Исцелить разум, обнажить чувства

Глава 22

Виски сверлило тупой, ноющей болью, во рту надежно поселился неприятный, кисловатый привкус, и уже пятый, кажется, стаканчик кофе за сегодняшнее утро не помогал избавиться от мерзких ощущений. Тонкая папка в руках чуть подрагивала, как и узкое запястье, украшенное многочисленным металлическими браслетами, темные мелкие буквы расплывались перед глазами, и чувствуя, как огнем горят веки, я на мгновение крепко зажмурилась, пытаясь избавиться от ощущения расплывающегося по роговице огня.

— Эй, ты в порядке? — послышался слева встревоженный голос, а с трудом заставив себя открыть тут же заслезившиеся, воспаленные глаза, я увидела, как Эмили, до этого что-то старательно выписывающая в свой блокнот, оторвалась от своего занятия, покосившись в мою сторону. Темные брови были нахмурены, а тонкие губы поджаты, женщине явно не нравилось мое состояние, и я, чтобы не доставлять подруге беспокойства, тут же дернула уголком губ в подбадривающей улыбке, медленным, тягучим движением потянув ноющую от неудобной позы спину и выровнявшись в своем кресле. — Выглядишь уставшей.

— Все в порядке, просто не выспалась, — я отложила документы, понимая, что ничего в таком состоянии не прочту, а после с силой потерла ладонями лицо, надеясь, что это меня хоть немного взбодрит. Жжение в веках лишь усилилось, от чего казалось, будто на них сыпанули песок, и я мысленно пожалела, что утром не потратила несколько минут и не заскочила в ближайшую аптеку за глазными каплями. Противоположная стеклянная стена, равнодушно демонстрирующая мне мое отражение, подсказывала, что видок у меня просто отвратительный, но сделать что-то, чтобы это исправить, мне было лень, поэтому единственное, на что меня хватило, это хоть как-то собрать непослушные волосы, которые утром я не успела помыть.

Где-то за спиной послышался скрип старого кресла, зашуршала перебираемая тонкими пальцами бумага, и я едва сдержалась, чтобы не заскрежетать зубами, когда холодный, абсолютно безэмоциональный мужской голос равнодушно констатировал:

— Конечно, ведь всегда найдутся дела поинтересней, чем сон.

Нахмуренные брови Эмили, не ожидающей подобного выпада, стремительно поползли вверх, явно намереваясь исчезнуть где-то под темными волосами, документы, в полнейшем хаосе разбросанные по столу, были тут же забыты, а я, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники своего кресла, неспешно развернулась всем корпусом, чувствуя, как рокочет где-то в горле сформировавшийся комок ярости, готовой выплеснуться наружу.

И только одному богу было известно, каких сил мне стоило сейчас держать ее в себе.

Спенсер, сидящий по другую сторону стола, выглядел совсем как обычно, сосредоточено вчитывался в какие-то бумаги, лежащие у него на колене, забросив при этом ногу на ногу и откинувшись на спинку стула, и если бы кто-то взглянул на нашего гения со стороны, то увидел бы полностью погруженного в работу агента ФБР, который время от времени задумчиво закусывал нижнюю губу и рефлекторным движением перебирал уголки документов, спрятанных в тонкой папке. Я же, успев за пару лет тесного сотрудничества изучить мужчину от и до, прекрасно знала, куда смотреть и на что обращать внимание, и эти самые мелкие детали мне совсем не нравились, только подпитывая бурлящую внутри бурю эмоций, так и рвущуюся из груди.

С обычной погруженностью в расследование отрешенность Рида не имела ничего общего, он был явно взвинчен и раздражен, и играющие на скулах желваки только подтверждали это, когда мой друг, не в силах удерживать натянутую утром холодную маску, крепко сжимал челюсти, явно думая о чем-то своем. Несчастные листки бумаги с тихим шорохом сминались под давлением аристократических пальцев, озорная прядка, выбивающаяся из художественно растрепанной прически, каждый раз порывистым, сердитым движением заправлялась за ухо, и мне почему-то казалось, что даже каре-зеленые глаза бегают по мелким буквам с куда большей скоростью, чем обычная. Обычная для Рида, конечно, потому что никого другого, кто мог бы глотать большие объемы текста за столь короткие отрезки времени, я просто не знала.

За сегодня гений хорошо, если сказал команде пару ничего не значащих фраз, предпочитал смотреть, слушать и отмалчиваться, прикрываясь необходимостью заняться расследованием, а моя скромная персона и вовсе подверглась тотальному игнорированию.

Впрочем, я вынуждена была признать тот факт, что с некоторых пор это чувство было у нас взаимным.

После всего того, что произошло вчера, ранний подъем на самолет, вылетающий в Модесто в шесть утра, казался мне просто верхом издевательства, голова болела нещадно, и весь мир я ненавидела по умолчанию, не видя никаких светлых пятен в полнейшей беспросветной заднице, в которую превратилась моя жизнь всего за каких-то пару дней. Уснув за каких-то полтора часа до того, как прозвенел будильник, я абсолютно не успела отдохнуть, чувствовала себя выжатой, как лимон, а в маленькое зеркало в ванной старенькой гостиницы, где пришлось остановиться на эту ночь, не хотелось даже смотреть. Глаза опухли то ли от большого количества выпитого накануне алкоголя, то ли от слез, которые под утро уже не было сил сдерживать, непослушные пальцы отказывались подчиняться, пока я пыталась натянуть на себя джинсы и рубашку, а валяющийся на раскуроченной постели телефон недвусмысленно намекал, что мне стоит поспешить, если я не хочу опоздать на самолет.

Огромные, занимающие почти половину лица очки надежно скрыли за непроницаемыми стеклами следы бессонной ночи, небольшой рюкзак был привычно заброшен за плечо, а заметив в прихожей знакомую мужскую куртку, сиротливо забытую на вешалке, я не сдержала шумного вздоха, сорвавшегося с пересохших губ. От воспоминаний вчерашнего вечера болезненно затянуло почему-то где-то в животе, никуда не девшаяся тошнота, кажется, лишь усилилась, однако на лице внутренние терзания ни коим образом не отобразились, когда я недрогнувшей рукой сорвала чужую одежду с крючка и вышла за дверь номера. Коридор был пустынен, в такую рань бодрствовала, очевидно, только я и клюющая носом администратор у стойки рецепции на первом этаже.

— Вы с вашим соседом ранние птицы, — подметила она, принимая из моих рук ключ-карту и протягивая мне взамен стандартный бланк посетителя, на котором я, не задумываясь, оставила размашистую роспись. Смысл услышанной фразы дошел не сразу, видимо, сказывалась усталость, и кончик чернильной ручки на несколько мгновений замер над бумажной поверхностью. Не заметившая заминки девица, украдкой сцедив в кулак предательский зевок, улыбнулась отработанной, гостеприимной улыбкой. — Он уехал за полчаса до вас, хотя обычно, в такую рань все еще спят.

— Мой сосед? — голос звучал хрипло, ломался и скреб наждачкой по горлу, и я невольно кашлянула, словно пытаясь прочистить дыхательные пути от внезапно застывшего в них комка. Подняла голову, рассматривая миловидное, улыбчивое лицо, и после, не ожидая ничего хорошего, уточнила, — высокий такой, растрепанный парень в рубашке с галстуком и жилетке?

— А вы с ним знакомы? — удивленно округлила глаза администратор, явно не ожидая подобного поворота событий, и, словно опомнившись, охотно закивала головой, подтверждая мои худшие догадки. — Да, симпатичный такой, совсем сонный, еще и о порог умудрился запнуться, когда выходил из гостиницы. Он в номере рядом с вашим останавливался, и вы оба так рано выселяетесь, я подумала, может быть...

— Нет, — помедлив, ответила я, чувствуя, как внутри все неприятно сжимается. На мгновение прикрыла глаза, борясь с невероятным желанием громко, истерически засмеяться, после чего шумно выдохнула скопившийся внутри воздух. — Мы с ним незнакомы.

Неприятная горечь, скопившаяся на языке, начала изрядно раздражать, желание выпить крепкий эспрессо стало, фактически, непреодолимым, и я, бросив короткий взгляд на наручные часы, в несколько порывистых движений сложила куртку, до этого висящую на согнутом локте. Холодный полиэстр внезапно начал почти что обжигать, и я с каким-то мрачным удовлетворением бросила его на стойку, вытащив из кармана блокнот и ручку.

— Отправьте, пожалуйста, эту куртку в двенадцатый участок, детективу Томасу Пейтону, — попросила я, быстро написав на листочке адрес и мало заботясь о том, каким корявым и неразборчивым выходит почерк. — Пусть курьер передаст ему, что... — я на мгновение умолкла поджав губы, а после раздраженно мотнула головой. — А впрочем, пусть катится к черту.

Вырвав из блокнота исписанную страницу, я положила ее поверх куртки, бросила сверху несколько купюр, не задумываясь о том, что оставляю явно больше, чем стоили услуги даже самой дорогой курьерской службы в Атланте, а после, не размениваясь на вежливое прощание, поправила чуть сползшие на нос очки, перевесила на другое плечо рюкзак и решительно направилась на улицу, ощущая, как мимолетное чувство вины медленно, но верно уступает место глухому раздражению, которое дрожью колотило тело и заставляло крепче сжимать челюсти. Боль, зудящая где-то в висках, давила на череп и только портила и без того хреновое настроение, а когда, оказавшись на улице, я не увидела рядом ни одной припаркованной машины, раздражение сменилось настоящей яростью.

Да, расставались мы со Спенсером вчера не очень хорошо, но вот так вот просто бросить меня в гостинице и уехать в аэропорт...

Со стороны друга, раньше в такой ситуации всегда тратящего время, чтобы постучаться ко мне в номер и разбудить громкими восклицаниями о том, что мы опаздываем, я подобного не ожидала, и несколько минут, пока с трудом пойманное такси неслось в аэропорт на всех парах, в голове роились тысячи мыслей, которые мне совсем не нравились. Извечное упрямство и самоуверенность, засевшие в сознании, старательно склоняли меня к мысли, что, вообще-то, в сложившейся ситуации обижаться должна как раз таки я, поведение Рида не поддавалось ни одному логическому объяснению, как бы я ни пыталась его найти, а в тот момент, когда мне удалось, наконец, пройти на посадку и оказаться в прохладном самолете, лишь одного взгляда, брошенного на напарника, хватило, чтобы понять, что мои самые худшие опасения подтвердились.

Сидящий у окна мужчина старательно делал вид, что меня не замечает, почти демонстративно читал какую-то книгу, заткнув уши наушниками, и даже не пошевелился, когда я бросила рюкзак в сидение напротив. Заготовленное равнодушное приветствие застыло поперек горла, пальцы до боли сжались на мягкой спинке моего посадочного места, и я была необыкновенно рада тому факту, что выработанная с годами выдержка и огромные очки, закрывающие лицо, надежно скрыли ту бурю эмоций, которая ураганам пронеслась по всему телу, грозясь выломать ребра. Впервые за долгое время я почувствовала себя растерянно, словно маленькая девочка, искренне не понимала, как себя вести, и что делать, и, наверное, выглядела настоящей идиоткой, пока приветливая стюардесса, показавшаяся за плечом, не попросила меня занять свое место.

Дежурная фраза позволила очнуться, зубы сжались с такой силой, что, казалось, сейчас раскрошатся, однако проявить слабость я себе не позволила, и со все тем же, буквально каменным выражением лица села на сидение, полностью принимая правила игры, предложенные Ридом. Если он хотел делать вид, что меня просто не существует, мне было совсем несложно провернуть то же самое.

На протяжении всего перелета мы так и не сказали друг другу ни слова, делая вид, что слишком заняты своими делами, и я бы ни за что не призналась, что это были самые длинные несколько часов в моей жизни.

Стоило только самолету приземлиться в Модесто, как я тут же первой подорвалась со своего места, не желая больше ни секунды находиться в ставшем слишком душном салоне, буквально вылетела к трапу, отчаянно пытаясь отогнать от себя мысли о том, что это очень похоже на позорный побег, а после, как к родному, бросилась к Моргану, ожидающему нас возле припаркованного черного внедорожника. Рид, плетущийся где-то за спиной, заметно отстал, оказавшись в машине только тогда, когда я уже скрылась в прохладном салоне, малодушно заняв место возле водителя, коротко поздоровался с Дереком и опять спрятался за своей книгой, демонстрируя всем желающим свою полнейшую незаинтересованность во всем происходящем. Морган, если и заметил странности в нашем поведении, предпочел сделать вид, что ничего из ряда вон выходящего не произошло, погромче включил музыку, разбавляя гнетущую тишину, установившуюся в машине, и всю дорогу до полицейского участка болтал ни о чем, словно пытаясь нас растормошить. Широкая улыбка и лукаво поблескивающие карие глаза свое дело сделали, чувствовала я себя уже не так паршиво, и под конец поездки даже начала отвечать, пусть моя ответная улыбка и выглядела весьма натянутой.

Впрочем, на это, как и на все остальное, друг тактично не обратил внимания.

Царящий в участке хаос и вовсе захватил с головой, заставив позабыть обо всем другом, хмурый Хотч, встретивший нас в переговорной, сразу дал понять, что кроме расследования нам не стоит больше ничем забивать свои головы, если мы не хотели проблем, и я, признаться, была даже рада отвлечься от мрачных мыслей, не покидающих меня ни на мгновение. Джей-Джей с Морганом были отправлены в лабораторию, Росси взял на себя опрос друзей и родных последней жертвы, а агент Хотчнер задержался всего лишь на несколько минут, чтобы обсудить с нами поездку в Атланту. Разумеется, особо рассказывать было нечего, о результатах расследования все и так догадывались, и мой непосредственный начальник, кажется, совсем не обрадовался подтвержденной версии с подражателем. По кислому выражению лица и по тому, как тяжело вздохнул Аарон, покидающий участок, чтобы присоединиться к Дэйву, становилось понятно, что ему вся сложившаяся ситуация не нравится так же сильно, как и мне.

Развивать эту мысль времени не было, как и желания, поэтому я, оставшись не у дел, решила присоединиться к Эмили в изучении материалов дела, стойко игнорируя тот факт, что рядом с нами в просторной переговорной зарылся в отчеты экспертов по-прежнему не обращающий на меня внимания Рид. Тот факт, что с остальными членами группы гений разговаривает вполне нормально, пусть и несколько отрешенно, по-прежнему изрядно угнетал, и я, как щитом, прикрывалась собственной обидой, не позволяя пробиться в сознание мыслям о том, что в происходящем виновата я сама.

— Вы что, поссорились? — осторожно спросила Эмили, явно не испытывая никакого удовольствия от того, что лезет не в свое дело, и я, отвлекшись от размышлений, вновь повернулась к подруге, буквально заставив себя разжать словно сведенные судорогой пальцы. Опустила руки на колени, напоминая самой себе примерную школьницу, после чего попыталась придать своему лицу как можно более безмятежный вид. Судя по скептическому взгляду Прентисс, провести опытного профайлера в ее лице мне так и не удалось.

— Брось, это было бы глупо, — голос не дрогнул, звучал так же весело, как я и хотела, но со стужей в глазах, судя по ощущениям, это совсем не вязалось.Спенсер в ответ на мои слова только хмыкнул, не отвлекаясь от своего чтива, но в этот раз я не обернулась к нему, подвинувшись ближе к столу и облокотившись на него. Чуть нахмурилась, пытаясь собраться с мыслями, подтянула к себе отброшенную папку с документами, которую до этого изучала, а после, по-прежнему чувствуя на себе сверлящий взгляд, подняла голову. Эмили, бросив украдкой взгляд мне за спину и убедившись в том, что Рид не обращает на нас никакого внимания, опять вопросительно посмотрела на меня, красноречиво изогнув бровь и всячески демонстрируя тот факт, что моя ложь ее совсем не убедила, а после, будто не сдержавшись, едва заметно подалась вперед, положив руку мне на колено, что было совсем незаметно под деревянной столешницей. В глазах подруги плескалась искренняя тревога, кажется, она догадывалась о том, что в Атланте действительно что-то произошло, и зная мою ситуацию, наверное, предполагала, что так сильно могло изменить наши со Спенсером отношения, однако я, все так же не желая об этом говорить, коротко качнула головой.

Я была благодарна Прентисс за ее поддержку и беспокойство, но посвящать женщину в ситуацию, в которой я сама не могла пока еще разобраться, мне абсолютно не хотелось.

Наверное, что-то такое на моем лице отразилось, потому что Эмили, несколько мгновений помолчав, коротко кивнула и медленно отстранилась, беззвучно согласившись с тем, что мои душевные метания могут и подождать, а после вновь склонилась над блокнотом, вернувшись к своим заметкам. Я же, надеясь, что наши перемигивания остались никем незамеченными, поспешила сосредоточить свое внимание на материалах дела, строго-настрого запретив себе даже думать о чем-то другом.

Как и говорила на первом собрании Джей-Джей, всего в Модесто были убиты три девушки, и рассматривая глянцевые фотографии, я с какой-то отчаянной тоской констатировала, что наш подражатель от стандарта, заданного Андерсоном, отходить не собирается. Молодые, симпатичные девушки были похожи между собой, каждой едва ли исполнилось двадцать пять, и я старательно отгоняла от себя воспоминания об изувеченных телах, увиденных на экране компьютера. Эти темноволосые, улыбающиеся красотки представлялись мне живыми, дышащими, свободными, и мысль о том, что их жизни в один момент оборвал какой-то ублюдок, позволивший себе играть в судьбу, доводила почти до исступления. Я была готова к этому, я знала, на что иду, и прекрасно представляла, с чем мне придется работать, как только узнала об этом деле, истории жертв Андерсона по-прежнему были для меня слишком свежими, как рваные, незаживающие раны, но, что удивляло больше всего, мне удалось найти в себе силы, чтобы отделить новые убийства от тех, что произошли три года назад.

Да, я видела схожие детали, я понимала, что история повторяется, поменялись лишь ключевые фигуры, однако работать с этими материалами оказалось легче, чем заглянуть в знакомую, затертую до дыр папку, содержание которой я могла пересказать без подглядывания. Новые фото не причиняли столько тупой, ноющей боли, заметки, набросанные другим, незнакомым почерком, воспринимались легче, и я буквально заставляла себя за маской похожего искать отличия. Все-таки, Спенсер говорил правильные вещи, мы должны были найти то, что отличает нашего субъекта от Андерсона, должны были сосредоточиться на настоящем профиле, не искаженном чертами того, кому он хотел подражать, и я, как и Эмили, сидящая рядом, старательно выписывала в точно такой же блокнот свои заметки и соображения по поводу дела, полностью отрешившись от окружающего меня мира.

Как и Андерсон, его подражатель был необыкновенно аккуратен и педантичен, не оставлял на телах никаких своих следов, по которым его можно было бы найти, и этому почему-то вызывало жесткую усмешку, которая обнажала крепкие зубы. Не нужно было быть экспертом, чтобы понять, что над убитыми долго измывались, гематомы, ожоги, ссадины и следы изнасилований наталкивали на вполне определенную мысль о том, что у подражателя явно есть такое же укромное место, где он удерживал своих жертв на протяжении долгого времени. В некотором смысле смерть становилась для несчастных избавлением от страданий, и я даже не могла винить себя за подобное предположение, прекрасно зная, что чувствовала каждая из этих девушек, находясь в заточении. Я помнила свои мысли и чувства, помнила, как мне было страшно, и как сильно хотелось, чтобы все это поскорее закончилось, и если даже мне, избавленной от ужасной участи стать жертвой измывательств, хотелось просто умереть, то представить, что пережила в свои последние дни каждая из этих бедняжек, мне не удавалось от слова совсем.

Проблемой было то, что мы даже не могли примерно определить время похищений, учитывая тот факт, что об исчезновении девушек либо не заявляли, как в случае со второй жертвой, либо заявляли в разное время — в первом случае полицейский участок подняла на уши взволнованная мать, когда ее дочь не вернулась домой в тот же вечер, в третьем беспокоилась соседка по квартире, приехавшая после выходных и не обнаружившая подругу в ее комнате. По опыту с Андерсоном и исходя из материалов дела, я могла предположить, что субъект удерживает девушек от четырех до пяти дней, и что поиски новой жертвы этот ублюдок начинает сразу же после того, как избавится от тела предыдущей, однако в противовес этой теории, подтверждающей систему, говорили полученные девушками повреждения, которые во всех трех случаях несколько отличались. Кого-то подражатель избивал сильнее, о чем свидетельствовали многочисленные гематомы и трещины в трех ребрах, как у первой жертвы, кого-то он насиловал лишь единожды, как в случае со второй жертвой, у которой следы насильственного полового акта оказались столь незначительны, что эксперт их даже сначала не заметил. Над третьей субъект издевался больше всех, хрупкое тельце было больше похоже на сломанную игрушку, а на то, во что превратилось некогда красивое лицо, я и вовсе не могла смотреть без тошноты, и оказавшаяся в руках фотография запечатлелась в сознании, не позволяя забыть даже тогда, когда я крепко зажмурилась. Под опущенными веками болезненно пульсировали алые пятна, кровь шумела в ушах, и я буквально заставляла себя думать, анализировать, изучать, прикрываясь холодным расчетом и логикой, лишь бы не чувствовать...

Что-то в третьей жертве разозлило этого урода, что-то заставило его выйти из себя, и я была почти стопроцентно уверена, что за ее биографию можно зацепиться, раз уж других идей все равно не было.

Саманта Рентон училась на третьем курсе в MJC, была душой компании и любила шумные вечеринки, а еще активно пользовалась социальными сетями, в чем я смогла убедиться, найдя ее страничку через свой аккаунт. Постов и фотографий было много, с каждой на меня смотрела улыбающаяся, отчаянно радующаяся жизни шатенка, но на глаза то и дело попадались жуткие фотографии, разложенные по всему столу, и улыбаться в ответ я не могла просто физически. Палец медленно скользил по экрану смартфона, листая ленту, изображения сменялись одно за другим, а внимательный взгляд жадно изучал каждое из них, подмечая мелкие детали.

— Последняя жертва нашего субъекта часто посещала один бар, — поделилась я своими размышлениями, ни к кому конкретно не обращаясь, а после, заметив, как Эмили подняла голову, продемонстрировала ей несколько фото, привлекших мое внимание.Краем глаза мне удалось заметить, как самую малость дернулась в нашу сторону голова Спенсера, но на это я почти не обратила внимания, больше погруженная в расследование. — Много фотографий из одного и того же места, девушка явно была там постоянным гостем, — подметила Прентисс, выровнявшись на своем стуле, а после, безмолвно спрашивая разрешения, протянула руку. Не имея ничего против, я передала женщине свой телефон, позволяя ей убедиться в наших догадках.

— «Маленькая Ирландия», серьезно?

— Зато антураж неплох, судя по фото, — пожала я плечами на невольное ироничное замечание, и тут же вздрогнула, когда вслед за спешным стуком клавиатуры послышался голос Рида:

— Это заведение находится в двух кварталах от квартиры, в которой Саманта Рентон жила со своей соседкой, заявившей о пропаже. Нужно позвонить Гарсие, пусть проверит других девушек. Если все трое посещали одно и то же место, можно предположить, что наш субъект ищет своих жертв именно там.

— Если все действительно так, это существенно упрощает нам работу, — с видимым удовлетворением подметила Эмили, протянув мне мой мобильный и потянувшись в карман за своим. — Субъект наверняка будет искать себе новую жертву, можно будет попытаться взять его на живца.

Сердце болезненно бухнуло где-то в горле, мимолетная улыбка, коснувшаяся губ за мгновение до этого, застыла на лице, словно приклеенная, а Прентисс, не сразу осознавшая, что только что сказала, как-то странно дернулась, взглянув на меня с возрастающим испугом и сожалением одновременно. Тишина, залегшая в помещении, загустела так, что хоть топор вешай, звуки участка, отделенного от нас надежными стенами и крепкой дверью, фоновым шумом надавили на виски, а рука с такой силой сжала несчастный телефон, что мне почудилось, будто я слышу призрачный скрип пластика.

Темная волна, взметнувшаяся откуда-то изнутри, на мгновение железной хваткой сжала сердце, от чего дышать вдруг стало очень больно, виски сдавило тугим обручем, напоминая о никуда не исчезнувшей мигрени, и я приложила буквально титанические усилия, чтобы снаружи ни коим образом не было видно той боли, которая скрутила внутренности в тугой узел. Заставив себя все-таки спрятать чертов телефон в карман, я выровняла ноющую спину, отодвинула от себя папку с документами и подняла взгляд на по-прежнему хранящую молчание подругу, которая во все глаза смотрела на меня.

Уголки губ, дрогнув, поползли вверх, когда я попыталась ободрить женщину.

— Однажды это уже сработало, почему бы и не повторить? — горло на мгновение перехватило спазмом, и я с силой сглотнула, чувствуя, как становятся влажными ладони. — Только с прошлого раза прошло достаточно времени, как бы наш субъект не решил, что я для него слишком стара.

— Блейк, это была глупая шутка, я не хотела... — начала было Прентис, однако тут же умолкла, когда я, ободряюще сжав ее колено пальцами, как она мое совсем недавно, поспешно покачала головой.

— Брось, все в порядке, — говорить спокойным, безразличным тоном оказалось легче, чем я думала, однако испытывать собственную выдержку не хотелось, поэтому я поднялась на ноги, почти с удовольствием потянувшись всем телом и чувствуя, как с едва слышным хрустом стал на место позвонок где-то в районе поясницы. Заправила за уши выбившуюся прядь волос, похлопала себя по бедрам, а после демонстративно огляделась, подхватив стоящий на столе пустой стаканчик. — Кто-то хочет кофе? А то чувствую, я сейчас вырублюсь прямо за этим столом.

Пристальный, немигающий взгляд, похожий на змеиный, обжег всего лишь на короткую секунду, но когда я резко повернула голову к Риду, он уже успел вернуться к экрану ноутбука, на котором что-то старательно высматривал. Хмурое лицо казалось невероятно серьезным и сосредоточенным, взъерошенные волосы внезапно захотелось пригладить просто до потемнения в глазах, и я даже не сразу заметила, как едва заметно натянулась бледная кожа, обрисовывая четкую линию челюсти. Сам того не осознавая, Спенсер крепко сжал зубы, словно борясь с какими-то внутренними противоречиями, тонкие пальцы запорхали над клавиатурой, выбивая короткий, ритмичный перестук клавиш, и от сквозящего в каждом движении пренебрежения меня едва не передернуло.Не заметив того, как крепко сжалась на пустом стаканчике рука, сминая мягкий картон, я коротко извинилась перед все еще выглядящей безгранично виноватой Прентисс и стремительным шагом вышла из переговорной, отказав себе в удовольствии от души хлопнуть дверью.

В узком коридоре с одним маленьким окошком царил сумрак, солнечного света, льющегося с улицы, явно не хватало, чтобы осветить помещение, а перед глазами моментально зарябило от того, что все сотрудники, словно пчелы в улье, носились туда-сюда, но в такой толчее и хаосе внезапно стало легче дышать. Мышцы лица, словно сведенные судорогой, постепенно расслабились, позволяя избавиться от маски и устало вздохнуть, смятый стаканчик полетел в стоящую тут же урну, а заприметив почти у самого входа заветный автомат, я решительно направилась прямо к нему, ловко лавируя в толпе.

Походить на представительных, важных агентов ФБР, какими были те же Джей-Джей или Хотчнер, я так и не научилась, не успела переодеться после перелета, и сейчас, в старых потертых джинсах и смявшейся рубашке привлекала куда меньше внимания, чем мои коллеги, беспрепятственно затерявшись в толпе. Это было удобно, полицейские не косились на меня с недоверием и не шептались за спиной, только огибали, спеша куда-то по своим делам и совершенно не замечая, и по пути от переговорной до автомата с кофе меня никто даже не одернул, за что я была судьбе исключительно благодарна. Разговаривать с кем-то совершенно не хотелось, кислый привкус, надежно поселившийся во рту, доставлял огромный дискомфорт, и желая избавиться от неприятных ощущений, я надавила пальцем на потертую кнопку, надпись возле которой многозначительно гласила, что спустя каких-то несколько секунд я смогу полакомиться двойным эспрессо.

Темная бурда, полившаяся в стаканчик из застонавшего, как издыхающий зверь, аппарата, быстро убедила меня в том, что доверять всему, что пишут, не стоит, эспрессо даже не пахла, однако была единственным вариантом, и мне пришлось смириться. Ожидая, пока тоненькая струйка горячей жидкости закончит пениться в стаканчике, я устало оперлась лбом о твердую панель, чувствуя, как дешевый пластик приятно холодит разгоряченный лоб, а после, борясь с накатывающей слабостью, закрыла глаза, безвольно свесив руки вниз. Спать действительно хотелось просто неимоверно, сил не было даже на самые простые действия, что уж говорить о расследовании, и мне пришлось нехотя признаться самой себе в том, что идея вчера напиться до помутнения рассудка была не самой удачной. Воспоминания об употребленном алкоголе отдавали тошнотой, безобразная сцена в забитом баре оптимизма мне не добавляла, и я, не сдержавшись, тихо застонала себе под нос, решив, что пора завязывать.

И с выпивкой, и с этим чертовым делом, и с...

— Тебе нужно отдохнуть, — негромкий голос, раздавшийся совсем рядом, заставил вздрогнуть всем телом от неожиданности, и я рванулась в сторону, едва не опрокинув чертов автомат.

Приближения Спенсера я попросту не заметила, и тот факт, что мужчина стоит всего в паре шагов от меня, стал не самым приятным сюрпризом. Сложив руки на груди и подобравшись, будто перед затяжной перепалкой, Рид с высоты своего немаленького роста следил за тем, как я воюю с автоматом. В глазах по-прежнему царила холодная отстраненность, челюсти были крепко сжаты, привлекая внимание к и без того четкой, острой линии, а на высокий лоб вновь падала непослушная прядка, что меня всегда просто безумно привлекало. С огромным трудом подавив в себе желание подняться на носочки и убрать мягкие волосы, я тихо хмыкнула себе под нос, дождалась звукового сигнала, чтобы взять горячий стаканчик, после чего с необыкновенным удовольствием сделала первый глоток, радуясь тому факту, что можно сосредоточить свое внимание на чем-то, помимо агента ФБР.

Горячая горькая жидкость обожгла губы, лавой скользнув в горло, пальцы сжались на плотном картоне чуть крепче, и я, старательно не глядя на Спенсера, неспешным шагом двинулась в обратном направлении к переговорной.

— Надо же, наш великий гений доктор Рид, наконец, соизволил обратить внимание на мою скромную персону, — злая язвительность так и сочилась наружу, и бороться с этим ощущением оказалось не так-то и просто. — Удивительно, и чем же я заслужила столь невероятную честь.

Крепкие пальцы с силой сжались на руке чуть повыше локтя, прерывая мой побег, и я дернулась от неожиданности, едва не вылив чертову пародию на кофе на свою рубашку. С губ сорвалось шипение, похожее на змеиное, взгляд, наполнившийся яростью, скользнул вверх, и мне с трудом удалось не вздрогнуть, когда я вдруг осознала, насколько близко стоит ко мне мужчина. За последние сутки он впервые смотрел прямо в мои глаза, от чего становилось ужасно неуютно, в легкие с первым же вздохом глубоко проник терпкий запах древесного парфюма, мгновенно успокоивший расшатанные нервы и заставивший присмиреть, а пальцы, по-прежнему удерживающие меня на месте, продолжали сжимать до боли.

Мне некстати подумалось, что на нежной коже обязательно останутся синяки.

А еще — что в тщедушном на первый взгляд теле скрывается куда большая сила, чем я могла представить.

— Руку убери, мне неприятно, — голос звучал спокойно, почти отстраненно, и я радовалась тому, что мне еще хватает сил сдерживать плещущийся внутри ураган, который грозился вот-вот прорвать плотину моей выдержки.

— Ты себя в зеркало видела, Блейк? — тон Рида был не менее ледяным, теплое дыхание скользнуло по лицу, взъерошив волосы, и я почувствовала застывший в горле комок. Взгляд, как бы я ни пыталась его контролировать, скользнул к мужским губам, находящимся так близко, а по телу прокатилась буквально обжигающая волна, от которой моментально ослабли колени и задрожали руки. Настойчивые воспоминания вчерашнего вечера никак не хотели выветриваться из головы, как бы я ни старалась это сделать, закрывая глаза, я все еще чувствовала чужое тепло, и врать самой себе абсолютно не получалось — мне хотелось, чтобы Спенсер тогда поцеловал меня, хотелось, чтобы он не струсил в последний момент, чтобы не струсила я...Черт, какая же идиотская ситуация! — Ты же на ногах почти не держишься, — словно не заметив того, как я борюсь с собственными демонами, рассматривая его лицо, Рид нависал надо мной, не позволяя ни отодвинуться, ни отойти, цепкая хватка на моей руке все так же не разжималась, и я искренне не понимала того факт, почему продолжаю молча стоять и пялиться на этого человека вместо того, чтобы просто уйти. Вокруг гремел шум участка, полицейские по-прежнему сновали вокруг нас, даже не обращая внимания на досадное недоразумение в виде двух застывших посреди коридора людей, и это было почти смешно, словно сцена из какой-то дурной мелодрамы. — Тебе нужно отдохнуть, ты почти не спала, я же вижу. В таком состоянии ты не можешь работать, не можешь вести расследование, как полагается. Команде нужна помощь, а не помехи, дело и так слишком сложное, — Спенсер умолк на короткое мгновение, будто бы собираясь с мыслями, отвел взгляд, но после вновь посмотрел на меня, от чего сердце болезненно ухнуло в груди. — Мне кажется, тебе следовало остаться в Куантико, все равно ведь брала себе отпуск. Не нужно было выходить на работу.

Каждое слово било наотмашь, словно пощечина, отзывалось холодом где-то между ребер, и я сама не замечала того, как зубы сжимаются все крепче и крепче, грозясь вот-вот раскрошиться. Лицо застыло каменной маской, в ушах зашумела кровь, и перед глазами все на мгновение расплылось, но позволить Спенсеру увидеть собственную слабость я не позволила. Шумно вздохнула, наполнив легкие воздухом до такой степени, что стало больно, а после, с трудом разжав челюсти, выплеснула скопившийся на языке яд:

— Дай-ка угадаю, на это ты и надеялся, когда бросил меня в отеле в Атланте? Что я просплю самолет и никуда не полечу? Благородно, ничего не скажешь.

Все равнодушие и холод испарились с красивого лица, изученного до малейшей черточки, в каре-зеленых глазах полыхнуло пламя, которого раньше мне видеть не доводилось, и которого от всегда спокойного, уравновешенного Рида я совсем не ожидала. Нервно дернув кадыком, мужчина поджал губы, и, кажется, совсем не заметил того, как длинные тонкие пальцы стискивают мою многострадальную руку до такой степени, что побелели костяшки. Пережатая конечность постепенно онемела и начинала неприятно ныть, однако первая же попытка вырваться была обречена на провал — отпускать Спенсер и не думал.

— Нет, — медленно, словно через силу проговорил мужчина, и тихий, привычный голос, который я так любила, был похож на рычание. — Просто мне показалось, что тебя есть, кому проводить.

Проскользнувший в произнесенном упрек был слишком явным, чтобы его не заметить, а непонятно откуда взявшаяся горечь вонзилась в грудь, выбивая весь скопившийся воздух. Широко распахнув глаза, я смотрела на Рида, все еще не веря в то, что это происходит на самом деле, а в ушах раз за разом набатом звучала фраза, словно бы неосознанно сорвавшаяся с губ моего друга. Он видел, что вчера в баре я пересеклась с Пейтоном, он наверняка заметил, что я ушла оттуда вместе с ним, и если он действительно ночевал в соседнем номере, как сказала мне администратор того отеля...

Горло перехватило спазмом, а от невыносимой смеси разочарования и недоверия, плещущейся сейчас в направленном на меня взгляде, в груди что-то оборвалось. Пальцы, удерживающие остывающий кофе, сдавили маленький одноразовый стаканчик, и я лишь краем сознания почувствовала, как бежит по руке горячая жидкость, неприятно скатываясь по запястью и затекая куда-то под рукав. Несколько капель упали на чистый пол, оставляя темные следы, в нашу сторону неодобрительно покосилась молоденькая патрульная, разговаривающая по телефону в паре шагов, однако мысли других заботили меня мало.

Перехватив острый, как лезвие клинка, взгляд человека, ставшего мне больше, чем просто другом, я открыла рот, чтобы сказать хоть что-то, оправдаться или возразить, но поняла, что просто не могу подобрать правильных слов. Можно было сказать, что он все неправильно понял, можно было сказать, что я сожалею или попросту послать Рида к чертям, не желая продолжать этот бессмысленный разговор, но с губ срывался только жалкий хрип, и с этим ничего поделать не удавалось.

Разочарование и обида, испытанные вчера, по-прежнему обжигали подобно каленому железу, я раз за разом прокручивала в памяти момент минутной слабости, когда поддалась своим желаниям и почти ответила Спенсеру, бывшему так близко, и никак не могла понять, где же совершила ошибку.

Когда приняла желаемое за действительное и допустила лишь одну мысль о том, что все это может быть правдой? Или когда решила, что смогу забыться, как делала это раньше? Или в тот самый злополучный момент, когда вообще решила согласиться на предложение Росси пару лет назад?

Кто знает, оставь я тогда все, как есть, возможно, удалось бы избежать всей это глупейшей, невыносимой ситуации, которая медленно убивала меня изнутри.

— Знаешь, Спенсер... — хриплым, дрожащим голосом начала я, все еще неуверенная в том, что делаю, однако закончить мне не позволили.Грохот резко распахнувшейся двери привлек внимание, заставив вздрогнуть и оглянуться через плечо, а все посторонние мысли буквально вылетели из головы, когда я увидела на пороге, залитом солнечным светом, хмурого, как туча, Хотчнера. Тяжело дышащий, какой-то весь растрепанный, потерявший всю свою холеность мужчина выглядел так, что краше в гроб кладут, за его спиной маячил такой же серьезный Росси, как раз в этот момент отнявший мобильный телефон от уха.

— Дэвис, Рид, очень хорошо, что вы здесь, — заметивший нас Аарон шумно выдохнул, невольно обведя взглядом помещение, а услышав за спиной поспешный перестук каблуков, я заметила приблизившуюся к нам взволнованную Прентисс, точно так же сжимавшую в руках мобильный. Стало понятно, кому звонил только что мой наставник.

— Что–то случилось? — хмуро спросил Рид, как и я, отвлекшись от происходящего между нами разговора и полностью сосредоточившись на коллегах, а я, понимая, что сейчас действительно не время, выбросила в стоящую рядом урну смятый стаканчик, пытаясь вытереть кофейные потоки на ладони собственной рубашкой.

— Случилось, — не стал отрицать глава ОПА, и тон его голоса мне совсем не понравился. По спине пробежались мурашки, а темноволосый мужчина, на мгновение оглянувшись на Дэйва, с тихим вздохом повернулся к нам. — Только что нашли еще одно тело...