EDEN | 18+

Глава 37. Любовь.

Джульетта:
Уходишь ты?
Но ведь еще не рассвело.
То звонкий соловей,
не жаворонок был,
Что пением смутил
твой слух пугливый.
Он здесь всю ночь
поет на дереве граната.
Поверь мне, милый,
то был соловей.

Ромео:
То жаворонок был,
предвестник утра.
Не соловей.
Светильник ночи
сгорел дотла.
В горах родился день
И тянется на цыпочках
к вершинам.
Мне надо удалиться,
чтобы жить,
Или остаться и
проститься с жизнью. - У. Шекспир, Ромео и Джульетта (пер. - *цитаты взяты из советской озвучки фильма Франко Дзеффирелли)

_______________________________________


Наклонившись, Люциус дотрагивается до распростертого перед ним тела.

Это... все кажется таким нереальным. Ничего из происходящего не походит на правду. Такое чувство, что я наблюдаю все со стороны, будто смотрю фильм или читаю книгу.

Я даже не чувствую облегчения – лишь небольшое недомогание. Я полностью выдохлась. Так бывает после серьезной драки с сильным соперником.

И в каком-то смысле, я только что пережила подобную.

Люциус оборачивается, протягивая мне руку, а другой подхватывая сына.

– Давай, – тихо произносит он. – Нужно поскорее убираться отсюда.

Молча протягиваю руку, переплетая наши пальцы; он вытаскивает порт-ключ, и в следующее мгновение мы уже просачиваемся сквозь пространство, втроем...

И оказываемся в моей комнате.

Люциус сбрасывает мою руку, крепко держа сына.

– Я верну его в его постель, – произносит он. – Если он очнется где-нибудь в другом месте, это вызовет у него ненужные подозрения. – Он смотрит мне прямо в глаза. – Я быстро вернусь, и мы поговорим.

Он растворяется в воздухе, унося с собой своего сына.

Моргнув, глубоко вздыхаю.

Медленно подхожу к кровати и опускаюсь на нее, чувствуя, как каждый мускул в теле вопит от напряжения.

Главное – не забывать дышать.

Цепляюсь пальцами за край матраса – так, что почти больно.

Не знаю, что думать. Понятия не имею, что чувствовать.

Голову заполонили воспоминания о последних событиях, не оставив места ничему более.

Храбрая, умная, сильная...

Что эти слова значат для... нас?

Как это называть? Как я могу все еще использовать термин «трахаться»? После всего...

«Трахаться» означает отсутствие эмоций и чувств. «Трахаться» подразумевает грязные проулки и дешевые мотели. Простой, примитивный секс – вот что это значит.

Это слово больше не подходит.

Но тогда какое? Как назвать то, что между нами?

Легкий отрывистый звук дает мне понять, что Люциус вернулся.

Поспешно встаю, по привычке оправляя платье.

– Он... с ним все хорошо? – поколебавшись, интересуюсь я.

Он мрачно усмехается и кивает.

– А как же. Он очнется в своей кровати, и когда это случится, всё, что произошло с ним сегодня, останется в прошлом, словно этого и не было. Это не идеальный выход, но это нужно было сделать.

Это нужно было сделать. Нужно было лишить его сына воспоминаний. Именно этим ужасным, преступным, малодушным путем нам необходимо было пойти...

– Ты не должен был стирать ему память, – качая головой, шепчу я.

Он удивленно приподнимает бровь.

– А что еще, по-твоему, я должен был сделать? Предлагаешь двигаться дальше, позволяя все большему количеству людей узнавать о нас?

Его глаза вспыхивают темным, и мне это не нравится. Совсем не нравится. Я уже видела его таким раньше.

– Я был готов отпустить Уизли, – произносит он. – Его гриффиндорское благородство и нелепая уверенность в том, что он любит тебя, будут держать его рот на замке. Но мой сын...

Он умолкает, собираясь с духом.

– Он очень несдержан и неосмотрителен, – продолжает он. – Я отлично знаю его: Драко никогда не умел держать рот на замке. Если бы я оставил ему его воспоминания, то завтра к полудню об этом знало бы полмира.

И... Боже, как бы я ни ненавидела Драко, я не могу оставить это просто так.

– Он любит тебя! – возмущение бурлит во мне, но, возможно, я все же перегибаю палку – сейчас не время для сантиментов: на кону наши жизни. – Он бы никому не сказал, я уверена.

Его губы кривятся в усмешке, пока он обдумывает мои слова.

– Может быть, – произносит он наконец. – Но его длинный язык когда-нибудь накликал бы на нас беду. Подумай сама, он даже не смог удержать в тайне особое задание, что дал ему Темный Лорд – убийство Дамблдора.

Тяжело вздыхаю. Думаю, он прав, но... Господи, это слишком жестоко!

– Мы просто не можем себе позволить, чтобы он знал об этом, особенно, когда Беллатрикс подозревает нас, – продолжает он. – А теперь еще выяснилось, что и Темный Лорд, учуяв неладное, приставил к нам шпиона.

Он отворачивается, глядя в пространство невидящим взглядом, погруженный в свои мысли.

– Я знал: он что-то подозревает, – бормочет он себе под нос. – Иначе и быть не могло, ведь Антонин ему все уши прожужжал, сгорая от ревности и зависти. А уж когда я сохранил тебе жизнь, да еще и последовал за тобой во время заварушки в доме Уизли...

Хмурясь, он задумчиво почесывает лоб, а затем поднимает на меня взгляд.

– Что ты сказала ему, когда вы с ним ужинали?

– Что? – непонимающе переспрашиваю я.

Он не закатывает глаза, не отпускает язвительных замечаний в ответ на мое замешательство, как он обычно всегда делал. Ситуация слишком серьезна, чтобы отвлекаться на мелочи.

– Когда он пригласил тебя на ужин, сразу после смерти Антонина, – он стремительно подходит ко мне, – ты сказала что-нибудь, что могло бы дать ему повод подозревать...

– Нет! – ни секунды не задумываясь, отвечаю я, способность мыслить возвращается. – Я ничего такого не говорила, мы уже проходили это.

Какое-то время он изучает мое лицо, но не решается применить легилименцию.

– С чего бы тебе лгать? – задает он вопрос самому себе, после чего отворачивается и принимается ходить взад-вперед по комнате.

Наблюдаю за его быстрыми и резкими движениями. Он определенно не знает, что делать. И я тоже. Черт, мы вляпались...

– Что будем делать? – мой голос дрожит.

Его взгляд... почти дикий. Сейчас он так не похож на того мужчину, которого я знаю. Люциус Малфой, которого я знала, ничего не боялся, кроме разве что самого себя.

Лишь однажды я видела его таким, как сейчас, – в ту ночь, когда мы вместе убили Долохова.

– Не знаю, – хрипло шепчет он. – Есть какие-нибудь предложения?

Открываю и закрываю рот – должно быть, глупо выгляжу! – но не произношу ни слова. Я понятия не имею, что делать...

Он качает головой и мрачно смеется.

– Нет, конечно же, ты не знаешь, – выпаливает он, – потому что мы ничего не можем сделать.

Он направляется ко мне, и я невольно отступаю назад, потому что этот опасный огонек в его глазах пугает меня; кто знает, на что способен Люциус, когда боится?

– Подозрения моего сына и свояченицы и так уже довольно тревожный звонок, – страх в его голосе пугает меня. – Но если нас подозревает Эйвери... да поможет нам Бог. У этого человека нет ни привязанностей, ни семьи, ни скелетов в шкафу – ничего. Для него долг превыше всего, и сейчас его долгом является выяснить, что происходит между тобой и мной.

Спиной упираюсь в каменную стену.

– Все еще может устаканиться! Он не уверен пока... – еще бы в моем голосе не было столько отчаяния.

Неожиданно он хватает меня за горло, прижимая к стене, и в глазах его вспыхивает безумие.

– Пока! – шипит он. – Вот ключевое слово – ПОКА! Ради бога, да он, возможно, уже знает почти все! Ты не могла не заметить: он собирает информацию по крупицам – слово там, взгляд здесь... он видел и слышал всё...

– Тогда почему ты ничего не предпринял? – огрызаюсь я. – Если все это время ты знал, почему ничего не сделал, чтобы остановить это?

Он сильнее сжимает мою шею.

– И что я мог сделать? – он подавлен. – Если бы я выказал недовольство Эйвери или Темному Лорду касательно всего, это было бы то же самое, как если бы я открыто признался во всем. А исчезновение Эйвери повлекло бы за собой ненужные проблемы, которых и так хватало после подозрительного дезертирства Долохова. Нам чертовски повезло, что это сошло нам с рук, но если бы пропал Эйвери... – он сильнее стискивает пальцы на моем горле, пока я не начинаю задыхаться. – Так как я должен был действовать? – шепотом заключает он.

С нарастающей паникой всматриваюсь в его лицо, горло судорожно сокращается: я едва могу дышать, и... Боже, с нами все кончено, мы – покойники.

Его дыхание успокаивается, он отпускает меня, и сумасшедший блеск в его глазах постепенно сходит на нет.

Потираю саднящее горло. Он смотрит на меня, и на секунду его губы сжимаются в тонкую линию.

– Я думал, что смогу держать это в секрете, что смогу защитить нас обоих, – произносит он. – Но события сегодняшнего вечера наглядно продемонстрировали мне, насколько легко ему будет узнать правду. Если уж кто-то вроде моего сына смог сделать это, то опытному Пожирателю смерти ничего не будет стоить...

Несколько раз глубоко вздыхаю, приводя себя в чувство.

– Он не знает... – начинаю я, но он обрывает мои слова.

– Не сейчас, так потом, – в его голосе больше нет ни резкости, ни ярости. Он говорит с каким-то... почти умиротворенно и непреклонно. – И как только он узнает, пойдет прямиком к Темному Лорду. И вот тогда с нами будет покончено.

Меня начинает трясти.

– Ты уверен? – шепотом спрашиваю его.

Он ухмыляется, но в его глазах нет веселья.

– Абсолютно. Я лично избавился от стольких предателей крови... Как только Пожиратель смерти становился предателем крови, оба устранялись.

Вздрагиваю. Господи, почему? За что?

– Так не должно быть! – касаюсь ладонью его лица. Он пристально смотрит на меня, и от его взгляда кружится голова. – Почему мы не можем просто... сбежать?

А вот теперь он смотрит на меня так, словно я только что сказала, что Земля – квадратная, а небо – зеленое.

Но меня уже ничто не остановит.

– Ты и я. Почему бы нам просто не уйти? – голос надламывается. – Мы могли бы покинуть это место и уехать... куда угодно. Куда-нибудь, где никто не скажет нам, что это неправильно. Куда-нибудь, где мы сможем быть вместе, не стыдясь...

Закрыв глаза, он качает головой, как будто ему невыносимо слушать то, что я говорю.

– Ты просишь о невозможном, – напряженно произносит он.

Он открывает глаза и, сомкнув пальцы на моем запястье, убирает от лица мою руку, а затем отворачивается...

Ну уж нет, на этот раз он выслушает меня.

Хватаю его за плечи, разворачивая к себе: на его лице смешались злость и мука.

– Неужели так неправильно, что я хочу быть с тобой? – порывисто шепчу я. – Господь свидетель, это должно быть неправильно после всего, что ты сделал мне. Но я хочу, Люциус!

На минуту замираю, осознавая свои слова и понимая, что это правда. Боже, помоги мне – помоги нам обоим! – но это сущая правда.