То, что не скроешь 2 Часть | Лиза Ира |

13

Это было странно: только недавно Ира провожала взглядом остановку Рокленда, переживая из-за упущенного шанса, проигранного боя, но вскоре эти переживания сменились ликованием. Она уехала! Вот так вот просто взяла и скрылась. Свалила с бала прямо на корабль: забрала вещи из номера, проплаченного на ночь вперед, поймала такси и уехала на автовокзал. Это было в новинку. Она смаковала эти странные для нее ощущения, ни разу до этого в ней не рождающиеся. Бросить, махнуть рукой, оставить за спиной.
Она даже не узнала, есть ли билеты, просто уехала и купила все уже на месте. Остались только ночные рейсы, так что ей пришлось просидеть пять часов в пустующем вокзале. Не было никого, пустая тишина: отличный шанс дочитать по учебе все, что она упустила из-за этой несостоявшейся операции. Только ко времени отъезда стали подтягиваться люди. Лиза где-то там трудилась над своим проектом, а Ира усаживалась поудобнее в кресле. Она просидела пять часов, а впереди почти столько же еще.
Да, это было странно: вот она опять чуть ли не пустилась в извечный спор с самой собой. Стоило оно того или нет? Зря ли она уехала вот так вот, не попытавшись, не предприняв ничего? Но как только вышла из автобуса, то все бесповоротно изменилось. Как будто переступить порог комнаты и забыть, почему ты оттуда пришла. Да и какая разница?
Лиза улыбалась ей непривычно радостно, будто вся светилась. Не было и намека на ее обычную грустную улыбку. Так редко достается такая открытая радость от нее, и Ира ответила ей тем же.
— Привет, Лазутчикова! Надеюсь, ты взяла побольше пересадку на этот раз?
— Три с половиной часа, как и договаривались.
Еще одна улыбка.
— Куда тебя отвезти?
— Покатай меня по городу, Андрияненко.
— Ваша карета у главного выхода. Прошу за мной.
Да, у Лизы было отличное настроение в эту апрельскую ночь. Бостон красив всегда, но именно ночью он так сказочно прекрасен.
— Хочешь рассказать, как съездила? — осторожно начала Лиза, выруливая в сторону города.
— Нет, — отвернулась Ира, отвлекаясь на огоньки за окном. Почти пустые дороги, мелькающие желтыми светофорами. — Лучше расскажи мне что-нибудь про свой город.
— Ну, — протянула Лиза. — Вот тут слева левая часть города, а справа — правая. Впереди, ты уже наверное догадалась, да?
Ира развеселилась и глянула на Лизу. Второй час ночи, а та бодра, будто только встала. Остатки лихорадки.
— Кстати, вот мой колледж! Привет, колледж, — помахала ему рукой Лиза, и Ира повторила вслед за ней.
— Ты ему понравилась. Он рад с тобой познакомиться, — добавила Лиза, веселясь, заражая Иру шаловливым настроем.
— Я бы отвесила ему реверанс, но сейчас поздняя ночь. Не знаю, правильно ли он растолкует мое поведение.
Лиза хохотнула и чуть прибавила скорости. Ей хотелось успеть в одно место, которое было ей особо дорого.
— Как твой проект, Лиз? Как все прошло?
— О! Это было что-то, Ира, — Лиза принялась жестикулировать, хватаясь пальцами за воздух. — Все, что мы планировали — все пошло не так!
— Лиза, Лиз, там сплошная! — заторопилась Ира, указывая кивком на дорогу, когда машину чуть повело.
— Да ты не волнуйся, я тут все знаю наизусть почти, — помотала Лиза головой, как бывалая гонщица. — Смотри! Вот тут тот твой ночной клуб. Ему можешь не отвешивать чего там отвешивают. Слушай, так говорят? Отвешивать реверанс? Я думала, отвешивают только оплеухи.
Ира рассмеялась и вдруг поняла, где они.
— Мы возле твоего дома? — сообразила она. Сама же и выбирала это место, тыкая курсором по карте Бостона, миллиметр за миллиметром.
— Да! Хочу показать тебе «ржавый гвоздь». Заскочим туда? Хочу угостить тебя кое-чем вкусным. Скажи, что ты голодна? Пожалуйста, скажи, что да.
Улыбка так и не сходила с ее лица. Ира вдруг поняла, что не ела ничего уже давно: на фуршете кусок в горло не лез, а от съеденного на вокзале яблока остались одни лишь воспоминания.
***
Машина осталась у входа в «Ржавый гвоздь» на почти пустующей стоянке. Ира оглядывалась, изучая место. Так вот, значит, где Лиза и этот ее Мэрлин пропадают так часто. У Иры был не такой уж большой опыт посещения пивных пабов, чтобы сравнивать, но это место показалось достаточно уютным: темное массивное дерево, длинная стойка, дартс у дальней стены.
Лиза о чем-то беседовала с барменом, изредка поглядывая на Иру, доносились лишь слова.
— Что, вообще не работает? Ну хоть сыр можете пожарить? Брайан, у меня подруга раз в сто лет приехала, придумай что-нибудь. Ну пожалуйста, а?
Бармен глянул в сторону «подруги» и приветственно ей улыбнулся.
— Поговори с Кевином. Он только смену закончил, — кивнул он в сторону двери за ним.
Лиза обернулась, помахав рукой Ире: «сейчас-сейчас, все будет»! Ира могла бы прекратить все это тут же, но ей уже было любопытно, чем все это закончится. Лиза скрылась за дверями предполагаемой кухни.
Минут через пять она, довольная, плюхнулась на диванчик напротив Иры.
— Ну, выбрала что-нибудь выпить? Скоро здесь будут самые, самые, — подчеркнула она, — вкусные в Бостоне бургеры. Да что там Бостон, самые вкусные в мире!
Голос ее был так звонок, и вся она до сих пор так и горела. Не хотелось отводить от нее взгляда ни на секунду. Ира ловила себя на этом уже который раз, велела, приказывала себе отвлечься, отвернуться, не вглядываться в сияющую улыбку, не разглядывать веснушки. Но возвращалась обратно: просто смотреть на Лизу.
— Ир? — обратилась Лиза к ней еще раз. — Ты будешь пить что-нибудь? Грушевый сидр здесь очень вкусный. Попробуй!
— Нет, — уткнулась Ира в меню. Меню! Вот куда можно смотреть! — Ты же за рулем, так будет нечестно. Выберу, пожалуй, что-нибудь… Что тут еще?
Лиза пересела к ней, двигаясь ближе. Обе склонились над меню, вчитываясь в буквы, но ни одна из них не понимала, о чем все эти слова.
— Слушай, скажу честно, — призналась Лиза, — я тут только пиво пью.
— Кофе! — воскликнула Ира, отодвигаясь от меню. — Буду кофе. Так расскажи мне, как прошел проект?
Слово «ваш» выскочило из предложения само собой, но повисло в голове, как и во всех тех сообщениях от Лизы.
— Это было что-то очень странное, — вновь вспыхнула Лиза. — Я такого никогда не делала. Видела бы ты! О, я сейчас покажу.
Она достала телефон и зашла на свою страницу, выискивая скинутые в диалоге видео.
— Вот, держи! Самое начало.
На экране Лиза закатывала рукава, стоя спиной к огромному натянутому холсту. Закончив с этим, она взялась за баллончик с краской, которых было достаточно рядом на полу, и потрясла его.
— Ты и баллончиками можешь рисовать? — удивилась Ира.
— Да это больше для эффекта. Тут не это важно, — не отрывалась Лиза от экрана.
Неизвестный снимающий обвел камерой рядом стоящих людей, чтобы показать, как много собралось здесь интересующихся, и опять перевел камеру на Лизу. Рядом с ней стоял тот самый Мэрлин, в руках у него был микрофон. Он выжидал, торжественно обводя всех взглядом.
«На заборах пишут правду. Да, на заборах пишут правду! Не верите мне?»
Лиза вывела большие буквы на холсте, чтобы было видно всем: «не верю!» Рядом раздалось хихиканье, толпа зашевелилась. Мэрлин продолжал.
«Пишут о том, во что верят: про других, про себя, про то, что их окружает. Пишут серьезные вещи, выражают мысли…»
Лиза продолжала писать на воображаемом заборе: «Ведущий — трепло».
Кто-то опять засмеялся, уже громче.
«Пишут о том, что хотят увековечить…»
Джейн + Джек = любовь
«Пишут о том, во что хотят верить…»
Мир, дружба, любовь.
«Пишут о том, чего боятся…»
НЕТ ВОЙНЕ!
«Пишут о том, что никогда не сбудется…»
Буду космонавтом, когда вырасту.
Люди смеялись, иногда затихали, выжидая, что будет дальше.
«Но самое главное, люди пишут там правду о себе».
Я люблю женщин.
Баллончик шипел краской, оставляя буквы.
«Сегодня мы собрали вас здесь, чтобы вы написали все это и многое другое. Подходите, не стесняйтесь. А если вы такие скромные, то для вас есть укромное местечко», — указал Мэрлин рукой на то, что до этого казалось скрытым от глаз. Какая-то кабинка с ширмой, похожая на ту, в которой голосующие оставляют свои голоса, когда выбирают что-нибудь.
Люди замерли, никто не решался быть первым. Мэрлин сменил микрофон на баллончик и встал рядом с Лизой в боевой готовности. Неловкие движения.
«Черт! Я не знаю, как это работает, Лиз?»
Лиза рассмеялась, кто-то из толпы подбежал к Мэрлину и встал рядом. Потянулись другие люди, кто-то спрятался за ширму. Очередь росла. Камера съехала, и запись остановилась.
— Там дальше уже не так интересно, — собралась спрятать Лиза телефон, но Ира ее приостановила. Пальцы коснулись пальцев. Лиза придвинулась ближе, Ира склонилась, вглядываясь. Там было еще много интересных фотографий: к сожалению, на большинстве из них был Мэрлин. Но и Лиза тоже была там.
На столе уже ждала еда, манила запахами.
— Ешь, — забрала телефон Лиза, смеясь. — Ешь, Ира. Это очень вкусно! Я плачУ! — воспользовалась она моментом, когда Ира приступила к трапезе. — Да, даже не мотай головой. Мои первые деньги за «настоящее искусство»!
— Настоящее? — переспросила Ира, когда прожевала кусочек. — Мм, действительно вкусно!
— Да, в универе нам вечно талдычат о том, что настоящее, что нет. Устраивают промежуточные выставки, анализы, всякую фигню… — махнула Лиза рукой и впилась в мягкую булочку, выталкивая мясо с другой стороны. — Но денег за это не платят.
В «Ржавом гвозде» никогда еще не готовили таких вкусных бургеров в такой поздний час.
— Что еще писали люди? — поинтересовалась Ира, мыслями возвращаясь к последней фразе, что вышла из-под руки Лизы.
— Всякое, — улыбнулась Лиза. — Лозунги, ничего не говорящие фразы, рисунки. Сразу столько непризнанных художников нашлось! — веселилась она. — В кабинке было интереснее.
— Представляю! Наверное, когда никто не видит, можно написать многое?
Лиза кивала в ответ.
— Мы фотографировали каждые полчаса, чтобы было видно, как идет процесс. Хотели сначала сделать все в моем колледже, но поняли, что нужна территория понейтральней. А то, знаешь, сразу бы запачкали все холсты. Там и кабинки не нужно было бы ставить. Но делать все это в университете социальных технологий тоже было ошибкой, — ухмыльнулась она, и Ира вопросительно изогнула бровь.
— С пиарщиками лучше дела не иметь, — пояснила Лиза. — Превратили все в балаган в итоге! Сплошные рекламные лозунги.
— Интересно, что писали в кабинке, — в задумчивости высказалась Ира.
— То, на что не решались в начале: признания, высказывания. Про себя, про семью, про политику.
— Все это связано, наверное. Правду писать сложнее.
— Да, об этом не поговоришь с первым встречным. И на заборе не напишешь. А ты бы что написала? Про себя?
— Даже не знаю, — задумалась Ира на секунду. Что бы она написала в той кабинке правды? Что-нибудь про себя? Про свою семью? Про мать? — Наверное, какую-нибудь фразу или строчку из стихотворения. Понятия не имею. Вряд ли бы я вышла, скорее, наблюдала бы за остальными.
Бургеры заканчивались, пока они обсуждали детали вполне успешно закрытого проекта. Лиза вся искрилась. Живая. Одно огорчало: опять везде было это «мы». Ира запивала каждое «мы» глоточком кофе, пряча за чашкой свое лицо. Но сейчас-то они вдвоем, а на часах уже три. Интересно, что он думает, пока Лиза с ней? Он вообще об этом знает? В курсе, что Лиза проводит время с «подругой, которая приезжает раз в сто лет»?
***
Лиза везла Иру по городу, нарезая круги. Они беседовали о том, какая бы строчка лучше всего легла поверх всех написанных фраз. «Искусство спасет мир?»
— Пошловато. Как думаешь? — спросила Ира, замечая хмурящийся лоб.
— Зависит от искусства. Я не считаю, что мы сделали что-то важное, хотя в отчете, конечно, будут красивые пафосные слова… — Лиза улыбнулась сама себе, хорошо представляя, как эти слова пишет сама Ира.
— Что? Что ты улыбаешься, Лиза?
— Нет, ничего, — мотнула та головой. — Просто так, думаю.
Лихорадка почти сошла на нет, но Лиза все еще пылала.
Ира поняла, что они не двигаются в сторону вокзала, когда заметила один и тот же ночной супермаркет третий раз подряд. Радио отбило новое время. До поезда еще час, и все же — Ира не любила опаздывать. Вот бы им еще пару часов. Она глянула на Лизу, которая теперь не отводила задумчивого взгляда от дороги, и та словила ее, обернувшись.
— Ира, а как твой проект?
— Проект? — не поняла та.
— Ну да, на работе. Ты говорила, что у тебя там какой-то новый проект, забирающий все твои силы и время.
— А, тот проект, — махнула Ира волосами. — Он оказался долгосрочным. На год вперед. Результаты будут еще не скоро, — тише закончила она.
Они опять продолжили ехать уже в тишине, только ночное радио баловало их каким-то новеньким веселым хитом. Опять мелькнул супермаркет. Ира улыбнулась, обернувшись к Лизе.
— Лиза, — тихо позвала она. — Ты же не везешь меня на вокзал?
— Нет, — улыбнулась Лиза, и на этот раз улыбка ее была привычно грустной. — Катаю тебя по городу, как ты и просила.
— Прокати еще, — ответила Ира улыбкой. — Еще двадцать минут.
Бостон потрясающе красив ночью. Деловые здания мелькали логотипами, закрывшиеся магазины неоновыми вставками, в жилых домах — ни одного светлого окошка. Прекрасная весенняя ночь. Город спал, двое неслись в машине под звуки радио. Надо было взять рейс позже на пару часов. А может быть, и на пару лет. Можно ли так?
— Двадцать минут, — проговорила Лиза одними лишь губами. — Как скажешь. Засекай!
Она прибавила скорости, как будто время от этого поменяет свой ход.
***
Они стояли на втором этаже вокзала, наблюдая за людьми внизу. Если город вовсю спал, то на вокзале всегда была суета. Скопище людей и их эмоций. Но самые живые эмоции были здесь — на втором этаже. Лиза достала плеер и вручила один наушник Ире. Они встали ближе, чтобы слышать и музыку, и друг друга.
— Это что, джаз? — удивилась Ира, услышав в наушнике то, что совсем не ожидала.
— Рекомендации от друга. Успокаивала нервы перед выступлением.
Люди внизу кружили под звуки саксофона, почти что в такт.
— Мне нравится иногда приезжать сюда и смотреть на людей, — придвинулась Лиза ближе, задевая коротко подстриженные волосы щекой. — Рисовать их лица. Столько радости. Или грусти. Кто-то ждет рейса, скучая. Кто-то бегает в поисках туалета, — улыбнулась она.
— Ты здесь рисуешь? — удивилась Ира. Работать в такой обстановке ей не представлялось возможным.
— Да. Встаю здесь, слушаю музыку и рисую. А у тебя есть такое место? Где тебе может быть хорошо?
Ира задумалась, представляя себе, где она была бы одна, но сразу среди людей.
— Мне нравится парк возле библиотеки. Люблю сидеть там на скамейке или под деревом прямо на траве, если прохожих много. Иногда представляю, как ты там тоже сидишь, — призналась она Лизе.
— Ну, может я и приеду туда как-нибудь. К тебе.
«Только позови!»
Саксофон захрипел, подводя мелодию к концу.
— А в Сторибрук ты бы приехала? — прозвучало неожиданно.
— Все еще хочешь переехать в Мэн?
— Возможно. Когда-нибудь.
«Поскорее бы!»
— Нет, Ира, только не туда, — посмеялась Лиза. — Даже не представляю, что должно случиться, чтобы я туда сорвалась! Это — пройденный этап.
«И очень болезненный».
Рейс еще не объявлен, но электронные цифры меняются на циферблате, как будто счет не в их пользу. Ира сверилась с часами, поправляя свои наручные на запястье.
— Все правильно у них? — усмехнулась Лиза. — Не торопятся? Проверила?
Ира не сразу поняла подкола, а когда до нее дошло, она легонько толкнула Лизу плечом, посмеявшись.
— Что это? — указала Лиза пальцем на черный браслет на руке Иры, который она не задумываясь вывела на бумаге, когда рисовала ее тогда, в Провиденсе.
— Это? Это якорь. Подарок от психолога.
Ира придвинула руку ближе, пока застывший палец Лизы не уткнулся в ее повернувшееся навстречу запястье. Лиза провела по контуру браслета, чуть касаясь нежной кожи рядом.
— Якорь? — тихо переспросила она, не сводя глаз с этого касания, этого контакта между ними.
— Да, — хрипло ответила Ира. — Возвращает меня обратно. Загляни, загляни под него.
Ира сама оттянула край браслета, выворачивая наизнанку. Под прозрачной пластиковой вставкой виднелись буквы ее имени: Rn.
— Это же твое имя. Почти как химический элемент, — радостно заметила Лиза, и тут же застыла. «Иринциум».
— Да, все верно, — закусила Ира губу.
— Помогает? — поинтересовалась Лиза, борясь с мыслями, которые не хотели уходить из головы: Андрияниум и Иринциум. Ее палец так и застыл на запястье Иры, как приклеенный. Прямо на венке, возвращающей кровь обратно к сердцу все чаще.
— Сегодня не очень помогло. Всю руку себе отшлепала, мало толку, — потерла кожу Ира, разрывая контакт. — Хорошо, что ты посоветовала мне уехать, иначе все еще была бы там.
— Хорошо, что ты позвонила. Звони еще, если что, — улыбнулась Лиза.
Шнурок наушника запутался, и они придвинулись еще ближе.
— Ты казалась очень расстроенной сегодня. Что-то серьезное? — тихо спросила Лиза.
Анна! Анна! Анна, как всегда.
Ира выдохнула, вспоминая, как только сегодня стояла на мосту, опираясь на перила и глядя в воду.
— Не знаю, как сказать. Иногда мне кажется, что отец меня совсем не любит.
— Ты что? Не смеши меня, Ира. Конечно, любит. Он же твой отец.
Ни слова про мать! Ничего не говори про нее.
— Он покупает меня. А я совсем не этого от него хочу. Все эти подарки, все это не то…
— Может, — замялась Лиза, — может, он не умеет по-другому. Не все могут так хорошо говорить, как ты. Кто-то просто заботится, кто-то дарит подарки…
«Кто-то рисует».
— Все говорят это по-своему, — закончила она.
— Может быть, — пожала Ира плечами, — но мне не хватает его. Не хватает его поддержки.
Цифры менялись, торопя поезд, который уже мчал к Южному Бостонскому вокзалу.
Лиза облизнула пересохшие губы: сейчас или никогда. Сейчас!
— Ира, я хотела тебе кое-что отдать…
Она потянулась к рюкзаку, наушник выскочил, повиснув.
— Держи!
Ира узнала сразу: рисунки, те самые. Прикрытые сверху чистым листом, но сквозь него проступающие линии так и кричали о том, что случилось тогда между ними. Лиза приказывала щекам не краснеть, старательно пряча взгляд. Ира и сама не могла оторваться от файла, протянутого ей. Хотелось раскрыть их прямо сейчас. Вот только…
— А как же… — недоумевала она, — как же твой проект? Я думала, у тебя работа…
— Ты что? Это же не для проекта. Это же личное! — выпалила Лиза. — Ты же не подумала, что я кому-то собралась их показывать?
— А ты разве не хочешь, чтобы они остались у тебя?
— Ну, я их оцифровала, так что… Пусть оригиналы будут у тебя. Ты же их придумала.
— Не без твоей помощи.
Лиза уставилась на Иру, будто в попытке прочитать ее мысли. Но тщетно: Ира смотрела в ответ прямо, не моргая.
— Я прорисовала детали, если тебе интересно, — стушевалась Лиза.
— О. Мне очень интересно.
Пустой лист ушел в сторону, рисунки застыли перед глазами, повторяя те просьбы, что она предъявляла Лизе тогда.
«Хочу проникновения».
«Хочу оральный секс».
Все зашевелилось внутри, как и тогда. Лиза оглядывалась по сторонам, как будто стыдясь того, что кто-то сейчас поймает их за этим делом.
— Да, детали очень точные, — заметила Ира, приподнимая бровь.
Лиза неловко рассмеялась. К черту щеки, пусть себе краснеют.
— Но больше всего мне нравится этот, — перешла Ира к последнему: поцелуй двух женщин. Ласковый, трепетный. Рука утопает в коротких волосах, притягивая ближе.
— Мне тоже, — не стала врать Лиза, вспоминая, о чем она думала, пока рисовала это.
— Неженка… — задумчиво проговорила Ира, глазами цепляясь за линии губ.
— Что? — отозвалась Лиза, и Ира мягко ей улыбнулась. — Только не проси меня брать этот псевдоним.
— Не будешь ванильной неженкой? Зря, — пошутила Ира, вновь обращаясь взглядом к рисунку.
— Нет, не буду. Что-нибудь другое, пока еще не выбрала. И да, это сепия, — ответила Лиза на вопрос, который так тогда и повис в переписке.
— Хороший выбор цвета, мне нравится, — протянула Ира, глядя прямо на Лизу.
Та опять рассмеялась. Играет она с ней, что ли?
— Ира…
— Да?
— Ты когда-нибудь можешь говорить прямо?
— Ну, допустим.
— Допустим? — усмехнулась Лиза. — Это же не задачка какая-нибудь!
— А что это? — вполне серьезно спросила Ира, глядя ей в глаза.
— Я… я не знаю, что это. Вот ты мне ответь, что это, — тверже потребовала Лиза.
— Я думаю, что это прекрасные рисунки, — ушла Ира от ответа. Как будто она его не знала.
«Не убегай, Ира!»
— Хочешь еще порисовать? — дрогнувшим голосом спросила Лиза. Никакой джаз, никакая классика не смогли бы ее сейчас успокоить или расслабить.
Ира кивнула. Однозначно.
— Да, хочу еще. Обязательно. Хочу.
Посадку на рейс объявили еще раз. Первый вызов Ира пропустила, пока рассматривала рисунки, второй — когда вглядывалась в глаза Лизы, выискивая там ответы на незаданные ею вопросы. Глаза-хамелеоны. Веснушки на носу навстречу апрельскому солнцу. Сжатые губы, так резко раскрывшиеся, решившиеся на предложение. Да, сто миллионов раз да! Ира не любит опаздывать и садится в поезд сразу, как он подъезжает к платформе, чтобы уже наверняка: поставить сумку на свое законное место, проверить соседей. Всегда, кроме этого раза. Но уже пора. Ира оторвалась от Лизы, второпях оглядываясь вокруг.
— Ничего не забыла? Шарфик? — пошутила Лиза.
— Хочешь, чтобы я что-нибудь оставила?
— Может быть.
«Оставь всю себя».
— Ты знаешь, а у меня кое-что есть, — вдруг вспомнила Ира.
— Ир, я же пошутила! — протестовала Лиза, пока та наскоро выискивала что-то в сумке. — Встретимся и так — без шарфика!
И правда: к чему теперь все эти прикрытия? Провиденс все еще был на карте, а поезда ходили без опозданий, что б их!
— Держи, это тебе! — Ира схватила Лизу за руку и вложила туда что-то круглое, крепко сжав ее пальцы, оставляя это там.
— Что это? — разглядывала Лиза монетку, на обеих сторонах которой кричало слово «ДА».
— Это чтобы ты не сомневалась, — короткая улыбка, счастливая.
«Мне она больше не нужна».
Они бежали к поезду, на ходу выискивая вагон. Небо светлело, встречая солнце, которое каждый год оставляло на Лизе новые поцелуи. Они наскоро обнялись, и на щеке Лизы остался еще один.
— Пока, Андрияненко! Спасибо, что прокатила и вообще за все, — махала Ира из проема вагона, втискивая билет в руку проводнице.
Лиза молча махала ей вслед. Щека горела.
***
Елизавета Андрияненко не привыкла целоваться с людьми. В школе, в седьмом классе среди девчонок появилась привычка: при встрече обязательно чмокнуться в щеку. Каждая с каждой. Мэри Маргарет следовала этой моде. Лучше сказать так: она была одной из первых, заметивших, что в девятом классе так принято, а значит и у них так должно быть. Лиза морщилась каждый раз. Девочка целует девочку. Разве так можно? Что это значит? Почему так? Руби целовала Мэри Маргарет, Мэри Маргарет целовала Руби, а Лиза старательно увиливала от этого ритуала. Ей было страшно, что кто-нибудь заметит, что для нее — все это по-другому. Дэвид смеялся и становился в толпу к целующимся девчонкам, поглядывая в сторону Мэри Маргарет, а они выталкивали его из своего ритуального круга. «Только девочки!» Тогда он целовал Нила, и тот отпихивал его: «педик, что ли?» Дэвид шутил, Нил, разумеется тоже. Ведь Дэвиду нравилась девочка, как и полагается. И Нилу тоже. Лизе мало кто нравился. Она считала, что влюбиться — не для нее.
Лиза не любила целоваться с людьми и никогда не поддерживала эти игры. Но сейчас, стоя на перроне, жалела об этом. Ира сделала это легко, как само собой разумеющееся, а Лиза не смогла ничего сделать в ответ. «Надо было сделать то же самое! Дура». Ну ничего, для Иры у нее был другой поцелуй: нарисованный на бумаге, уезжающий вместе с ней в Нью-Хейвен. Возможно, совсем скоро они нарисуют еще много таких. Возможно, что-то еще… Что еще? Выспаться бы. Лиза всю ночь провела с Ирой, а до этого простояла на ногах несколько часов, а до этого… Мысли бежали, пока глаза выискивали поворот к дому. Мэрлин, наверное, закатил вечеринку до утра. Хоть бы все уже улеглись. Лежат наверняка штабелями в зале-кухне. Ей хотелось побыть одной с этими сладкими, дающими надежду мыслями.
Лиза оставила Ире другой поцелуй: рисовала тех двух женщин, сепия ложилась на бумагу, а в голове стучала глупая мысль: «ты — моя тушь». Ложится на бумагу сразу, просто так не отпускает, с годами не блекнет, ничем не смывается. Не выцветает, не исчезает, не меняется. Ира так же оставляла следы: на стаканчике губной помадой, в рюкзаке шлейфом духов от шарфа. Кажется, это до сих пор там, в глубине рюкзака. Или ей чудится лишнее. Поспать! Ира оставила на ней след и сейчас, на ее щеке. Лиза не любила целоваться с людьми, но Ира не из их числа. Ради Иры менялись правила. Не влюбляться в бывших? Кто вообще это придумал? Чушь! Бывшие не меняются? Ну и что? Это же и прекрасно! «Ты — моя тушь». Не писать пьяной, не звонить по телефону, не… В кармане монетка. «Чтобы ты не сомневалась». Лиза больше не сомневается ни в чем.
***
Ира только ближе к городу поняла, что даже не сообщила Дэниелу о том, что поменяла билеты. Писать ему уже было поздно, он наверняка все еще спит. Взять такси, доехать до дома. О чем она только думала всю дорогу? В голове до сих пор звучал джаз, и похрипывающий саксофон уводил ее на вокзал, где Лиза проводит пальцем по ее запястью, а мурашки пробираются по загривку прямо к затылку. Это химия, биология, физиология, еще что-то, чему она не знает названий. У Иры в голове другие слова, они складываются в строчки, и больше ни о чем не хочется думать. Рваный ритм джаза до сих пор в ушах: бешеное стаккато, пляшущее прямо в ней.
Она не писала стихов с девятого класса. Это все глупости, которые выходят из-под ручки случайно, порывом, когда луна слишком яркая, а все уроки сделаны, но спать не хочется. Когда на литературе ты ответила, и уже скучно, а за окном весна вовсю, и у тебя в голове до сих пор отдаются отголоски поэтов какого-то там века. Это все глупости. А потом ты влюбляешься, и понимаешь, зачем можно писать стихи. Порывы уже не случайные, а самые настоящие, живые. Она никогда даже в сторону твою не посмотрит, твоя одноклассница, девочка из другого мира, девочка с другой планеты. Елизавета Андрияненко. Но разве запрещено писать стихи той, которая никогда их не прочтет? Разве запрещено в нее влюбляться?
Какая потрясающая весна в Нью-Хейвене, на всей планете! Ира не писала стихов с девятого класса. «Мне же уже двадцать три. Какие стихи?» Она никогда и не влюблялась с тех пор. Она думала, что это тоже детские глупости, которые проходят со временем. И в этом она тоже ошибалась. Рисунки не врут, стихи тоже.
«Распусти свои светлые локоны, пусть лягут волной.
Поплыву по ним первым рейсом к тебе, не домой.
Ну, а что если дом не адрес, не координаты,
и не место на карте? Карты. Карты брошены, взяты,
и игра - не игра. Мой барометр дико беснуется,
это море в твоих глазах, оно и во мне волнуется.
У штурвала уже никого: не ладятся встречи, не строятся планы.
Ты, смеясь, кидаешь бубновую. Сверху я, разумеется, пиковую, и тоже даму.
Нет, совсем не игра, рисунки не врут. Они вычерчены твоими руками,
как по коже моей до мурашек. Нас уже не штормит, накрывает цунами.
У штурвала мы обе. Какие координаты, куда мы плывем?
Это важно, когда мы вдвоем?
Нет».