В Москве установилась ранняя и бурная весна. В конце апреля было уже так тепло, что зацвели разом все деревья и кустарники, которые обычно цветут по очереди, - яблоня, черемуха, сирень, жасмин. Молодежь, как ей и положено весной, теряла голову и млела от радости, а старики, обсуждая это явление, с опаской приговаривали: ох, не к добру, не к добру это!.. И уже на майские праздники, в две первые недели мая, в столицу пришло настоящее лето.
Однако Николай Васильевич Житкевич даже в эти яркие, солнечные дни, данные судьбой всем москвичам как нежданный и незаслуженный подарок, чувствовал себя неважно. После отъезда внука за границу он хандрил и нервничал, ничто не было ему в радость, ничто не приносило ощущений света и праздника. Потеряв сына вслед за женой, а Костика - вслед за Антоном и не находя себе никакого применения в новой жизни, он в конце концов попросил бывшую невестку отправить его в ту же клинику, куда когда-то устраивал его Антон.
Старый ученый на склоне лет остался совсем один, и грусть его была велика. Удары судьбы превратили его в мизантропа. Теперь он жил только прошлым и, чтобы побороть одиночество, начал писать воспоминания. Работа отвлекала его от злой тоски, занимала все его свободное время. Режим в клинике для тех, кто считался уже выздоравливающим, был свободным, и поэтому все часы, не отданные мемуарам, Николай Васильевич гулял по лесу, любовался расцветающей весной, наблюдал за птицами. А душевная боль все не утихала.
С потерей сына ему было смириться еще труднее, чем некогда с потерей жены, хотя именно тогда он впервые почувствовал себя выпавшим из потока жизни. Может быть, все дело было в том, что жена болела с молодых лет, и ее состояние, хоть и пугавшее его, все же успело приучить к мысли, что когда-нибудь он останется один. А вот гибель сына во цвете лет явилась для старого ученого жестоким испытанием. И он пытался описать и осмыслить главнейшие события своей долгой жизни в надежде, что когда-нибудь его записки прочтет внук и узнает, как они жили, во что вкладывали силы и душу, что они были за люди и как любили друг друга... Тем более что сейчас говорят и пишут столько глупостей про советские времена! И Костик, оставшийся без отца, должен по крайней мере знать, кем были его дед с бабкой, каким выдающимся ученым обещал стать его отец.
Увлеченный своим занятием, Николай Васильевич мало с кем общался из прежних знакомых. Изредка его навещали прежние коллеги из Москвы, оставшиеся в живых дальние родственники. Чаще всех приезжала Настенька, внучка профессора Лаптева, - он по-прежнему звал ее таким ласкательным детским именем, хотя она давно превратилась во взрослую, самостоятельную и очень симпатичную девушку. Оно и понятно: ей до сих пор не хватало общества Антона и маленького Костика, с которыми были связаны ее лучшие воспоминания о детстве, ее мысли о любимом деде, ее прекрасное прошлое. И теперь только он, Николай Васильевич, воплощал это прошлое, а его сухонький силуэт таил в себе призраки всех ушедших от нее людей, таких любимых и дорогих, внезапно покинувших ее.
