Гарри Поттер и Клуб Интеллектуальных Шутников

Глава 65. Добрые дела наказуемы

Новые пленники один за другим обретали временный приют в камерах по соседству с первой – селить их всех в одной Джеймс не рискнул. А вдруг договорятся? Это последний выглядел мелким и хилым, а, помнится, крестраж из тетради если и отличался от молодого Риддла, то незначительно, сил в нем было тоже прилично, а как раз знания он мог позаимствовать у последнего. Крестражи не буянили, не пытались разнести узилища по камешку, а… обживались? «Это ненадолго, - успокоил себя Поттер. – Сейчас соберусь, и все закончится». Сила бултыхалась где-то на донышке: оторвать прикипевшие (в отличие от последнего, остальные были более своенравны и дольше пробыли в артефактах) осколки души, поместить все это в наспех отстроенные (раньше Поттер был уверен, что будет работать с каждым из них поочередно, и одной камеры-пыточной ему за глаза хватит) казематы – все это требовало серьезных затрат магии. Но еще четче Джеймс чувствовал моральную опустошенность: он так долго думал об этой мести, готовился, шел к ней и ради чего? Чтобы «простить и отпустить»? Да уж, достойный ученик Дамблдора. Но решение уже было принято, отступать Джеймс не умел, так что, сделав пару глубоких вдохов, он сосредоточился на своем внутреннем мире и начал новые перестановки. Все пять камер с пленниками обрастали дополнительными слоями защиты, скользящими щитами, экранами и пленками пустоты, а перегородки между ними истончались, рушились. Крестражи зашевелились, но предпринять ничего не успели: Джеймс перешел к финальной стадии ритуала.

На самом деле, как ни пугали древние трактаты о необратимости раскола души, неотвратимом воздействии отката и жутких последствиях, лазейка была, и была она простой, как колесо. Расколотую душу мог собрать «чистый телесно и духовно» маг, обладающий как минимум равной с пациентом силой. Можно больше. Причем в частном случае Джеймса магия как таковая на последней стадии почти не требовалась: свое право на просьбу он уже доказал тем, что вобрал в себя и смог удержать неконтролируемые осколки личности Риддла, все до единого. Если бы он проводил ритуал так, как он был описан в трактатах, его сила как раз пошла бы на вытягивание крестражей из артефактов и контроль их в момент проявления в пространстве. Сейчас оставался последний шаг. Нужно было всего лишь искренне посочувствовать искаженной душе, ее боли, и бескорыстно пожелать ей обрести целостность. Все так просто, скажете вы? Возможно. Но много ли людей найдет в себе силы простить кровавого тирана; многие ли без личной выгоды возьмут на себя труд отдать весь свой резерв ради такой цели; посвятят время и силы поиску, сбору и сохранению опасных темных предметов (тут стоит добавить, что даже среди сторонников Темного лорда немногие могли похвастать подобным объемом магического резерва)? Джеймс искренне полагал, что таких придурков, как он, придется еще поискать.  
Впрочем, мелкие посторонние мысли тут же покинули его, смытые мощью разворачивающегося перед ним завораживающего в своей красоте действа. Оно напоминало рождение сверхновой, и если бы все не происходило в сознании Поттера, последний даже смог бы оценить величие и гармоничность происходящего. Сейчас же все, что ощущал Джеймс – чудовищную, непереносимую боль, неумолимо сметающую все стены, перегородки и барьеры на своем пути. Когда-то он считал Круциатус вершиной пыточного искусства, но то, чему он подвергся теперь, находилось за гранью возможностей человеческого тела и сознания. А потом его вырубило.