Песня о юности

Глава 40. Коль обещание дано, даже тысячи гор не помешают его исполнить

Пылающее пламя, раскаты грома и Безмерная Полярная звезда слились воедино, и алый свет смешался со всплесками пурпурного. Со свистом удар устремился вперед.

Но Ли Ханьи, что до этого одним жестким ударом сбивал с ног, теперь использовал неожиданно мягкую и изящную технику.

Вот только и от одного ее удара Лэй Уцзэ отлетел назад и с трудом остался в сознании. Ли Фаньсун же, упорствуя изо всех сил, выставил барьер из ци меча, но стоило лишь дождю цветов затмить небо, как барьер был тут же прорван и общая атака рассеялась.

Силы Фэй Сюаня тоже наконец иссякли, и он упал на колени; ци великого святого исчезла.

Как раз в этот момент иссякла и ци меча Лэй Уцзэ и Ли Фаньсуна и, совершенно измотанные, они выронили мечи, которые, словно ведомые невидимой рукой, подлетели к Ли Ханьи.

— Похоже, даже так мы не сможем победить, — поморщился Лэй Уцзэ.

— Милый друг, слышал ли ты о Лунцю? — вдруг спросил Ли Фаньсун.

— Нет, что это?

— Лунцю — самый крупный водопад на горе Цинчэн. В высоту и ширину он занимает несколько сотен чжан и лежит между двумя вершинами, так что кажется, будто несколько белых драконов собрались вместе и играются, плюясь водой. Глядя с горы на водную гладь и мерцающую над ней радугу, на драконов, одним своим движением способных поднять тучи и облака... Если б я сейчас проводил аналогию между сложившейся ситуацией и тем, о чем я тебе сейчас рассказал, то сказал бы, что мастер меча здесь Лунцю, а мы вот тянем лишь на ручеек.

— У дорогого друга такие возвышенные интересы. Даже сейчас находит время цитировать каноны, — Лэй Уцзэ снова сморщился. — Милый друг, ты хоть понимаешь, что мы сейчас можем умереть?

— Как умереть?

— Разбившись насмерть, а!

И они рухнули вниз.

Тан Лянь тотчас сорвался с места и одним огромным прыжком попытался их настичь.

— Тан Лянь, с твоим уровнем даже если ты и вовремя доберешься до них, то все равно не сумеешь остановить падение, — остановил его Сыкун Чжанфэн и поднял взгляд на мастера меча, застывшего в вышине. — Ханьи!