- Я клянусь тебе, как только я верну свою душу обратно, твоя в тело не вернется уже никогда! Хотя, о чем это я? У таких, как ты, души-то отродясь не бывает, грязный, мерзкий пират.
Тридцатые годы восемнадцатого века. Пираты, ныне великие и опасные...
Oops! This image does not follow our content guidelines. To continue publishing, please remove it or upload a different image.
— Ненавижу тебя! — Отчаянный крик — нет, вопль — отскакивает от стен из старого кирпича и пружинистым эхом бежит меж домов по узкой улочке.
Она падает на колени, не обращая внимания на пыль и раскаленную карибским солнцем брусчатку. Девушка упирается ладонями о камень, разогретый, кажется, до тысячи градусов по Цельсию, крепко сжимает маленькие кулачки, оставляя краснеющие следы от ногтей на ладошках. По мягкой, совсем еще юной коже стекают солоноватые дорожки, оставляющие пощипывающие следы — они стекают к самому подбородку, скапливаются и скапливаются там, а потом капля становится совсем тяжелой и падает на землю. Раздается едва слышный шипящий звук, как тот, когда вода попадает на раскалившуюся сковороду.
— Я клянусь тебе, как только я верну свою душу обратно, твоя в тело не вернется уже никогда! — Реплика ее насквозь пропитана ненавистью и злобой, змеиным ядом. — Хотя, о чем это я? У таких, как ты, души-то отродясь не бывает, грязный, мерзкий пират.
Oops! This image does not follow our content guidelines. To continue publishing, please remove it or upload a different image.
Узкие улочки сменяют друг друга одна за другой, они, словно шнурки на корсете у какой-нибудь наимилейшей дамы, как те, из Англии, переплетаются в некоторых местах и снова расходятся по разные стороны.
Мэредит бежит так быстро, что Калум со своей тяжелой шпагой на поясе и огромным количеством колец на пальцах с небольшим количеством пыли под ногтями — весь этот металл тянет его вниз — попросту не успевает за этой проворной дамочкой, которая грациозно лавирует по вымощенным камнем улицам. Она стремительно несется вперед, а потом, понимая, что этот поворот утром она абсолютно точно не проходила, а если быть точным — не пробегала сломя голову — возвращается на пару десятков шагов назад. Она крутится и вертится, проворно забегает в переулки, заглядывает за всевозможные углы, и Худ не может понять того, откуда в ней столько бодрости в столь жаркий час.
