Школьник

Часть 9. Лена

Но слова застряли в горле, превратившись в комок, который невозможно было проглотить.

Вместо этого я приподняла голову — и увидела его лицо так близко, как не видела пять долгих лет. Его ресницы, густые и темные, отбрасывали трепетные тени на скулы, а в глазах читалось что-то такое голодное, такое беззащитное, что у меня перехватило дыхание.

— Лена, — он прошептал мое имя, и в этом одном слове звучало столько — вопрос, мольба, признание, обещание. Его губы дрожали, когда он медленно наклонился ко мне, давая мне последний шанс отступить. Но я уже сделала свой выбор.

Я приоткрыла губы, чувствуя, как его дыхание смешивается с моим, сладкое от мятной жвачки. Но в этот момент в коридоре раздались шаги — быстрые, нервные, приближающиеся с настойчивостью школьного звонка.

— Елена Николаевна? Вы здесь? Срочный педсовет!

Голос секретаря прозвучал как ледяной душ. Мы разом отпрянули друг от друга, словно два школьника, застигнутые за списыванием. Его пальцы дрожащими движениями поправили очки, мои — судорожно собрали рассыпавшиеся пряди в хвост. Между нами повисла та напряженная тишина, когда слова кажутся слишком громкими, а дыхание — слишком предательским.

— Я... я иду, — крикнула я в дверь, но взгляд мой цеплялся за его лицо, за ту едва заметную дрожь в уголках губ, которая говорила больше, чем любые слова.

Его рука потянулась ко мне через оставшееся между нами пространство — медленно, неуверенно, будто преодолевая гравитацию. Пальцы замерли в сантиметре от моих, и я почувствовала исходящее от них тепло, как от костра в холодную ночь.

— Поговорим позже? — в его голосе была та самая надежда, которую он всегда так тщательно прятал за шутками и профессиональной дистанцией. Теперь она звучала открыто, обнаженно, как признание.

Я кивнула, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

— Поговорим.

И когда я вышла в освещенный флуоресцентными лампами коридор, сердце мое билось не от привычного страха, а от чего-то нового – от сладкого предвкушения, от трепета, напоминающего ожидание перед открытием давно заветного письма, от будущего, которое вдруг перестало казаться туманным и пугающим. В кармане кардигана мои пальцы сжимали мамину брошь.