Грейнджер ухватилась за его локоть, и стало очевидно, что перемещения в пространстве не были ее сильной стороной. Тинки говорила, что распорядилась о том, чтобы грязнокровке дали одну из гостевых комнат, и Драко обвел глазами помещение – оно совершенно не отличалось от других комнат Мэнора. Когда он впервые пришел в тот отсек, в который ее поместила Астория, Малфой изначально даже не поверил, что все еще находился в особняке.
– Что это было? Почему мы так быстро ушли? – Грейнджер отшатнулась от него, словно если еще хотя бы секунду контакт не прервался, ее тело расплавилось бы.
У них на коже до сих пор остались следы от канатов, которые символизировали нерушимость клятв. Которые скрепляли их воедино, сшивая вместе, и ему хотелось сбросить это ощущение с плеч, потому что оно казалось чужеродным. Драко всю жизнь никому не принадлежал и никогда не был никем ведомым, и вот эта девочка стояла напротив, бесила его, задавала вопросы, приподнимала нос и сверкала глазами так, будто это была его вина. Будто он вообще хоть что-либо из этого хотел. Иди-ка ты, нахуй. Грейнджер.
– Собралась поймать в свое тело душу покойника? – раздраженно спросил Драко.
– Вряд ли есть большая разница в моральной составляющей моего тела, – Грейнджер прищурилась.
Черт, фантазия о ее шее, припечатанной к могильной плите, вновь стала ярко прокручиваться перед глазами. Она была такой сукой. Как он вообще мог представить, что она будет плакать? Кажется, Грейнджер истратила весь лимит своей слабости, облачилась в броню и наточила зубки, норовя отгрызть от него плоть чувством вины. Малфой буквально видел, как кровь стекала по уголкам ее бордовых губ. Как же ему не нравилась эта помада.
– Не хотелось бы тратить лишнее время на очищение, – хмыкнул Драко, бросая это ей прямо в лицо и надеясь, что пара гласных дадут ей звенящую пощечину. Если он сам на это не был способен.
Драко представлял ее посреди подобной комнаты в компании Долохова. Как бы она разговаривала с ним? С человеком, который, наверное, в первые две секунды связал бы ее, и это не имело бы ничего общего с играми, пробуждающими в теле дрожь. Долохов связал бы девчонку, чтобы она не рыпалась, не доставляла ему проблем. А потом бил каждый раз, когда его не устраивал взгляд, брошенный в его сторону. Драко слишком часто видел эти картины, поэтому знал точно.
И Грейнджер смела стоять напротив, думать, что на что-то способна. Что могла разговаривать с ним вот так. Обвинять его, глядя исподлобья. Считать себя непомерно выше.
– Какого черта?
Грейнджер втянула в себя воздух от шока, и он проследил за ее взглядом. Она пялилась на его руку, которая после аппарации уже не пульсировала. Тьма быстро затягивала свои же повреждения, как будто признавала в нем своего. В Малфое было слишком много зла, чтобы оно не смешивалось воедино.
– Что ты такое?
Этот тон ласкал его слух. Потому что сука звучала действительно испуганно.
Она попятилась назад, и что-то в нем темным котом удовлетворенно выгнуло спину. Бойся, потому что тебе стоит бояться.
– Никто из тех, кого ты встречала раньше или с кем смогла бы справиться, – ответил Драко.
Он видел, как в янтарных глазах Грейнджер, которые стали светлее в таком освещении, метались эмоции шока, ужаса и горячей гордости. И ему не терпелось ее раздавить.
– Я уже знала, что ты монстр, Малфой, меня этим не удивить.
Конечно же, гордость победила. Она всегда побеждала с того самого момента, как Грейнджер объединилась со своими дружками после рыданий в туалете на первом курсе. Это, видимо, был последний жест ее унижений, но ничего. Малфой обещал непременно это исправить.
– Я – монстр?
Драко сделал шаг вперед. Он уговаривал себя, что просто играл с едой. Как учила Белла. Получать удовольствие от пыток, когда они просили, умоляли, ползали в ногах, лишь бы ты прекратил. Так чувствовалась власть. Пьяняще. А теперь ему не нужно было даже вытаскивать палочку, чтобы опьянеть.
– Тогда ты должна говорить тише и вести себя соответственно. Ведь ты знаешь, чему учат сказки?
Драко чувствовал злость на каком-то другом уровне. Как же его раздражало, что Грейнджер буквально упивалась мыслью о том, что ему это нужно. Что он стал бы о нее мараться. Мерзость.
– Монстры опасны, Грейнджер.
Она так сильно хотела сделать его тем, кто был ответственен за все плохое, что Драко не возражал. Пусть это будет его свадебным подарком. Он станет худшей версией себя, пусть она утонет в чувстве беспомощности.
– Я... – Грейнджер запнулась, но слишком быстро взяла себя в руки, чтобы его удовлетворение не продлилось дольше. – Я не боюсь тебя.
Лгунья. К тому же хреновая.
Драко поднял руку, и Грейнджер, на удивление, не поморщилась. У него не было в планах ее бить, но, учитывая все сказанное, он не удивился бы, если бы она этого ждала. Однако Драко не бил ее даже тогда, когда их положения были куда... он мысленно сжал губы. Слово «равными» сюда не подходило. Они никогда не были равными.
Им было по тринадцать, когда она дала ему пощечину. Малфой выслушивал тогда тирады Крэбба о том, что ему стоило проучить эту грязную суку, не оставив на ее лице живого места. Но это не его методы. Возможно, ей просто повезло, что тогда он не умел никого пытать, однако Драко не стал бы бить ее.
Грейнджер отодвинулась подальше, стараясь увеличить дистанцию между собой и его ладонью. Он хмыкнул. Учись. Держать. Лицо.
– Мне тебя просто жаль, – внезапно произнесла Грейнджер.
Она огорошила его этим. Потому что он ожидал чего угодно. Обвинения. Крика. Даже просьбы отойти. Но не жалости.
– Ты не больше, чем какой-то... – она скривила губы, на которых, он мог поспорить, еще осталась часть его крови, – агрегат для выполнения целей Волдеморта, который получает удовольствие от исполнения...
– Получает удовольствие?
Она буквально выдернула чеку в нем. Откуда Грейнджер знала, где находились все его болевые точки, потому что так уверенно била туда?
– Да мне противно к тебе прикасаться, – его слово звучали отрывисто и холодно. Как бусины, которые он пытался вколотить в висок Грейнджер. – У меня быстрее бы встал на домового эльфа, чем на грязнокровку.
Грейнджер покачала головой, и он увидел какое-то понимание в ее глазах, но она скрыла это достаточно быстро. Ему внезапно захотелось потрясти девчонку за плечи, чтобы сбросить все напускное.
Кажется, она получала удовольствие. Когда вот так мучила его. Бросала эти фразы, которые становились ростками под кожей и прорывали капилляры, заставляя его кашлять. Если бы он не знал, то подумал, что грязнокровка владела легилименцией. Но той, которая гораздо глубже. Читала не мысли, закупоренные в голове (кому до них есть дело), а забиралась куда-то в ядро. Куда-то ниже. Кудато, где клапаны качали кровь, которая с каждым днем становилась все темнее, загустевала, превращаясь в смолу.
– Ты точно такой же, как он.
Грейнджер сделала шаг вперед, разрушая все его планы. Подбородок. Блеск в карих радужках. Чувство превосходства. Даже так. Даже стоя в ебаных невидимых кандалах.
– Ты ничем не лучше Волдеморта.
Ему захотелось ее ударить. Впервые в жизни. Создать хоть какое-то равновесие. И она тоже хотела этого, он видел. Грейнджер будто выстроила у себя в голове четкий план ожиданий, и ей буквально нужно было, чтобы Драко ударил ее. Чтобы она поставила галочку.
Поэтому он медленно склонил голову и усмехнулся. Подавись, грязнокровка.
– Восприму это как комплимент, Грейнджер. Ложись, – скомандовал он. – Надеюсь, тебя научили благоразумию, и мне не придется утруждать себя и заставлять тебя.
– А если нет – используешь старое доброе Круцио?
Грейнджер нужно было отдать должное – она готова была землю рыть ради этой галочки. И ему нравилось это чувство. То, что она не получала желаемого. Малфой слишком быстро ее раскусил.
– Ты действительно думаешь, что мне понадобится магия, чтобы уложить тебя на койку?
Пара секунд зрительного контакта. Он мог поспорить, она старалась найти еще что-то. Что-то, что бы вздернуло в нем верхний слой, и Грейнджер смогла бы отметить в своей воображаемой тетрадке то, насколько права насчет него. Ему было похуй. Она выпила из него достаточно крови за эту ночь. Теперь пришла его очередь.
– На живот, – велел Драко, когда она все же двинулась в сторону кровати.
Может, ему показалось, но ее плечи вмиг опустились. Она медленно легла на мягкие простыни, и ком тут же встал у него в горле. Просто пережить эту ночь, помнишь? Малфой даже не смотрел на нее, пока она ложилась. Грейнджер была отвратительной. Все в ней... отталкивало. И...
Он повел плечами и засунул руку в карман. Зелье, приготовленное Забини. Что бы он делал, если бы она стала брыкаться? Мать твою, Драко никогда с таким не сталкивался. Он никогда не сталкивался даже с малейшими возражениями касательно близости. Даже шлюхи в Отеле были весьма инициативными.
Он проглотил зелье, почувствовав, как теплая жидкость потекла по горлу. Это должно помочь.
