Беллатриса стояла возле темного, до блеска начищенного стола и смотрела на свое оружие. Ножи. Сюрикены. Зачарованные иголки. Прутья.
Палочка все еще теплилась у ее пояса. Иногда Белле казалось, что она никогда не остывала. Ей мерещилось, что если вдруг древко остынет из-за того, что не будет подпитываться новыми магическими порывами, Беллатриса умрет. Поэтому даже во сне. Она просыпалась, чтобы взорвать что-то. Сорвать с мясом слой кожи. Своей. Чужой.
Что? Это походило на паранойю. Да. Так говорила Цисси. Она всегда чтото говорила. Что-то подобное. Что-то в стиле: «Белла, ты меня пугаешь». Ироничное и фыркающее, но где-то Беллатриса знала, что это по-настоящему. Потому что она пугала всех.
Белла увидела, как из палочки сестры вырвалось оранжевое марево. Нарцисса перевела на него взгляд и сцепила зубы. Женщина обернулась на дверь. Это верный признак того, что пора. И Белла не ошиблась. По дрожащим рукам Нарциссы было видно.
Она расстегнула звонкий замок у модной, до жути неудобной сумочки, Беллатриса могла поспорить, и вытащила оттуда знакомый пузырек. Нарцисса не любила быть слабой и по сути никогда не была. Иногда Белле казалось, что Нарцисса самая сильная. И это так контрастировало с картиной, которую она наблюдала, поэтому по ней проносились мурашки.
Нет. На самом деле, ей пора надеть перчатки. Апрель был холодным в этом году.
– Оно на вкус как гниль, – пожаловалась Нарцисса, сглотнув и спрятав флакон обратно, и потянулась за чашкой, чтобы запить.
– Это помогает? – спросила Белла, стараясь спрятать нервозность в голосе.
Она руками, без перчаток натирала лезвия ядом. Потому что так эффективнее. Так она точно чувствовала, что смертельная субстанция попала на каждый миллиметр ножа. Если он воткнется в горло жертве, это точно будет последнее, что она почувствует.
– К сожалению, – ответила Нарцисса.
Она тут же поймала острый, как оружие в ее руках, взгляд сестры. Аристократка фыркнула, точно зная, что подразумевала Белла, когда смотрела на нее вот так.
– Каждый раз, глотая эту дрянь, я чувствую, как делаю что-то непоправимое.
Нарцисса нервно поправила белоснежный локон и положила руки в белых прозрачных перчатках на юбку.
– Ты спасаешь себе жизнь, – отрезала Лестрейндж.
– Я отбираю жизнь у него, – раздраженно посмотрела на нее сестра, сверкнув голубыми глазам.
Нарцисса встала, сложив руки на груди и собрав белую блузку с брошью под горлом, подошла к окну в особняке Лестрейнджей.
– Но я ничего не могу сделать, – хмыкнула она, покачав головой от бессилия. – Просто... Если я уйду, он не останется.
– Ты не посмеешь меня бросить.
Белла сверлила профиль сестры глазами, и, если бы посторонний наблюдал за их диалогом, точно озаботился бы возможностью появления раны на лице миссис Малфой.
– Как будто у меня есть выбор.
Нарцисса перевела взгляд на сегодняшний «Пророк». Уже который месяц обложка неизменна. Лицо мальчишки Поттера. Кажется, это колдо с турнира. Он, весь в крови, озлобленно огрызался на репортера. Это фото выбрано не просто так, но Белла каждый раз кривилась, смотря на цель, которую невозможно достать. Говорят, собаку можно свести с ума, подвесив кусок мяса под потолок.
– Это так странно, да? – сказала Нарцисса, посмотрев чуть выше фотографии. – Прошло столько лет, а каждый раз в этот день мы всегда помним. Как будто... это действительно не стереть.
Белла с силой сжала сюрикен. Стало ясно, что Нарциссу вовсе не набившее оскомину фото Поттера волновало. А дата.
– Понятия не имею, о чем ты, – отрезала Беллатриса.
– Вранье, – сестра бросила газету, посмотрев на нее. – Каждый раз ты в этот день становишься невыносимой сукой.
– Я и есть невыносимая сука, – Белла достала новый флакончик яда и хлопнула дверцей.
– Мне всегда было интересно, что происходило бы, если бы она была с нами? – спросила Нарцисса, прислонившись к столу.
Получилось легко заметить, что тремор ее рук исчез, как только зелье распространилось по организму.
– Наша семья не была бы опозорена, – шкафчики закрывались все резче с каждым словом Лестрейндж.
Белла с громким стуком поставила флакончики на стол, отдавая себе отчет в том, что если прольет яд, он разъест древесину. Стол. Семнадцатый век. Целое состояние за кусок дерева на четырех ножках.
– Иногда я думаю: как она? Отмечает ли этот день так, как в детстве? Когда мы...
– Хватит, Цисси, – довольно грубо оборвала сестру Белла. – Ее имя – запретная тема в нашей семье. Ее нет в нашей семье.
– Я помню, – спокойно ответила Нарцисса, все еще не отнимая рук от груди. Будто ей было холодно. – Но я скучаю по ней, – голос женщины дрогнул. Белла закрыла глаза. Она не хотела этого слышать.
– Скучаю по тому, как она нас отчитывала, – хмыкнула Нарцисса, – будто это она всегда была самой старшей сестрой.
– Значит, она должна была оставаться таковой! – крикнула Беллатриса. – Она должна была остаться с нами! Но она бросила нас, Нарцисса! Бросила, ради чертова маггла! – Белла чувствовала, что ее рука дрожала. – Так что хватит говорить об Андромеде, как о гордо усопшей! Она бросила нас. Она сделала это сознательно.
– Белла! – воскликнула Нарцисса, подбежав к сестре. – Святой Салазар!
Женщина быстро начала водить палочкой по руке сестры. Кровавое месиво постепенно превращалось в новые слои кожи.
– Акцио!
Было просто поразительно, насколько неторопливая Нарцисса, которая, казалось, всегда больше думала над тем, как идти, чтобы носками чертить линию, становилась максимально сосредоточенной, когда того требовала ситуация.
– Пей! – прикрикнула она, и Беллатриса увидела страх в голубых глазах.
– Действие яда пять секунд. Остальные разъедают лезвия быстрее, – сказала Лестрейндж. – Если бы что-то было не так, я бы уже умерла.
– Пей, черт тебя дери! – толкнула ее Нарцисса.
Белла закатила глаза, но сделала глоток противоядия. Знала, что это исключительно для спокойного сна сестры.
Она могла пересчитать на пальцах одной руки, когда слышала от Нарциссы что-то наподобие брани. И это всегда было связано с ними. На той вечеринке, сев на метлу, она тоже ругалась, как сапожник. Это все еще было самое счастливое воспоминание, заставляющее хохотать. Если бы Беллатриса могла вызвать патронус, она явно вспомнила бы это. Нарцисса, бранящая метлу и все на чем свет стоит, и Андромеда, злая на весь мир, потому что они вновь ее не послушали. Вновь поступили неразумно.
Ее передернуло. Женщина подняла взгляд и встретилась со своим отражением в зеркале. Она так была похожа на нее, что становилось жутко. Только волосы у Андромеды каштановые, а глаза ближе к авантюрину, чем к обсидиану. Все смеялись в ее детстве, что они вдвоем словно градиент, а на Нарциссу совсем не хватило красок, поэтому она голубоглазая блондинка. Но те же черты лица, тот же разрез глаз. Им достаточно было наложить несложные гламурные чары и изменить цвет волос, чтобы на седьмом курсе пойти на Хэллоуин в образах друг друга.
– Она помнит о нас, – внезапно произнесла Нарцисса, все еще сжимая руку сестры. – Я точно знаю.
Что-то в ее голосе заставило Беллу подозрительно повернуться и вырвать ладонь у сестры из рук.
– Ты... говорила с ней?
Ее голос был такой тихий, что даже на секунду в глазах Малфой проскользнул испуг, но затем быстро потерялся, видимо, утонув в этом море.
Беллатриса не верила даже в то, что спрашивала. Не верила, что это возможно.
– Нет, – быстро выпалила Нарцисса.
Белла знала, что она ненавидела врать. И врала постоянно. На протяжении нескольких лет.
– Но... Она приходит каждый раз в нашу бухту. В ту, которую...
– Салазар, я знаю, о чем ты говоришь, – нетерпеливо фыркнула Белла. Она еще в первый год поняла, что не только с ней у Нарциссы есть тайные места.
– Каждый раз перед твоим днем рождения, – подняла глаза Малфой. – Я проверяла с помощью чар. Мы всегда там придумывали тебе сюрпризы в детстве. Она приходит. Но мы никогда с ней не виделись. Ни разу. За все эти годы.
У Беллатрисы ушло ровно три секунды на осознание этой информации. Вранье, которое никогда не заканчивалось. Сестра, которая всегда была наиболее склонна к интригам. И всегда выглядела как ангел, поэтому вечно доставалось Беллатрисе и Андромеде. Нарцисса была рождена, чтобы выходить сухой из воды.
– Ты... – Белла сжала губы. – Если кто-то узнает об этом, Цисса... Если Темный Лорд заподозрит тебя...
– Никто не узнает, потому что никто не знает, – оборвала ее Нарцисса.
Это было что-то неприкосновенное. Сестра всегда так делала – никогда не сомневалась в том, что ее секреты останутся секретами.
Она проворачивала нож в груди Беллы каждый раз. Бросала ее в пламя. Заставляла выбирать. Потому что семья была на первом месте. Всегда. Несмотря ни на что.
И Андромеда первой вырвала это правило с мясом, заставив их латать дыры внутри. Она первая предала их.
Белла дернула левой рукой, почувствовав жжение в предплечье. Косая Аллея.
Взмахом палочки она заставила все готовое оружие оказаться в потайных карманах. Рассредоточенное и готовое к бою. Готовое к войне.
Нарцисса выдохнула и сделала шаг назад. Женщина знала, что сегодня планировалось. Они подготовили засаду, и она сработала, как часы. Взяли в плен всех работников аллеи, выманивая Орден, и эти львы были так глупы в своем благородстве.
Белла подняла палочку, чтобы аппарировать, и в последний момент повернулась к сестре.
– Ты больше никогда не пойдешь туда, – сказала она твердо. – Иначе я доложу на тебя, Нарцисса. Я не шучу.
Лестрейндж аппарировала прямо за небольшой магазинчик со сладостями, чувствуя собственную ярость. Чувствуя горечь, которая скопилась на небе, и ее хотелось содрать с языка. Два пальца в рот. Как в тот вечер. В ту ночь. Чтобы больше не было тошнотворного чувства внутри. Если бы получилось вытошнить воспоминания.
Магия искрила вокруг нее так, как будто сама она была фейерверком. Белла видела людей, которых поражали ее лучи. Со стороны казалось, будто она постоянно в световой клетке. Ее волшебство было разъяренной массой, которая полыхала, не оставляя шансов. Никто на нее не нападал. Никто не смел.
Она видела что-то подобное справа от себя. Похожую магию, которая была уничижительна по своей природе. Испепеляла. Была властной и жестокой. То, что Беллатрисе нужно. Ей не требовалось поворачиваться, чтобы узнать свои собственные движения в чужом теле, Драко слишком отличался от остальных.
– Авада Кедавра!
Это всегда приносило удовольствие – говорить убивающее заклинание вслух. Слова будто щекотали кончик языка, позволяя действительно вкусить этот миг – момент, когда потухал свет. И больше нет боли. Никаких ран, которые никогда не заживут. Больше нет ничего. Белла в каком-то роде делала им услугу.
Она спасала каждого из них.
– Трансмогрифи! – крикнул кто-то сзади.
Беллатриса почувствовала, как по рукаву прошлось колющее волшебство, разорвавшее ей платье. Белла повернулась, кажется, одним взглядом убивая нападающего, но на самом деле ее палочка разрывалась жестокой магией, заставляя связки жертв рваться. Она никогда не получала должного удовольствия от таких битв. Слишком. Слишком просто. Слишком быстро. Никакого наблюдения за тем, как жизнь медленно вытекала из глаз человека, растворяясь багровыми подтеками на полу. Такими же, какими растекалась она сама. Таким же желанием выпотрошить им грудную клетку, как выпотрошили ей. Каждый чертов раз делали это с ней.
Она переместилась, увидев количество трупов под ногами. Это была плевая атака. Орден повелся, как дети. Пожирателям даже не приходилось скрывать то, что это ловушка, они все равно шли. Шли, чтобы спасти людей.
Белла засмеялась, воспламеняя магазин зачарованных деревянных игрушек. Она совершенно точно сожгла там нескольких людей. Да, в нем были и Пожиратели, конечно, но они – бездарности, если позволили себе на открытой территории оказаться в помещении, в невыигрышной позиции. Они стоили смерти.
Беллатриса оглянулась, смотря на все еще доносящиеся вспышки. Драко дрался с четырьмя людьми, и ей казалось, что он делал это ради забавы. Его движения были как ее – плавные, кошачьи, жестокие в своей ласковости. Он будто подпускал врагов ближе, чтобы задушить своей беспечностью. Племянник хорошо выучил ее уроки, набравшись еще большего бахвальства. И это злило их. И заставляло опасаться. Поэтому двое из них только что упали к его ногам с разорванными глотками.
Белла сморщила нос. Грязная работа.
Женщина ударила заклинанием, отмахиваясь от нападения через плечо, и сместилась в проход. Она услышала крик, в котором читались знакомые ноты.
Руквуд кричал под действием заклинания, и Беллатриса подняла палочку. Чтобы обезвредить того, кто нападал на ее соратника по оружию. Спасать своих не было убеждением Лестрейндж, но Руквуд считался достаточно ценным. Впрочем, поднимала она палочку не слишком торопливо. Кретины должны платить за нерасторопность.
Но внезапно капюшон обычной маггловской куртки спал, зацепившись за ярко-розовый пучок. Они ни разу не встречались вживую. Но ее профиль был легко узнаваем. Так много от грязнокрового папаши. Но. Главные черты лица все еще прочитать было легко – утонченный нос, правильный подбородок и пропорциональные скулы. Что-то похожее Лестрейндж видела в зеркале, за исключением этих отвратительных волос, которые даже будучи собранными бросались в глаза.
Женщина подняла палочку. Это было просто. Знакомое движение, три легких поворота кисти.
Нимфадора дралась как профессионал. Руквуд отразил несколько ее проклятий и вскочил на ноги. В ее технике четко читался вышкол, это здорово умаляло эффект внезапности, но это было достойно. Это было броско. Ярко. Как Блэк.
Беллатриса видела, как ее племянница обезоружила Руквуда в последний
раз. Он хрипел, стараясь прикрыть окровавленную щеку, девушка же ступила ближе. Пришло время.
Беллатриса направила кончик палочки в голову Нимфадоре. Здесь уже почти никого не было. Лишь трупы, ошметки кожи, разбросанные вдоль брусчатки, и запах гари. Полуразрушенная аллея. Девчонку можно было даже пытать. Взять свое время. Даже отомстить.
Дети не должны платить за ошибки родителей? Бред. Некоторые дети никогда не должны были родиться. Как эта. В чертовой маггловской куртке.
Беллатриса смотрела на шею Тонкс – девочки, которая носила фамилию ее предательства, одной из незаштопанных ран внутри – буквально чувствовала пульс, скорый, гонимый адреналином. Если Белла чиркнет ей по горлу, то будет еще пара минут, чтобы посмотреть Нимфадоре в глаза. Такие же ореховые, как у матери. Оставить сестре послание, вычерченное тонкой линией на шее дочки.
Предательница. Тонким почерком.
Нимфадора повернулась, прижимая руку к боку. Руку, которая тут же окрасилась в красный. Когда зал пустел, актеры сдирали маски. На войне маска должна была въесться в щеки, распространяться по ключицам и сжирать тебя всю. Девчонка же была...
Белла склонила голову, смотря на расстегнутую куртку. На впадину шеи, которую сейчас терла Нимфадора. Цепляя руками кулон.
– Ты моя дочь, а значит, ты будешь делать то, что я сказал! – крик был оглушительным, как и треск магии под руками отца.
Белла стояла за дверью, считая спазмы сердца.
– Мне семнадцать. Я сама могу принимать решения касательно своей жизни, – речь Андромеды была дерзкой, но голос слишком дрожал.
– Правда? – громко спросила мать.
Беллатриса не сдержалась и применила стихийную магию. Поместье слушалось, и только поэтому тонкая струйка света, пролившаяся на темный коридор и позволившая ей увидеть хоть что-то, осталась незамеченной.
– Тогда все остальное ты тоже будешь делать сама. Без семьи.
Было видно, как дернулись сухожилия на шее матери. Она произносила эти слова, как победительница. Потому что мама была уверена – это аргумент, который выбьет землю из-под ног дочери.
Беллатриса наблюдала за тем, как Нимфадора искала порт-ключ в карманах, стараясь держаться за стену и следить за периметром. Кровь вытекала из ее тела слишком стремительно, и это ясно давало понять, что она не в порядке. Капли дождя постепенно собирались вместе, наполняя воздух озоном.
– Это не символ семьи! – закричала Андромеда, в истерике бросая заклинание, чтобы оставить на шее цепочку. – Это о нас троих! Это принадлежит мне!
В тот день тоже шел дождь.
Беллатриса закрыла глаза, выгоняя воспоминание из-под век. Тонкс наклонилась, кажется, наконец нащупав шелковый платок, в который был завернут порт-ключ Ордена. Судя по цвету ее губ, у нее осталась пара минут.
Беллатриса подняла палочку выше, крепко сжав ее в руке.
И в голове пронеслось: «Черт».
