Легенда о Шархелм-Эридейле

109. Правила

Ещё Феанору нельзя было бить Лютьена в ответ. Хотя он бил, когда отец не видел.

Стоило главе семьи покинуть их надолго, между братьями начинались склоки – уже настоящие, а не на публику, и вдали от отцовских глаз Феанор уже не боялся давать сдачи. Он и отговаривался, и бил в ответ – вероятнее всего, они напоминали двух разъярённых кошек в такие моменты. А когда наступала пора главе семьи вернуться, они быстро зализывали раны и делали вид, будто ничего не произошло. Лютьен всегда прятал свои увечья, в отличие от Феанора, которому нужно было демонстрировать свои как можно больше – как напоминание, что в отсутствие отца Лютьен занимался «воспитанием» младшего.

Такие были правила. Они привыкли.

Ещё одним правилом было напоминать Феанору о том, что он лишь отребье, нагуленное матерью на стороне, в нем течет безродная кровь, и он должен быть благодарен за то, что вообще находится в этом доме. У этого правила тоже были свои нюансы: напоминания эти должны были быть достаточно часто, чтобы Феанор не забывал «свое место»; Лютьен не должен был делать долгих перерывов в этих репликах, иначе отец думал, что тот считает себя равным этому оборванцу, и тогда старшему доставалось тяжёлой отцовской рукой. А от отца всегда доставалось... сильно.

Мир и покой наступал в доме лишь когда со своего обучения в военной академии возвращался старший брат. С его появлением всё менялось, и это не было метафорой: старые правила на время переставали действовать. В такие дни Феанора пускали за общий стол, никто не ругал его, не бил, даже не напоминал о том, что он лишний в их доме. Раны, если таковые были, от самого старшего нужно было прятать – это было обязательным и для Лютьена тоже. Феанор не знал, да и опасался спрашивать, почему от Ландера скрывали то, как отец воспитывает младшеньких, но это по крайней мере давало ему время на передышку.

Ландер был другим. Он их... любил. Любил каждого в этом доме: и отца, и братьев, не делая совершенно никакой разницы между родным и тем, что был рождён от другого отца. Он искренне верил в то, что в их доме все замечательно и радушно – потому что дом становился таким, когда он приезжал.

Ландер был сильным, добрым и честным – он казался солнцем на фоне грязно-серых туч, коими были другие члены его семьи. Возможно, с их стороны было даже благородно оставлять его в неведении.