Стендаль.Красное и черное

ОТТЕНКИ ПРОИЗНОШЕНИЯ

VI ОТТЕНКИ ПРОИЗНОШЕНИЯ Их высокое назначение - невозмутимо обсуждать мелкие происшествияповседневной жизни народов. Им надлежит предотвращать своею мудростьювеликую ярость гнева, вспыхивающею из-за ничтожных причин или из-закаких-либо событий, которые в устах молвы искажаются до неузнаваемости. Гораций. Для приезжего, только что высадившегося на сушу, да который еще к томуже из гордости не позволял себе никогда задавать вопросов, Жюльен ненатворил никаких чрезмерных глупостей. Однажды неожиданный ливень загнал егов кафе на улице Сент-Оноре, где какой-то рослый человек в толстом суконномсюртуке, изумленный его угрюмым взором, глянул на него, в свою очередь,совсем так же, как некогда в Безансоне возлюбленный красотки Аманды. Жюльен столько раз упрекал себя за то, что оставил безнаказанным топервое оскорбление, что теперь не мог стерпеть этого взгляда. Он потребовалобъяснений. Человек в сюртуке разразился в ответ площадной бранью; все, ктобыл в кафе, окружили их, прохожие останавливались у дверей. Жюльен, какпровинциал, из предосторожности постоянно носил с собой маленькие пистолеты;рука его судорожно сжимала их в кармане. Однако он благоразумно сдержался иограничился тем, что ежеминутно повторял своему противнику: - Ваш адрес, милостивый государь. Я презираю вас. Упорство, с каким он повторял эти семь слов, наконец, подействовало натолпу. - А в самом деле! Пусть тот, который так разорался, даст ему свойадрес. Человек в сюртуке, слыша этот неоднократно повторенный настойчивыйвозглас, швырнул в лицо Жюльену с полдюжины визитных карточек. К счастью, ниодна не задела его лица; Жюльен дал себе слово не браться за пистолеты, покаего не тронут. Противник удалился, но несколько раз оборачивался на ходу,грозя Жюльену кулаками и осыпая его бранью. Жюльен весь обливался потом. "Так, значит, любое ничтожество может дотакой степени взволновать меня! - в бешенстве воскликнул он про себя. - Какже убить в себе эту унизительную чувствительность?" Если бы он только мог, он тут же вызвал бы его на дуэль. Егоостанавливало лишь одно: как найти секунданта в этом необъятном Париже? Унего не было никаких друзей. Он завязал кой-какие знакомства, но все егознакомые, один за другим, спустя несколько недель как-то отдалялись от него."Я не располагаю к общительности, - думал он, - и вот как жестоко я за этонаказан". Наконец ему пришло в голову разыскать некоего отставноголейтенанта 96-го полка Льевена, бедного малого, с которым они иногдаупражнялись на рапирах. Жюльен откровенно рассказал ему все. - Я готов быть вашим секундантом, - сказал Льевен, - но только с однимусловием: если ты не раните вашего обидчика, вы тут же будете биться сомной, не сходя с места. - Согласен! - воскликнул восхищенный Жюльен. И они отправились разыскивать г-на Ш. де Бовуази куда-то в самую глубьСеы-Жерменского предместья, по адресу, напечатанному на визитных карточках. Было семь часов утра. Когда они, уже войдя в дом, велели доложить осебе, Жюльену вдруг пришло в голову, что это, может быть, тот самый молодойродственник г-жи де Реналь, который был когда-то атташе при посольстве, толи римском, то ли неаполитанском, и который дал рекомендательное письмосиньору Джеронимо. Жюльен передал важному лакею одну из визитных карточек, брошенных емунакануне, приложив к ней свою. Их заставили ждать, его и его секунданта, добрых три четверти часа;наконец провели в апартаменты, обставленные с исключительным изяществом. Тамих встретил высокий молодой человек, разодетый, как кукла; черты его лицаявляли совершенство и невыразительность истинно греческой красоты. Егонеобычайно узкая голова была увенчана пирамидой прекрасных белокурых волос.Они были завиты с невероятной тщательностью: ни один волосок не отделялся отдругого. "Вот из-за этой-то завивки, - подумал лейтенант 96-го, - проклятыйфат и заставил нас дожидаться". Пестрый шлафрок, утренние панталоны - все,вплоть до вышитых туфель, было безупречно и свидетельствовало обисключительном тщании хозяина. Его благородная и совершенно пустаяфизиономия отражала мысли весьма пристойные и возникающие редко: идеалдипломата по образцу Меттерниха. Лейтенант 96-го полка растолковал Жюльену, что заставлять так долгодожидаться после того, как ты швыряешь человеку визитную карточку в лицо, -это еще новое оскорбление, и Жюльен вошел к г-ну де Бовуази с весьмарешительным видом. У него было намерение держать себя вызывающе, но в то жевремя ему хотелось соблюсти хороший тон. Однако он был до того поражен мягкими манерами г-на де Бовуази, егосдержанным и вместе с тем важным и самодовольным видом, бесподобнымизяществом окружающей обстановки, что у него сразу пропало желание бытьдерзким. Это был не тот человек, с которым он имел дело накануне Он был такудивлен, увидав перед собой вместо вчерашнего грубияна, которого рассчитывалвстретить, столь элегантную особу, что не мог выговорить ни слова. Он молчапротянул ему одну из карточек, которые ему швырнули вчера. - Это действительно мое имя, - сказал молодой дипломат, которому черныйкостюм Жюльена в столь ранний час не внушал особенного уважения. - Но я,право, не понимаю, клянусь честью... Какой-то особый оттенок, с которым он произнес эти последние слова,рассердил Жюльена. - Я пришел, чтобы драться с вами, сударь! И он коротко изложил ему всю историю. Господин Шарль де Бовуази после зрелого размышления, в общем, осталсяудовлетворен покроем черного костюма Жюльена. "Это от Штауба, совершенноясно, - говорил он себе, слушая его рассказ. - Жилет выбран с большимвкусом, и ботинки недурны, но, с другой стороны, черный костюм с раннегоутра! Ах, да, это чтобы не быть мишенью для пули!" - наконец догадалсякавалер де Бовуази. Едва только он нашел это объяснение, он стал отменно вежлив и дальшеуже держал себя с Жюльеном почти как равный с равным. Беседа продолжаласьдолго, дело было довольно щекотливое, но в конце концов Жюльен не могспорить против очевидности. Этот молодой человек с безупречными манерами неимел ничего общего с той грубой личностью, которая оскорбила его накануне. Жюльену чрезвычайно не хотелось уходить ни с чем, поэтому он затягивалобъяснение. Он наблюдал за самодовольной физиономией шевалье де Бовуази,который не преминул назвать себя в разговоре этим титулом, задетый тем, чтоЖюльен называл его просто "сударь". Жюльен любовался его важностью, к которой примешивался какой-то оттеноклегкой кичливости, не покидавшей его ни на минуту. Он удивлялся его страннойманере двигать языком, произнося слова... Но в конце концов по всем этом небыло ни малейшего основания для ссоры. Юный дипломат с величайшей учтивостью выразил свою готовность драться,но отставной лейтенант 96-го полка, который просидел битый час, раздвинувноги, упершись руками в бедра и выставив локти, заявил, что его друг г-нСорель отнюдь не способен вступать с человеком в ссору на прусский манертолько изза того, что у этого человека украли его визитные карточки. Жюльен вышел из дома шевалье де Бовуази в отвратительнейшем настроении.Карета шевалье ожидала его во дворе перед крыльцом Нечаянно подняв глаза,Жюльен узнал в кучере, сидевшем на козлах, своего вчерашнего оскорбителя. Едва он его увидел, он мигом схватил его за полу длинного кафтана,сбросил с козел и осыпал ударами хлыста. Двое лакеев бросились на выручкусвоего товарища и обрушились на Жюльена с кулаками, но он тотчас же выхватилсвой маленький пистолет и стал стрелять; они сразу обратились в бегство. Всеэто было делом одной минуты. Шевалье де Бовуази, спускаясь по лестнице с восхитительно важным видом,повторял своим барственным голосом, внушительно оттеняя каждое слово: "Чтотакое? Что такое?" Несомненно, он был заинтересован до крайности, но егодипломатическая важность не позволяла ему обнаружить свое любопытство. Когдаон узнал, в чем дело, эта торжественная важность на его лице постепенноуступила место выражению шутливого хладнокровия, которое никогда не должнопокидать лица дипломата. Лейтенант 96-го понял, что г-ну де Бовуази самому не терпится драться;он тоже решил сделать дипломатический ход, дабы сохранить за своим другомпреимущество инициативы. - Ну, тут уж имеется явное основание для дуэли! - вскричал он. - Да, я полагаю, вполне достаточное, - сказал дипломат - Выгнать этогомошенника! - сказал он лакеям. - Пусть кто-нибудь другой сядет на его место. Открыли дверцу: шевалье непременно желал оказать любезность своемупротивнику и его секунданту. Они отправились к другу г-на де Бовуази, и тотуказал подходящее для дуэли место. Дорогой они очень мило беседовали. Толькодипломат выглядел несколько странно в своем шлафроке. "Хоть это и очень знатные господа, - думал Жюльен, - но они совсем нетакие скучные, как те особы, что являются на обеды к господину де Ла-Молю.Они позволяют себе отступать от благопристойности". Разговор шел отанцовщицах, которые понравились публике во вчерашнем балете. Господа этибеспрестанно намекали на какие-то пикантные истории, которых ни Жюльен, ниего секундант, лейтенант 96-го, не знали. Жюльен был не такой глупец, чтобыпритворяться осведомленным: он совершенно непринужденно признался в своемневежестве. Такое чистосердечие очень понравилось другу шевалье; онрассказал Жюльену эти истории со всеми подробностями и весьма забавно. Одно обстоятельство чрезвычайно удивило Жюльена. На какой-то улицекарета их задержалась на минутку из-за того, что там шли работы посооружению временного алтаря для религиозной процессии в честь праздникатела господня. Дипломат и его приятель позволили себе по этому поводунесколько шуток: здешний кюре, по их словам, был родным сыном архиепископа.Никогда в доме маркиза де Ла-Моля, претендовавшего на титул герцога, никтоне осмелился бы произнести что-либо подобное. Дуэль закончилась в одну минуту: Жюльен получил пулю в руку, емусделали перевязку из носовых платков, смоченных водкой, и шевалье де Бовуазивесьма вежливо попросил у Жюльена позволения доставить его домой в той самойкарете, которая привезла их сюда. Когда Жюльен назвал особняк де Ла-Моля,юный дипломат и его друг переглянулись. Фиакр Жюльена стоял тут же, норазговор с этими господами казался ему много более занимательным, нежелиречи бравого лейтенанта 96-го полка. "Бог мой! Так вот это и есть дуэль? Только и всего? - думал Жюльен. -Какое счастье, что я все-таки поймал этого кучера! Как бы я мучился, если бымне пришлось перенести еще и это оскорбление в кафе!" Приятная беседа почтине прерывалась во все время пути И тут Жюльен понял, что дипломатическоепритворство в иных случаях тоже бывает полезно. "Значит, скука вовсе не есть нечто неотъемлемое в разговоре знатныхлюдей, - рассуждал он про себя. - Ведь вот они подшучивают над крестнымходом, не стесняются рассказывать весьма скабрезные анекдоты, да еще стакими живописными подробностями. Им не хватает разве что рассуждений овысокой политике, но этот недостаток вполне искупается изяществом речи иудивительной точностью выражений". Жюльен чувствовал пылкую симпатию к этиммолодым людям. "Как был бы я счастлив, если бы мог встречаться с нимипочаще!" Едва они расстались, шевалье де Бовуази поспешил навести справки оЖюльене; они оказались не блестящими. Ему было весьма любопытно узнать, с кем он имел дело, прилично линанести ему визит. Те немногие сведения, которые ему удалось раздобыть, былиотнюдь не обнадеживающими. - Это ужасно! - сказал он своему секунданту. - Мыслимое ли дело -признаться, что я дрался с простым письмоводителем господина де Ла-Моля, даеще из-за того, что мой кучер украл мои визитные карточки! - Можно не сомневаться, что это покажется смешным. И в тот же вечер шевалье де Бовуази и его друг поспешили рассказатьвсем, что этот г-н Сорель, кстати сказать, очень милый молодой человек, -побочный сын близкого друга маркиза де Ла-Моля. Этой истории поверили безвсяких затруднений. После того, как факт был установлен, юный дипломат и егодруг соблаговолили нанести несколько визитов Жюльену за те две недели,которые он провел в своей комнате. Жюльен признался им, что он за всю своюжизнь был только один раз в Опере. - Но это немыслимо, - сказали они ему. - Ведь только туда и стоитходить. Надо непременно, чтобы первый ваш выход был на "Графа Ори". В Опере кавалер де Бовуази представил его знаменитому певцу Джеронимо,пользовавшемуся в то время громадным успехом. Жюльен чуть что не влюбился в шевалье: эта смесь самоуважения икакой-то таинственной важности и фатовства в молодом человеке приводила егов восторг. Так, например, кавалер немного заикался потому только, что онимел честь часто встречаться с одним важным вельможей, страдавшим этимнедостатком. Никогда еще Жюльену не приходилось видеть, чтобы в одномсуществе соединялись такие забавные странности с совершенством манер,которому бедный провинциал может только пытаться подражать. Его видели в Опере с шевалье де Бовуази, и это знакомство заставилозаговорить о нем. - Итак, - сказал ему однажды г-н де Ла-Моль, - оказывается, вы побочныйсын богатого дворянина из Франш-Конте, моего близкого друга? Маркиз оборвал Жюльена, когда тот попытался уверить его, что онсовершенно неповинен в распространении этого слуха. - Господин де Бовуази не желал, чтобы говорили, что он дрался с сыномплотника. - Знаю, знаю, - сказал г-н де Ла-Моль. - Теперь дело за мной. Я долженупрочить эту легенду, - она для меня удобна. Я попрошу вас об одномодолжении, это отнимет каких-нибудь полчаса вашего времени. В дниспектаклей, в половине двенадцатого вечера, присутствуйте в вестибюле приразъезде светского общества. Я иногда замечаю у вас кое-какие провинциальныезамашки, от которых вам надо избавиться. К тому же вам не помешает знать влицо наших крупных сановников, к которым мне, может быть, придет надобностьпослать вас с каким-нибудь поручением. Зайдите в театральную кассу, чтобыони вас гам знали. Вам заказан постоянный пропуск.