружелюбно играясь с ней, как со старым другом. Не падали в руки спелые плоды, что липким соком оставались у неё на губах, когда молодая особа аппетитно их пробовала. Одна пустота, черная мгла, что, как воронка, затягивала её в свой мрачный омут.

Когда знатная дама в очередной раз открыла глаза, в её зрачках отражалась эта пустота, смотрящая на мир опустошенным взглядом. Тем временем, оранжевое солнце уже касалось земли, а закатные лучи таяли в огненно-красном небе. Возможно неосознанно или по привычке, Канарейка встала и пошатываясь направилась к окну, которое обычно открывала для ночного гостя. Но, когда холодный ветер ударил своим морозом по её соленым щекам, она будто протрезвела и закрыла железные ставни обратно. Как будто это помогло ей оградить себя от призрачного присутствия необычного существа, что как тень, следует за ней, всегда стоит позади, и вот-вот внезапно прижмет её в свои тёплые объятия.

Куда бы Кана ни посмотрела, куда бы не упал её взгляд, всё в этой комнате напоминало ей о Баале. Девушка, казалось, постепенно теряла рассудок, ведь в её голове звучал его голос, отчаянно зовущий её, раз за разом горько повторяющий её имя. Словно она видела его расплывчатую фигуру перед собой, но стоило протянуть к ней руку, и она, как дым, рассеивалась в воздухе. Она больше не могла, не могла больше справиться с этим безумием...

Всегда, когда ей было грустно, когда мать в очередной раз ругала свою старшую дочь, обиженная девчонка постоянно убегала к бабушке. Так что и в этот раз, когда она не могла найти покоя даже в собственной спальне, ноги Канарейки бессознательно привели её к покоям Старейшины. Она опомнилась, где она и куда пришла, когда непослушные пальцы уже стучали по толстой деревянной двери.

— Войдите, — донеся измученный голос Альмы и внучка замерла, впервые боясь зайти к любимой старушке.

Ведь как оказалось, что та, кто старалась её защитить, стала виновницей её болезни. Как теперь сероглазой девице смотреть ей в глаза? Как просить прощения за то, что даже нельзя озвучить? В конце концов, как она могла признаться в том, что связалась и полюбила того, от кого всю жизнь её защищала седовласая женщина?