СТРАЖ - 1

Всё не то...*

31

- Всё не то, - Корнев хлопнул стопку и сгрибился, опять полезла в голову всякая нечисть. - Ухо-о-оди-и! - жалобно провыл он, - пожалуйста, не мешай мне жить.
Вот уже столько лет прошло, а всё одно и то же - чистые распахнутые глаза, странная улыбка и надрывный острый звук, иногда превращающийся в неразборчивое бормотание. А теперь вот и водка перестала помогать, если в малых дозах.
И, Василий - придурок, попёрся...
Э-эх!
Говорил ему Корнев, предостерегал...
Несколько раз предостерегал...
Николай отодвинул от себя вновь наполненную стопку - обождёт до времени... и медленно поднялся осенённый кристально ясной мыслью. Какой же он тупой и не мог догадаться раньше, квартира №40, там и Васёк, и недавний, докучливый посетитель - оба тёпленькие - ждут не дождутся, вот и проверится сама собой теория о говорящих мертвецах, конечно же, если они мёртвые, а если нет, тоже никакого криминала...
Ведь это же так просто - пойти и посмотреть.
Один шаг, за ним другой, и оба - правильные.
Корнев механически накинул куртку, всунул ноги в шлёпанцы и пошёл, не позабыв, правда, прихватить ключи.
Странным образом, выйдя из собственной квартиры, он успокоился, оглянулся по сторонам и подумал, что всё выглядит нереальным, и поэтому вовсе не пугает. Вскоре и пасмурная улица промелькнула единым, прохладным всполохом и ноги живёхонько переставили тапочки в нужном направлении. Вот и Васяткина дверь появилась в глубине тёмного подъезда, оставалось только толкнуть её и войти на едином дыхании, не раздумывая, и не сожалея.
Белая рука вытянулась вперёд, и упёрлась в дверное полотно - всё может оказаться надуманным и свет на помойке, и Василий на самом деле ничего не видел, а следовательно никуда не вляпался и спасать его незачем, сейчас выйдет навстречу и выскажет удивление, - не заперто?!
Дверь легко поддалась, впустила на порог.

32

- Василий! - собственный хриплый голос резанул по ушам и погас.
В квартире темно, он проделал несколько шагов и потянулся к выключателю, знакомая планировка...
Дверь за его спиной неслышно затворилась, будто осторожным сквозняком прихлопнулась, и не видно стало ни зги, но благо палец нащупал белую клавишу и надавил почти одновременно - опасная темнота длилась всего мгновение, и вспыхнул яркий свет.
Дальнейшее, в воспалённом, и в тот же миг непоправимо сдвинутом с точки зрения нормальной действительности, мозгу Николая Корнева, запечатлелось цветными неподвижными кадрами, следующими один за другим, как на фотоплёнке kodak от карманного фотоаппарата-мыльницы.
Всюду кровь - кривые подтеки на стенах, и пол, в темных, густых лужах, глянцевитых и студёных, наверняка липких и вещественно-осязаемых, как и всё на этом свете подвластное человеческому осязанию.
В центре прихожей в самой большой луже, посреди настоящего кровавого озера, находится голова Василия, легко узнаваемая. Тусклые глаза прожигают Николая насквозь, и с места ему не сдвинуться, поскольку все воспоминания и навыки передвижения выветриваются из него, расширяя простор для бессмысленного созерцания непереносимого ужаса - бежать некуда, от самого себя не убежишь, и спастись невозможно, - только пережить, если сердце выдержит.
Звук, такой же, легко вспоминаемый, нечеловечески-пронзительный. Но звук меняется и преобразуется в целую легко различимую фразу:
- Первый из четырёх зажжён!
- Первый из четырёх зажжён, они здесь, первый из четырёх зажжён, они здесь, - вторит Николай мёртвой голове, его трясёт словно в лихорадке, его голос слабеет, незаметно для самого себя, он утрачивает осознание, ужасная картина перед его глазами превращается в несущественный, расплывчатый блик.
Проходит ещё немного времени, и с диким воем, в несокрушимом безумстве обретя долгожданную свободу - безумие, как истинное лекарство от всех болезней, - он бросается прочь.