Не было зрелища более пугающего, чем видеть, как отец прихрамывает со стороны Тюрьмы Ветра совершенно один.
Соммнений, что происходит что-то страшное, не осталась ещё тогда, когда Лютьен выяснил, в какую именно сторону пошли его отец и младший брат, но теперь холодный, липкий страх окутал все существо. Где Феанор? Где кинувшийся за ним Ивейн?
Лютьен просто не смог остановить этого болвана, когда тот рванул. На него не подействовали слова о том, что любое действие представителей других наций может расцениваться, как преступное вмешательство, потому что в тот момент, когда со стороны Тюрьмы Ветра пошли ощутимые вспышки боевой магии, он рванул так, что даже самый быстрый ветер его бы не догнал.
Перед Тюрьмой Ветра был относительный пустырь, пространство хорошо проглядывалось. И на этом пространстве не было никого, кроме Альвиласа Лютинга. Где они? Взгляд метался по пустырю с жухлыми травинками, по краям обрыва, по кустам по бокам. Где они? Где они оба?!
Отец продолжал неспешно идти к нему, будто ничего и не произошло.
Нет...
Как бы зол он ни был, как бы жесток ни был к Феанору все это время, не мог же он и правда просто взять и лишить его жизни? Не могу, конечно, не мог, ведь ему самому это не выгодно, ведь Феанор ещё мог сослужить хорошую службу, вещь он чиновник Хэссии, в конце концов. А Ивейн – он же паладин светлого королевства, его точно нельзя убивать, никак нельзя, это же лишь спровоцирует конфликт. Отец не мог. Он не мог так поступить – хотя бы ради себя!
- Отец...
Он вздрогнул, когда тот, поравнявшись с ним, равнодушно прошел мимо. Лютьен похолодел. Не может быть...
- Что происходит? Где Феанор?
Ответа не последовало.
Нет, это все неправда... не мог глава дома Лютинг убить собственного сына. Но почему тогда он молчит?
- Отец, скажи, что происходит!
Тот даже шага не замедлил, не то, чтобы обернуться.
Лютьен резко вытащил меч из ножен:
- Ответь мне! Сколько можно держать меня в неведении?! Сейчас я старший из сыновей Дома Лютинг, и имею право знать, что происходит!
Альвилас наконец остановился. И медленно – действительно медленно – стал оборачиваться. Увидев выражение его лица, Лютьен едва не спасовал. Отец никогда на него так не смотрел. Он всегда смотрел так... только на Феанора.
- Ты не старший сын в семье, - заметил Альвилас, смерив его взглядом. – Теперь... ты единственный.
Лютьен почувствовал, как всё в нем мгновенно упало. Ложь. Ложь, ложь, ложь! Он провоцирует меня! Голова закружилась – возможно, это все ещё напоминал о себе удар Ивейна. Они оба... Нет, невозможно. Это неправильно и чудовищно. Это превратит его отца в сыноубийцу и разжигателя междоусобицы с одним из самых сильных королевств мира. Лютьен останется один наедине со всем этим. Один. Совсем один.
Наедине с чудовищем.
- Убери меч, - скривился Альвилас. – У тебя духа не хватит наставить его на меня.
Лютьен вздрогнул и поднял взгляд.
Разумеется, Альвилас его не боялся, потому что знал – Лютьен боится его сам. Боится до ужаса, до трясущихся коленок, до дрожи в пальцах, боится настолько, что никогда не посмеет возразить, никогда не посмеет пойти против или усомниться в его ценностях. Лютьен и не сомневался до последних дней. Не сомневался, потому что так было привычно и удобно. Потому что вырваться из этого мира он не смог бы в любом случае, значит было проще принять правила игры. А потом пришел Феанор и стал эти правила нарушать, разозлив отца и разозлив Лютьена – потому что правила значили безопасность. Для них обоих.
И теперь Феанор мертв, и стоило, наверное, признать, что это из-за того, что он нарушил сулящие безопасность правила. Но – нет. Не это его убило. Его убил человек, стоящий перед Лютьеном с таким лицом, будто для него это совсем ничего не стоило. Настоящее чудовище.
- Ты прав, - шевельнул губами Лютьен. – Возможно, направить меч против тебя у меня не хватит духа, но... - глаза Альвиласа расширились, когда он поднял меч и приставил его к собственному горлу, - хватит на это.
Высокомерие и снисходительность в глазах того, кого он называл отцом, сменились шоком и яростью, и было бы ложью сказать, что это не пугало. Лютьен все ещё боялся его. Но будущего, на которое тот его обрекал, боялся не меньше! Он не хотел войны! Не хотел остаться совсем один, даже без знания о том, что смог спасти хотя бы одного брата, и тот счастлив где-то там, далеко? Что хоть кто-то из них в конце концов счастлив?!
- Интересно, что скажет общественность на то, что советник очень подозрительно лишился всех своих детей в такой короткий срок? – заметил Лютьен, сильнее сжимая в руке меч. Острое лезвие, прижатое к шее, вспороло кожу неожиданно легко, и по нему тонкими струйками потекла кровь. – Не говоря о том, что ты лишишься своих марионеток.
- Лютьен...
- Ты убил моего брата.
- Он не был твоим братом, - Альвилас поднял руки, и голос его вдруг стал вкрадчивым – таким, какой он всегда делал, когда хотел что-то втолковать им такое, во что им обязательно нужно было поверить. – Он лишь отребье, в котором текла чужая кровь. Он даже не был тебе настоящим братом.
Подумать только... Альвиласу было плевать, что мать у них оставалась одна, для него имел значение лишь он сам, наличие в Феаноре собственной крови. Да насколько же этому человеку было наплевать на всех, кроме себя?
- Не подходи! – потребовал Лютьен, видя, как тот делает медленные шаги в его сторону. Уже без хромоты.
- Послушай меня, сын. Сейчас настанет непростое время, ты нужен своей стране. Ты чиновник высшего ранга, ты аристократ, и наш король надеется на твою службу. Паладин светлого королевства сотворил глупость и погиб, это никак не останется незамеченным. Нам нужно быть готовыми. Нужно объединиться и работать вместе.
- Никто, кроме тебя, не хочет войны! – крикнул Лютьен. Чудовище.
- Речь не о желании. Ты просто не понимаешь, - он подходил все ближе, и Лютьен напряжённо смотрел за его движениями. – Сильнее не тот, у кого мощнее магия, не тот, у кого в руках меч. Сильнее тот, у кого власть. И власть будет у нас, сын. Мы приведем наше королевство к расцвету.
Чудовище!
- Понимаешь? – Альвилас уже был в паре шагов. – Война неизбежн...
Он резко остановился. Через очень долгое, неожиданно тихое мгновение, между губ показалась кровь, а на лице застыл шок. Он медленно опустил взгляд на лезвие меча, торчащее из его груди.
Я чудовище.
Меч пронзал Альвиласа со стороны спины. Это был меч Ивейна, Лютьен заметил его ещё тогда, когда осматривал местность. Заметил и незаметно поддел магией воздуха, такой слабой, что и не чувствовалась, и перемещал по воздуху – чтобы в роковой момент ударить в спину собственного отца.
Альвилас вдруг оскалился кровавыми губами:
- Потрясающе, сын! Ты пошел полностью в меня! Мое подобие!
Он поднял руку, собирая на ней магию, и вытаскивая ей меч из своей спины, чтобы взять его в собственную руку и броситься вперёд. Лютьен расширил глаза и едва успел блокировать удар – тот был такой силы, что откинул его назад.
Измотанное тело Лютьена не было готово к сражению. Человек, которого пронзило мечом, вообще не должен был быть способен драться после этого! Но Альвилас, кажется, решил дорого продать свою жизнь. Его удары были полны ярости и всей силы, которая у него была. И хоть они становились слабее с каждым разом, на блокировку хотя бы одного из них у Лютьена уходило слишком много сил. После очередного удара подняться он уже не смог.
Последним, что он видел, было искаженное окровавленное лицо его отца с занесённый с мечом рукой. Лютьен крепко зажмурился, приготовившись к боли и пустоте.
Но она так и не наступает. Через пару мгновений послышался звон упавшего меча и грохот. Лютьен медленно открыл глаза.
Альвилас лежал на пустыре неподвижно, а под ним собиралась лужа крови. С такого ракурса можно было без проблем разглядеть его спину и понять, что удар Лютьена изначально был смертельным. Смертельным...
Альвилас больше не двигался, совсем. И больше никогда не пошевелит и пальцем, не скажет ни слова и не взглянет ни одним своим пугающим взглядом. Кажется, после этого должно было наступить облегчение, но оно не наступало.
«Мое подобие!»
Лютьен – чудовище. Отцеубийца.
- У меня же... совсем никого не осталось, - прошептал он, невидящим взглядом глядя на неподвижное тело. – Зачем нужно было... так? Почему мы просто не могли быть семьёй? Мы были готовы поддерживать тебя... так зачем ты убил Феанора? Он же был... таким маленьким. Таким добрым, - глаза обожгло, и Лютьен едва уже мог выдавить из себя что-то – горло сдавило. – Никогда и никому... он не желал зла. Даже мне. Даже тебе.
Слезы потекли так рьяно, будто отрывались за все те года, когда хозяин не позволял им пролиться. У него разрывалось сердце, так сильно, что он почти это чувствовал. Лучше бы он умер от этого.
За что Феанору была дана такая судьба, за что? За что он попал в семью, где все должны были его ненавидеть? За что он умер, не познав даже толики семейного тепла? За что им все это – им обоим? Разве они не пытались делать все так, как надо, как гласили правила? Разве не эти правила должны были гарантировать им счастье? И какой итог? Все умерли. Все. Лютьен остался один, с кровью отца на руках, и совершенно не жалеющий о своем поступке. Теперь – совершенно один.
- Вот и конец Дому Лютинг...
Он медленно поднял руку, в которой все ещё был зажат меч. Лезвие сверкнуло.
В конце концов, всю свою жизнь Лютьен делал лишь то, что приказывал ему отец – было ли в этом хоть что-то хорошее? Вероятно, он стал очередным звеном на пути к войне. Он был чудовищем не меньшим, чем его отец.
Подобию монстра – такая же смерть.
Лютьен поднес меч к своему горлу, уставившись в пустоту. Лишь на мгновение его рука дрогнула – он вдруг подумал, встретит ли их там, на другой стороне. Феанора и Ландера, маму... Может, хоть там они будут счастливы?..
- Встречайте меня...
Он собрал все свои силы в руке, чтобы перерезать горло одним движением.
...Но внезапно что-то сильное не позволило ему это сделать, заблокировав его руку. Он шокировано распахнул глаза. Его запястье было перехвачено чужой рукой, и остановило движение – хотя Лютьену казалось, что он собрал достаточно сил.
Он медленно обернулся. Над ним стоял человек, которого он, на самом деле, видел всего пару раз в жизни.
- Не рань больше никого этим мечом, - с сожалением произнес король Хэссии. – ...И себя тоже.