Читайте и пишите!! Мне интерестно узнать ваши отзывы по главам!!!
- Эй, слышь, Антошка! Ты куда на профориентацию записался?
Я помню, что Житкевич только плечом повел: этой проблемы для него вообще не существовало. Когда в десятом классе, согласно существующему в те годы положению, нас на так называемом УПК, то есть на занятиях в учебно-производственном комбинате, начали делить на профориентационные группы - слесарей, машинисток, чертежников, электронщиков, продавцов бытовых товаров и так далее, Антон и думать не стал, куда ему определиться. Разумеется, на электронику!.. И однажды по осени, в погожий день позднего сентября, мы отправились на ВДНХ, чтобы провести очередной производственный урок в павильоне «Медицина».
Модная и необычная аббревиатура ЭВМ была в ту пору у всех на слуху. И в нашей маленькой группе тема «Применение ЭВМ в медицинских исследованиях» никому не была до такой степени близка и интересна, как Антону Житкевичу. Хотя он и прекрасно знал уже, что все рассказываемое ему отцом и есть передовое слово науки, - передовее, как говорится, уже некуда! - все же то были обычные домашние разговоры. А здесь, в павильоне, он мог воочию убедиться в компетентности и научной правоте отца, услышать подтверждение его рассказам из чужих, незаинтересованных уст.
Итак, после уроков, когда опадающая листва возбуждающе шуршит под ногами, а прогретый днем воздух уже начинает остывать, дразня напоминанием об ушедшем лете, группа юных любителей электроники из десятого «Б» стояла у входа в сине-белый павильон. Сопровождающая учительница строго предупредила, чтобы во время беседы десятиклассники не вздумали шуметь, галдеть и вообще вели себя прилично.
За тяжелыми дверями павильона гости быстро нашли указанный сектор, где их группу встретил симпатичный, хотя и странновато выглядевший человек. Бородач крепкого сложения и невысокого роста, в толстых очках, закрывавших пол-лица, неожиданно заговорил с ребятами простым и понятным им языком. У него был хорошо поставленный голос человека, привыкшего много и дотошно объяснять людям непривычные для них вещи, и этот уверенный наставнический тон не слишком-то вязался с буйной, любовно ухоженной шевелюрой, сказочно белой бородой и лукаво поблескивающими за стеклами очков глазами. Он бодро двигался вдоль стендов, и во всем его облике сквозили порывистость, энергичность, плохо сочетавшиеся с ослепительной сединой и лбом, изрезанным глубокими морщинами.
Борода в годы нашей молодости считалась признаком богемности и отчасти даже легкого диссидентства. Бородатыми были геологи или писатели, люди свободных, романтических профессий и нестандартного образа мыслей. Бороду нужно было еще посметь себе позволить, и вольность эта была свойственна людям исключительным - знаменитостям, бунтарям или позерам, не желавшим быть как все простые советские трудящиеся.
Сначала ребята втихомолку шутили между собой, что лектору с такой внешностью лучше Дедом Морозом без грима работать. Потом притихли, завороженные сначала интонацией, а потом и смыслом его речей. Говорил же он им о том, что скоро все в медицинской науке будет подчинено электронике. Тяжелый труд врача заменят умные машины, а няни и сиделки смогут больше не бодрствовать у постели тяжелобольного ночами напролет, а заняться в это время чем-то более полезным для своего профессионального развития, потому что все биологические процессы в организме больного будут контролировать компьютеры. И даже более того - машины станут не только выполнять функции контроля и наблюдения, но заменят отдельные органы - суставы, например, или ногу, руку... Так что ампутированные органы в скором времени смогут быть восполнены приборами, управляемыми ЭВМ.
Части человеческого тела, замененные машинами?! Некоторые ребята про такое и не слышали; им это казалось далекой и даже не научной фантастикой... Один лишь Антон смотрел на лектора с пониманием, временами кивая ему и тихо радуясь знакомым терминам и профессиональным оборотам речи. Слова бородача чудесным образом совпадали с самыми смелыми планами его отца; сердце Антона наполнялось радостью и предощущением чего-то большого и хорошего, и он верил этому странноватому лектору, как не верил, казалось, никому в жизни. А странность его заключалась в том, что обычно люди его уровня не работают со школьниками, их удел - высокая наука, международные конференции, награды и премии... В горячности же профессора, в его желании донести до незнакомых подростков непривычно сложные, далекие от школьной программы понятия - донести во что бы то ни стало! - было даже что-то донкихотское.
Говорил он в тот день долго и увлеченно, очень подробно останавливаясь на устройстве того или иного органа и его электронного протеза-аналога. А заканчивая, сделал упор на том, что ему лично и стране в целом очень нужны молодые ученые, способные оценить и освоить потенциал новых методик, о которых он им только что рассказал.
- Ведь наше поколение стареет, - с неожиданной горечью, неуместной для случайной, разовой лекции, прибавил профессор. - А между тем электронного робота, который мог бы в определенных условиях и при особой нужде заменить человека, «записать» в свою память возможности индивидуального мозга, никто пока не разработал. Я вот хоть и не совсем еще старый, - он погладил свою окладистую бороду, хитро блеснув глазами, - но больше тридцати - пятидесяти лет вряд ли проработаю... А кто же потом-то меня сменит?
Все дружно рассмеялись. Приятно, когда такие серьезные взрослые люди шутят с ребятами на равных. Считая уже, что встреча подошла к концу, школьники привычно зашептались, кто-то сладко и незаметно потянулся, кто-то хихикнул над шуткой соседа. Но выяснилось, что лекцией на этот раз занятие не закончится. Профессор предложил посмотреть в деле совершенно нового робота. Он был создан как прибор, который может составить, собрать скелет человека, и четкого медицинского применения у него еще не было. Непонятно, зачем и при каких конкретных обстоятельствах он понадобится, но профессор был совершенно уверен: рано или поздно человечество обязательно востребует такого помощника.
- В организме человека несметное множество костей, - увлеченно рассказывал он, не замечая, что с прежним вдохновенным вниманием его продолжает слушать лишь один человек из уставшей группы - Антон. - Людям все труднее и труднее запоминать их названия и назначение; тибетские ламы тратят по двадцать лет на обучение одного костоправа. А робот может держать все это в своей памяти без всяких усилий. Кроме того, робот может добраться туда, куда врач не попадет, например на Луну. Верно ведь? - Профессор посмотрел на ребят из-под очков и продолжал: - Ну а если и Луна вас не вдохновляет, придумайте сами, в каких ситуациях могут потребоваться подобные машины. Уверяю вас, мы даже представить себе сейчас не можем, где будет необходимо такое изобретение!
Он легко подскочил к какому-то агрегату, включил его легким нажатием кнопки - и машина вздрогнула, повернулась, заскрипела и крюком, похожим на птичью лапу, начала вынимать из лежавшей перед ней груды косточек нужные детали, соединяя их в целое и нанизывая уже готовые позвонки один на другой... Агрегат приступил к работе с шейных позвонков, маленьких и остроконечных; потом, по мере удлинения макета позвоночника, косточки становились крупнее, легко ложились одна в другую. Машина довела сборку почти до поясницы, и перед зачарованными зрителями появилось уже нечто напоминавшее человеческий позвоночник, как вдруг что-то щелкнуло, металлическая лапа дрогнула, метнулась вбок, и целое распалось. Косточки со стуком покатились по полу.
Непонятно, что уж там случилось с умным роботом, но только налицо был какой-то сбой: то ли под неправильным нажимом, то ли из-за падения напряжения в электросети ВДНХ железная лапа, изображавшая руку, подвернулась, искусственный позвоночник упал и рассыпался на мелкие части. Машина остановилась. И не слишком чистый линолеум возле демонстрационного стола оказался усыпанным осколками пусть муляжных, но все же человеческих позвонков.
Группа замерла. Девчонки тихонько заверещали, парни смотрели с недоумением. Но профессор как ни в чем не бывало встал на колени и, низко опустив голову, принялся собирать мелкие детали. Было ясно, что с его зрением это сделать не совсем легко...
Не успев задуматься о своих действиях, Антон бросился ему на помощь: опустился рядом с профессором на колени и, понимая, что никакая машина не рассортирует потом эту груду, начал ловко и быстро складывать из «косточек» отдельные позвонки, нанизывая их на воображаемый позвоночный столб. Заметив его действия, лектор поднялся с колен, тихо положил уже собранные детали на край стола и с изумлением принялся наблюдать за Антоном. На его лице появилась широкая улыбка.
А Антон все подбирал и складывал упавшие частички, делая это чисто автоматически, не задумываясь, какая деталь и какой конфигурации должна занять данное место в муляже. Он точно и четко знал, что идет за чем, как сочетаются друг с другом выпуклости и вогнутости, как они примыкают друг к другу. Вся его предыдущая жизнь, беседы с отцом, читаные-перечитаные мамины переводы и статьи словно готовили его к этому шагу... Антон не замечал реакции окружающих, он просто работал: быстро, чисто и спокойно.
Он много раз по памяти рисовал у себя в тетради человеческий позвоночник и так хорошо знал все закономерности расположения костей в нем, что теперь без всякого напряжения, практически за несколько минут сложил муляж до конца. И только потом, получив способность вновь воспринимать окружающую реальность, вдруг заметил и одобрительно подначивающих его одноклассников, и добрую улыбку лектора, и неподдельное изумление в глазах учительницы.
- М-да... - протянул профессор, с недоумением почесывая в затылке. - Я смотрю, ты разбираешься... Пожалуй, не каждый из моих студентов-старшекурсников в мединституте сможет так быстро и без запинки собрать эту штуку. Да что там студенты! Обладай хотя бы взрослые врачи твоей прытью, не пришлось бы и машину специальную придумывать... Молодец!
- Это не я молодец, - чуть смущаясь, но тем не менее очень польщенный, ответил Антон Житкевич. - Это родители мои постарались, научили меня тому, что сами знают.
- Вот и хорошо, - уже серьезно, без улыбки заметил профессор. - Поучили они, теперь могу поучить и я. Буду рад тебя видеть здесь; приходи запросто и почаще, если тебе интересно.
Антон возликовал. С тех пор как он осознанно решил заниматься в жизни именно этим направлением науки, он очень много времени посвящал чтению специальной медицинской литературы, научных журналов, и все это ему безумно нравилось; он не променял бы такой досуг ни на какие приключения и фантастику, которыми зачитывались его сверстники. Его любимым занятием было рисование в тетрадях контура человека - скелета, костей, отдельных суставов, мышц, мускулов... Его приятели многозначительно покручивали пальцами у виска, когда он пытался поделиться с ними своим увлечением, но для Антона это было настоящим интересом в жизни.
Создатель, изобретая человека, проявил такую гениальность, что парень не уставал восхищаться многообразием вариантов сочленения частей в единое целое. А отец, с видимым удовлетворением наблюдая за его увлечением, давал ему краткие пояснения во время занятий. Самое главное, на что он обращал внимание сына, это неповторимость каждой биологической особи. Не существует двух людей с одинаковыми костями, сохраняются пропорции, но не размеры, которые всегда индивидуальны. Мало-помалу Антон принялся размышлять об умных машинах, которые с помощью электроники смогли бы представить строение всего человеческого тела в его движении и гармонии. И встреча на ВДНХ, словно подстроенная самой судьбой, еще крепче привязала Житкевича-младшего к делу жизни его отца.
Именно знакомство с бородатым, влюбленным в науку профессором Иваном Петровичем Лаптевым окончательно и решило судьбу Антона. Каждую свободную минуту теперь он проводил в обществе нового взрослого друга. Они вместе трудились над усовершенствованием того же самого робота, мечтая о будущем, фантазировали о поистине волшебных возможностях компьютера в медицине, и Лаптев ничуть не уступал мальчишке в безумстве и дерзости идей.
Позже Антон узнал от отца, что профессор Лаптев являлся в самом деле общепризнанным авторитетом в области медицинской техники. Дело в том, что обычно открытый и во всем доверяющий своим родителям, Антон на этот раз почему-то долго скрывал свое новое знакомство. Но по какой причине он устроил такую таинственность, пожалуй, и сам не мог бы объяснить: должно быть, виной всему было подростковое упрямство, желание иметь собственную тайну и свое личное пространство. Надо же ему было хоть чем-то отличаться от отца, имея внутреннюю жизнь, отличную от их общей, семейной, открытой взорам всех знакомых. И пусть он принадлежит к известной в медицине семье, но он ведь и сам по себе чего-то стоит, и тоже звезда, пусть будущая...
Повзрослев, Антон вспоминал потом эту свою игру в тайну как смешное упрямство, однако бесспорным было то, что уже подростком он ощутил в себе эту будущую звездность, почувствовал свое высокое предназначение.
Впрочем, рано или поздно тайна, разумеется, должна была раскрыться. И однажды после неожиданной размолвки, вызванной его долгим и непонятным отсутствием, поскольку такие вещи в семье Житкевичей были большой редкостью, возмущенные родители призвали его к ответу. И Антон назвал наконец имя своего нового знакомого и не ошибся в ожиданиях: для отца это имя оказалось чрезвычайно приятным сюрпризом.
Иван Петрович Лаптев был заместителем директора смежного института, близкого по тематике к отцовскому. И был он также известен в научных кругах не только своими замечательными работами, но и тем, что имел довольно странное для ученого его ранга хобби. Он много времени тратил на занятия с молодежью. Часто встречаясь со школьниками и студентами как раз в том павильоне ВДНХ, где и произошло его знакомство с Антоном, демонстрируя ребятам несложные медицинские машины, он старался зажечь в них искру интереса к науке и найти продолжателей и энтузиастов своего дела. Отец давно знал и уважал Лаптева, однако не скрыл от сына, что, помимо научного авторитета, пожилой профессор известен всем также этой страстью к неуемному популяризаторству, над которой в ученых кругах принято подшучивать.
- Не боишься, что завтра профессор найдет себе на ВДНХ новых учеников, еще умнее и талантливее, чем ты? - хитровато прищурившись, спросил у Антона отец. И когда сын с возмущением затряс головой, отвергая саму возможность такой постановки вопроса, от души расхохотался и добавил: - Не волнуйся, шучу, шучу. Дружи с Иваном Петровичем. Лаптев - правильный мужик, настоящий ученый и очень хороший человек.
Так новое знакомство Антона было не только одобрено, но и вызвало немалое уважение родителей. Большая жизненная игра, которую знающие люди называют карьерой, началась.