В сумеречном октябре

Пришлый

В нашем деревенском стаде сорок семь голов. А пастух один, да пеший и без пса, седой уже, хоть и крепкий. Говорят, пришёл в деревню лет тридцать назад, тощий, грязный да раненый. Упал на дороге у церкви, словно мёртвый. Но его молодой батюшка пожалел, сам выходил. И попросился пришлый в пастухи, говорит «Я это дело знаю, из моего стада ни одна живая душа не уйдёт, всех сберегу». И как сказал, так и вышло. За все эти годы стадо всегда в сохранности было, хоть и водил он его на дальние луга пастись, что у Чёрного Леса, там трава очень уж сочна да зелена, и потому коровки молоко дают жирное да сладкое. Но кроме него никто туда скотину не водит, дурные места, говорят, не только скот домашний – люди пропадают. Но скалил наш Пришлый жёлтые, острые зубы и только трубкой дымил. Вообще, молчаливый он.

Слышал я, что на ярмарке, где народ на гулянье собирается, другие пастухи судачат:

- Да этот Пришлый точно колдун. Тридцать лет тут живёт, ни на день не постарел. У нас волки коров режут, голов по пять в год, а у него ни одной скотинины даже не отбилось от стада.

- Да, я говорил попу их деревни, Алексию, что чёрта он выходил. Тот только смотрит да молчит.

Грозно нахмурился самый коренастый из пастухов:

- Э, Иван, ты на отца Алексия тут не пеняй. Хороший он, все знают, что самый набожный из окрестных отцов.

Мужики хором загалдели, защищая отца Алексия нашего, и сошлись на том, что если Пришлый и чёрт, то усмирённый. Со стороны винокуренных рядов вышел мрачный мужчина – Прохор. Все его знали как несговорчивого, но обстоятельного и надёжного купца. Басом спросил:

- О чём говорите, люд честной?

- Да вот о пастушьем нашем деле, Прохор Еремеевич.

- Вести дурные с Дальних Околотков идут, я обхожу всех, кто по кромке Чёрного Леса живёт, остерегаю. Завелся волкодлак в чащобах. Со скота начал, а пятого дня людей резать стал. На хуторе Степановых двери в светлицу выбил, да всех пятерых и порешил. Не готовы были люди к такой беде.

Услышал это и сердце похолодело. Ведь я тоже хуторской, дома маменька да сестра остались – одни. Отец в город на рынок ушёл с обозами, некому их защитить, да и я не защитник. Решил сей же час домой возвращаться, чтобы родню предупредить, да к отцу Алексию с ними на двор попроситься. Не оставит он нас в беде.

Подошёл к ребятам, с которыми на гулянье пришёл:

- Домой ухожу. Слыхали, небось, про волкодлака-то, мамку с сестрой в деревню уведу.

Отговаривать начали, мол, сумерки уже, к ночи не успею. Но я всё решил, да и через лес к дому короткую дорогу знаю. Там и срежу, час сберегу.

В лесу темень кромешная, непривычному человеку с дороги сбиться легко, но уверенно иду, споро. Но стало мне блазниться, будто идёт кто за мной. Тихо, тихо. Мелькает на краю зрения тенью. Остановился я, прислушался и тут вырос предо мною зверь не зверь, человек не человек. Глаза огнём горят, с пасти пена каплет. Обмер я, сердце стуком зашлось. Всё, думаю, смерть моя пришла. Тварь хрипло заурчала, словно рассмеялась, протянула ко мне жилистую лапу, когтистую. Зажмурился, нет мочи смотреть.

- Не тронь его. Уходи, мои это леса. Я здесь охочусь.

А голос-то Пришлого. Стоит он ко мне спиной, от твари меня закрывая. А тварь-то выше его на сажень, да шире на две. Куда ему тягаться с махиной такой. Но чёрный зверь, ощерившись, отступил назад.

- Человечьей шавкой стал, Седой? Мы народ гордый, свободный. А ты свободу свою продал, с людьми связался. А прознай они, что ты из велесова племени, мигом бы сожгли. Не указ ты мне.

- Тогда не серчай, коли заломаю, - спокойно ответил Пришлый. И видел я что хоть и огромен был чёрный волкодлак, но боялся он пастуха нашего. Хоть и хорохорился, но пятился назад.

- Да парень этот тебя первым и выдаст, всем растреплет, кто ты есть

- Не правда! – вскрикнул я – Ничего я не скажу никому!

И тут молча да стремительно ринулся на нас супостат, но как стена стоял седой пастух. Глядь, а уж не пастух стоит, а такой же волкодлак, но седой как лунь, да с гривою. Схлестнулись они, аж хруст стоит. Ловок да быстр чёрный оборотень, но седой опытней в бою, нет в нём ярости, только стальная воля. Я отбежал за поваленный сухостой, хочу помочь, да не знаю чем. Что я против монстра-душегуба. Смотрю: запнулся мой Пришлый, застряла лапа его в корнях ели, и с усмешкой в маленьких красных глазах пошла на него чёрная нелюдь. Сам не знаю, что нашло на меня, кинулся я в ноги ему, думаю, погибнет Пришлый, ни мне спасения не будет, ни семьей моей, да и много люду доброго погубит чудище это. Пошатнулся, потерял равновесие изверг, и поднялся ему на встречу седой волк, взмахнул лапами с кривыми ятаганными когтями и порвал горло чёрному. И рухнул на меня всем весом своим богомерзкий волкодлак, потемнело всё округ меня и дух вон.

Очнулся, с трудом открыл глаза и не сразу понял, где это я да что же случилось. Забился на чьём-то плече, закричал. Сильные руки осторожно положили меня на луговую траву, и увидел я, что это Пришлый. А он улыбнулся и произнёс:

- Я же говорил, что из моего стада никто не пропадёт. Всех сберегу.