Кому молятся боги?

Почестный пир бога

— Сейчас умру от голода, — жалобно заныл Шень Хонг, повиснув на руке Лань Чанши, — два дня и рисинки во рту не было, того и гляди, начну снег есть. Что у вас на ужин? Сочная курочка? О, или жирная утка? Может, в честь нашего прибытия зарежут свинью? Я бы сейчас отведал жареной свинины...

— В Лань-Лу порицается праздная жизнь. Заклинатель готовый к очищению и вовсе должен отказаться от еды и сна. Ты же хотел быть лучшим?

— Так я и стану лучшим заклинателем, только пусть боги заметят мои подвиги, а не аскезы, — Шень Хонг гордо вздернул нос, не назвав правдивую причину, почему никакие ограничения не приблизят его к титулу сильнейшего культиватора. Любая энергия, что он сбережет путем отказа от еды, сна и других земных удовольствий, тут же будет сожрана запечатанным демоном, как пламя в печи, что пожирает пергамент, — Хочешь сказать, никакого мяса?

Лань Чанши задумался, вспоминая годовой рацион в школе.

— Только если в праздники. И когда шицзюнь спускается с горы, — воин задумался ещё сильнее, даже погладил собственный лоб, выискивая мысль. — Значит в праздники.

Шень Хонг уронил голову на свою грудь, разочарованно вздыхая.

— Я уже чувствую, как силы покидают меня...

По коридору, оглядываясь по сторонам, Шел Хао Фасинь, совсем непохожий на себя. Он являлся в пышном золотом убранстве, появлялся на людях с роскошно украшенными волосами, сражался в Лань-Хонсе в огненной форме, расшитой дорогими нитями, но никогда еще ему не приходилось носить одежду простолюдин. Легкие синие ткани, едва согревающие тело, вышиты серебристыми птицами, что пролетали над горными реками. Ему удалось разобраться с завязками на ботинках, однако рукава свободно спадали волнами. Золотые волосы, что стелились по плечам, подчеркивая утонченные черты молодого бога, теперь были заплетены в косу. Хао Фасинь накрыл шею ладонью, чувствуя себя незащищенным и практически обнаженным. Его величественный образ золотого бога оказалось так легко украсть, оставив на его месте только долговязого мальчишку.

— Вы не изменились, — произнёс Лань Чанши, тут же выпрямляясь, едва заметил Хао Фасиня. — Только цвет формы подходит к вашим глазам больше, чем золотой.

— Спасибо, — молодой бог отвел взгляд, постоянно чувствуя, будто ему чего-то не хватает. Тяжести драгоценных колец или подвесок на поясе, пышного наряда, что стелился до земли, или, может, золотой заколки. Он поглядел на Шень Хонга — волосы свежевыкрашенные в угольный цвет, собранные на макушке в пышный хвост, и форма Лань-Лу, что противоречит его характеру, как если бы разбойника одели в монашеские одеяния. Эмоциональная, несдержанная натура Шень Хонга в мешковатых голубых тканях, казалось, вот-вот пробьется наружу, — а ты изменился, Шень Хонг.